Блеснул кинжал, и боль пронзила живот Целлики. Ноги подкосились, и она рухнула на пол. Мир померк. И лишь издалека доносился голос Мирин, выкрикивающий её имя.

Кален, должно быть, сильно вымотался — и, в самом деле, он уснул чуть не на рассвете. Мужчина проснулся примерно в полдень — отдохнувший, но сходивший с ума от жажды и голода.

Дрен был несколько удивлён из-за того, что Целлика его не разбудила — лоханью воды, например, как она любила. В некотором роде Кален был даже расстроен, что девушка так не сделала — он бы схватил лохань и тут же напился бы.

Кален огляделся, но Файне уже ушла. По правде говоря, он не был удивлён. Такую женщину, как она, не удержишь в постели не просто на ночь, но и на полдня. И если бы Файне осталась, то, Кален был уверен, не преминула бы разбудить с утра.

Желания этой женщины — этогосоздания…

— Росший вот так — в ненависти, вечно побитый, не ведавший любви, — произнесла Файне ночью, сверкнув серебристыми, лишёнными зрачков глазами. — Это не принесло тебе счастья, разрушив на корню возможность связи со смертными женщинами, не так ли?

— Да, — выдохнул Кален. Магия девушки обострила его чувства, а её руки обжигали огрубевшую кожу. Её губы, о боги, и зубы…

Файне усмехнулась ещё шире — стали видны острые, как иглы, клыки.

— Хорошо.

Кален поёжился от воспоминания.

Он заставил себя встать с холодной, помятой постели и потянулся. Пахло ею. Запах Файне был повсюду — сладкий, дурманящий и развратный.

В зеркале отразилась его физиономия — лицо заросло бурой щетиной. Файне хихикала, дотрагиваясь до заросшего подбородка.

Картины предыдущей ночи затмили его разум — Кален всегда подмечал детали, но вся внимательность была тут абсолютно лишней. Для него Файне представлялась как запретный, но в то же время весьма привлекательный идеал. Память об удовольствие в купе с затенённой болью.

— Ты говори, если я буду делать тебе больно, — предупредил её Дрен.

— А зачем? — только и спросила она.

Файне прошептала ему на ухо лишь одно слово, от которого всё естество Калена сотряслось в агонии. Он боролся с умопомрачением, чтобы сильнее поцеловать девушку. Его пальцы вонзались в её плоть, вырывая сдавленные вздохи с губ Файне.

— Я не могу контролировать собственную силу — я не всегда чувствую это. Ты должна сказ..

— Ты не понял, — в её улыбке не было ни тени невинности или смущения. — Зачем?

Кален ещё раз вздрогнул, и воспоминание померкло.

Да, боль была, но не физическая. Болели их сердца. Сломанные вещи, которые таковыми и должны быть.

Мужчина тряхнул головой, чтобы прояснить разум. Он поплёлся в одних только подштанниках к двери.

В большой комнате всё выглядело почти так же, как всегда. Но Дрен сразу увидел, что не горели угли под котелком, которые каждое утро подогревали рагу, а сам котелок висел пустой.

Кален нахмурился. Никто сегодня не ел что ли?

И — когда он прошёл чуть дальше — мужчина увидел красно-чёрную лужу на полу, натёкшую из-под двери второй спальни.

От сонливости не осталось и следа — Калену потребовалось мгновение, чтобы прийти в чувство. Мужчина услышал слабое, прерывистое дыхание, которое тут же узнал. Не задумываясь о возможных ловушках или опасностях, Дрен кинулся в комнату Целлики.

Полурослица лежала там. Вся одежда девушки была бурой от крови, а сама Целлика была белее мела. Кален бы счёл подругу мёртвой, если бы не едва ощутимое дыхание.

— Целлика, — Кален рухнул на колени рядом с ней. — Боги. Боги!

Глаза полурослицы открылись, и губы девушки шепнули:

— При…вет. Светлых монет?

— Целлика, — Кален нежно приподнял её голову. — Сестрёнка…

— Только посмотри на это, Кален, — дрожащей рукой полурослица показала на чёрную от крови льняную рубаху. — Убили меня, Кален. Всадили нож прямо в брюхо. Отравленный. Это не сможешь исцелить даже ты.

Кален нерешительно поднял руки. Мужчина знал, что Целлика была права. Раны были слишком глубокими, а яд уже полностью рассосался в крови. Он не мог исцелить её — не с жалкими крохами, оставшимися от былой силы паладина.

Но он должен попытаться. Он должен.

Око трёх богов, Хельм, Тир, Торм, кем бы ты ни был — услышь мою молитву.

— Нет, Кален, уже четыре часа минуло…слишком поздно.

— Замолчи, — Кален с силой сжал снятое с пальца кольцо — символ Хельма вдавился ему в кожу. Дрен поклялся, что никогда ни о чём не будет молить, но он будет умолять, если это сможет спасти его сестру…

— Не делай этого, Кален, — произнесла Целлика надломленным, слабым голосом, но всё же Кален помедлил. — Не для меня.

Дрен посмотрел ей прямо в глаза и кое-как произнёс, сглотнув ком в горле:

— Позволь мне спасти тебя.

— Ты не можешь, — покачала полурослица головой. — Прибереги это для неё. Дварф… он забрал её.

Рас, понял Кален

— Кого? — прошептал он. — Кого он забрал?

— Мир…Мирин.

Целлика прерывисто, тяжело закашлялась — такое впечатление, что ей мешало толчёное стекло, забившее глотку.

— И Файне.

— А что с ней? — Кален кое-как поборол свой кашель, чуть не скрутивший его как всегда не вовремя. — Ты её видела?

Целлика покачала головой.

— Я видела… — зрачки девушки расширились, словно от испуга. — Неважно.

— Я не понимаю, — Кален почувствовал, как внутри закипает гнев.

— Я знаю… — Целлика сильно сжала его руку. — Мне знаком этот взгляд.

— Целлика, — прервал её Кален. — Целлика, я клянусь тебе. Я найду его, а когда найду…

— Пожалуйста, не надо. Не заставляй меня умирать, слушая…такие тёмные слова, — в глазах девушки заблестели слёзы. — Если мне придётся…умереть, чтобы напомнить тебе…чтобы спасти от… — она слабо махнула рукой, словно не могла подобрать слово.

— Ты не умрёшь.

— Просто помни, кто ты, — слабо усмехнулась Целлика.

Кален сглотнул.

— Я ничто. Лишь тень мужчины — не подходящий для…

— Ш-ш-ш, — закатила глаза полурослица. Девушка потянулась и отвесила ему лёгкую пощёчину. — Идиот.

А затем изо рта у неё полилась кровь, и Целлика сделала жадный вдох. Кален крепко прижал её к себе, чувствуя, как ещё бьётся сердце сестры.

— Помни, — прошептала та.

— Я… — Кален сильнее сжал её руку. — Я буду помнить, но ты будешь рядом, чтобы напоминать мне об этом.

— Как очаровательно, — рассеянно улыбнулась Целлика. — Как всегда, это…

Свет в глазах полурослицы померк, и она так и не закончила фразу.

Постепенно ощущение реальности стало возвращаться — правда, мир виделся в чёрно-серых тонах.

Мирин несколько мгновений мучительно пыталась вспомнить, кто она, и гораздо больше времени ей понадобилось, чтобы понять, где она находится: в полутёмной комнате с каменным полом и стенами. Тонкий луч солнца проник через высокое окно, тускло осветив помещение. Она слышала над головой и вокруг громкие щелчки и жужжание, как будто исходящие от какого-то механизма — скрежет камня о металл.

Рядом сидела Файне, глядя на потолок и что-то тихо бормоча. Справа её лицо украшал синяк, а левая рука была повреждена — та как-то странно повисла.

— Файне? — Мирин попыталась позвать её, но во рту было нечто комковатое и мягкое.

— О, хорошо, ты очнулась, — сказала полуэльфийка. У неё кляпа не было. — Я почти... вот.

Файне резким движением дёрнула руку назад. Мирин услышала громкий хруст, и вывихнутая рука вернулась в сустав. Девушку чуть не вырвало.

Файне огляделась и придвинулась к ней.

— Теперь, — сказала она, — ты мне обещаешь не кричать и не пытаться колдовать — словом, ничего такого, что может услышать дварф?