Это можно только пережить: как горе или похмелье.

Переболеть.

Им, реальностью и своими дьявольскими чувствами.

Я накрыла живот ладонью, прислушиваясь к ребенку. Ждала шевелений — я всегда их ждала, когда клала на живот руку, но было тихо.

Он здесь, не уехал, как я надеялась… Но если повезет, Андрей обо мне не вспомнит. Какое ему дело до случайной девчонки. Он сделал меня любовницей, теперь я поняла, почему роман был тайным, откуда дорогие подарки, и зачем снял отдельную квартиру, но вместе жить не стал. Поняла о нем все.

А патроны, которые я нашла в сумке? Не разбираюсь в боеприпасах, но таких я не видела. Мне не хотелось верить, что у Андрея было дело, и он нашел меня, чтобы просто расслабляться в перерывах.

Подумав, я ввела в поисковик: «патроны с черным наконечником».

Он оставил мне драгоценный подарок — подарок на всю жизнь, и я хотела докопаться до правды: что на самом деле значил наш короткий роман.

Я думала, ничего не найду, но ошиблась.

Черный цвет — маркировка бронебойных патронов. Спина покрылась мурашками, словно ко мне прикоснулось что-то холодное и жуткое.

Зачем они?

Открыв криминальную хронику, я интуитивно вернулась к событиям весны.

Отлично помню день, когда нашла патроны в сумке Андрея. Я решила оставить малыша и уйти от него. Но в ту дату ничего подозрительного не было. Тогда я посмотрела все, плюс минус месяц. Мелкий криминал отмела сразу. Внимание привлек случай: в пригороде сгорел грузовик, двое убитых в кабине, криминальный след.

Я сопоставила дни: почти начало нашего романа. Он уже снял мне квартиру и пришел на ночь — это был второй или третий день. Уставший. Много курил, выпил и рано лег спать. А секс в ту ночь был один раз, хотя он любит чаще. Расслабился и сразу уснул.

Я листала дальше. В мае еще один случай. Такой же, но с легковой машиной. Повинуясь чувству, снова нашла его фото и внимательно рассмотрела каждое. В прошлый раз у меня от волнения все перед глазами качалось. В этот раз я была внимательнее. Меня интересовали его армейские снимки.

На последнем фото он изображен с сослуживцами.

Рассмотрев с профессиональным пристрастием парня слева, я опознала в нем Шелехова. Форма носа и подбородок чуть другие, возраст уже не тот, но это определенно он… Как будто сделал пластику, время так людей не меняет. Но глаза и основу не исправить — это он.

Второго я не узнала.

Подумала сначала, что это парень, что играл с нами в карты, но тот моложе был и внешность не та. Мужчина на снимке был черноволосым, с красивым лицом и уверенным взглядом. Породистый, волевой. Такие люди со временем становятся крупными бизнесменами, или… В их случае путь был другим, но в момент снимка они еще об этом не знали.

Я прикусила губу, съедаемая тревогой и нехорошим предчувствием. Ненавижу это ощущение будущих бед: призрачное, неизбежное. Так же я себя чувствовала в утро, когда мама погибла под колесами. Не знала, что случилось, но раздался звонок и я вздрогнула, с упавшим сердцем поняла — плохие новости. Я просто знала это, ни капли не сомневалась, что будет больно, когда сняла трубку…

Сейчас так же.

Чем больше я копалась, тем больше понимала, что угодила в яму с тварями. Даже хуже: одну из них полюбила.

Я была права: все серьезно.

У них крупное дело.

А я теперь опасный свидетель. Я знаю, кто это делает и где их найти. Андрею ничего не стоило помочь мне в клубе — его боятся, и браслет, что он подарил, для него просто мелочь. Недорогая побрякушка. Если вообще покупал — принес подарок без футляра, просто из кармана достал и срезал ножом бирку. Подвернулась ему девушка под руку, он решил скрасить время. Беременность, которую я спасла, только спутала ему карты.

Спутала бы. Если бы знал.

— Ты развлекался, да? — прошептала я. — Просто развлекался…

Я просмотрела номера статей, за которые он был осужден. Горло сдавило, словно кто-то вонзил туда острый шип. Больно. На уровне тела, не только чувств.

Прочла обстоятельства ареста.

Увидела фото, где он стоит на мосту, слегка расставив руки в стороны, словно в раздумьях — поднять или нет. Женщину с младенцем на руках, она рядом, около заблокированной машины, смотрит на него.

Нехорошее предчувствие усилилось.

Кто она?

На следующем снимке она старше и в другой обстановке. Дина Кац. Темноволосая женщина с драматической внешностью. Улыбается, но у нее глубокая тоска в глазах. Из-за этого хочется на нее смотреть — взгляд не оторвать. Из тех людей, что увидишь и потом не забудешь. В ней тоже есть крупица неясной темноты, которую я разглядела в Андрее. Красивая, но странная. Не от мира сего…

В глубине квартиры хлопнула дверь — вернулась хозяйка.

Я спрятала телефон, мысленно все еще пребывая в прочитанном, пыталась это переварить. Хорошо, что он не знает, где я… Даже если донесут, Андрей не сможет меня найти. Только вот к тете, адрес которой он легко узнает, мне возвращаться нельзя. Учебу тоже придется бросить. Забыть о старых друзьях и местах, где я появлялась. Придется поменять врача и переехать… У меня сердце холодело при мысли, что он или его друзья смогут меня найти.

Я поежилась, вспомнив взгляд Шелехова.

Он так холодно смотрел… К взгляду Андрея я привыкла, но он…

— Лена, — позвала хозяйка. — Ты дома? Вещи раскиданы…

Когда попала в квартиру, кажется, бросила все в коридоре, под таким была впечатлением.

— Сейчас уберу, — пробормотала я, поднимаясь с постели.

Поморщилась: пока лежала, тянущая боль почти не ощущалась, но сейчас усилилась. Нехорошая какая-то боль.

— Галина Петровна… — от боли даже дыхание перехватило. — Я не могу… Мне плохо.

Я согнулась, придерживая поясницу и прикрыла глаза, как больная птица. Хозяйка остолбенела на пороге.

— Вот так новость… Леночка, ты беременна?

Я могла только дышать. Из-за позы видно, что я в положении даже под просторной футболкой. Слишком красноречиво дышу и держусь за спину. Сейчас начнется… Погонит с квартиры: кому нужны эти проблемы, детские крики по ночам. Ладно, и так придется съезжать.

Я кивнула.

— Тебе плохо? Ляг!

— Живот болит, — простонала я, пытаясь устроиться на кровати.

— Давно? Хватает сильно?

— Несколько часов. Да.

— А с лицом что?

Я забыла про ссадину.

— На меня напали, — я начала придумывать на ходу. — В подъезде, испугали сильно.

— Тебе врача нужно, Лен, — неожиданно серьезно заключила она. — Скинуть ребеночка можешь. Пойду скорую тебе вызову.

Я хотела заспорить, но не стала. Легла на бок и уткнулась лицом в подушку. Она пахла лимонной свежестью — запах лимона напомнил об Андрее. Страдальчески сжала губы и заплакала: от страха, боли, неясных перспектив…

Я не хочу быть одна.

Только сейчас поняла, насколько сильной женщиной была моя мама. Я не такая. До безумия рада, что сняла комнату и хотя бы хозяйка обо мне похлопочет, но мне бы хотелось, чтобы это был кто-нибудь близкий: мама, или тот, кто сделал мне ребенка, если бы он был другим…

Маленькое желание, которое никогда не сбудется.

— На вот, выпей, — хозяйка принесла мне стакан воды. — Скоро будут.

Я в одиночестве давилась водой и слезами, пока они не приехали.

— Что со мной происходит? — взволнованно спросила я, когда в комнату вошла молодая врач.

— Не знаю, — ответила она. — Сейчас выясним. Поедем в стационар?

Стационар. Отрезвляющее слово.

Наверное, я не справлюсь…

Голубоглазая доктор холодно смотрела, как я, тихо плача, беру сумку с документами. Уже через полчаса я ждала очереди на УЗИ. Было зябко — или так казалось, я сжалась на кушетке и смотрела в пол, считая минуты. Почему-то в такие моменты ни о чем не думаешь. Что со мной, врачи еще не выяснили, но вели себя так, словно это рутина… А у меня вместо сердца был лед от страха. Я вцепилась пальцами в тонкие плечи и завтра, скорее всего, увижу на них синяки. Когда вытянулась на холодной кушетке перед врачом, то ждала приговора.