С губ сорвался стон, но не от физической боли. Телу не так паршиво, все заживет, а вот состояние безысходности вызывало желание выть, забиться в нору, чтобы не трогали, спрятаться. Выждать. Решить, как ее спасти.

Как ни крути, как ни складывай кубики — исход один.

Живым не отпустят.

Власов прикончит его, когда получит свое. После того, как при всех повесил его и нассал на спину, в живых таких врагов не оставляют. И Демьян поймет в чем дело, если бросить работу.

Телефон снова завибрировал.

Шелехову доверять нельзя, они давно с Демьяном в одной связке.

Надо тянуть время. Тянуть, пока он не придумает, что делать.

Андрей написал сообщение:

«Уладил вопрос с поставщиком? Пока веду наблюдение».

Сразу же пришел ответ: «Тебе предоставят замену».

Встречаться нельзя. Шелехов не дурак — сразу все поймет. Лицо разбито, глаз затек, на шее борозда от петли. И так что-то подозревают. Нужно на раскаленных углях пройти между ними, чтобы выкрутиться. Ладно уже сам. А вот за нее, выходит, все нужно бросить в топку, все спалить. Чего ради? Из-за дурочки, которая не решилась аборт сделать?

Андрей бросил телефон обратно.

Придется всех валить.

Но сначала надо найти информацию на Власова: где обитает, чем живет, кем дорожит. Как на него вышел: Андрей умеет скрываться, но тот раскрыл адрес. У Лены скоро день рождения. Можно попытаться выпросить свидание. Он бы выпросил — если надо, ботинки бы лизал, но Власов осторожный. Второй раз на встречу не придет. Как только вычислил?

Власов признался, что Пашу Гринина кончили его люди. Три дня назад… Андрей снова затянулся, просчитывая цепочку. Пашу он не видел давно. В последнее время старался держаться подальше из-за Лены и особо не светился. Но когда труп нашли, Шелехов его вызвал: на теле остались следы пыток, был допрос. А накануне они с Леной гуляли в парке… Затем переезд, на новом месте их накрыли.

Гриня за ними следил? От неожиданной догадки Андрей прищурился. Если так, Шелехову он о Лене не сказал, может, не успел, может, не захотел… Цель теперь не узнаешь — Гриня мертв.

Его допрашивали люди Власова: это факт.

Что еще мог им рассказать?

Гриня был на подхвате у Шелехова: о деле подробностей не знал, о заказчике тоже. С ним не делились информацией сверх его задач, а задачи были мелкими.

Но они вместе терлись в клубе.

Их видели.

А Власов давно рыскал по городу, его искал, Лену. Значит, кто-то слил, что Гриню видели в компании Андрея, поэтому тот стал мишенью. Кто-то из клуба слил. Осторожностью он не отличался, не такой, как они с Шелеховым. И о бабах своих трепался. Сплетню о Лене тоже он принес. Может, потому не стал о ней Шелехову доносить, когда их вместе увидел: у Лены уже живот подрос. Андрей облизал горячие спекшиеся губы. Неприятное ощущение — словно старые раны лижешь.

Гриню к нему мог приставить только Шелехов.

И ничем ведь себя не выдал.

Твою мать… Сергей и после обнаружения трупа мог его вызвать затем, чтобы проверить реакцию. Мог решить, что он, Андрей, Гриню и прикончил за слежку.

Он затянулся в последний раз, и погасил окурок в переполненной пепельнице.

Как она там? Вечно ведь мучилась с животом… Маленькая, боязливая — и одна там. Чувства Каца стали предельно ясны. На своей шкуре осознал, как это страшно: когда женщина носит от тебя ребенка.

— Я тебя пришью, тварь, — Андрей выдохнул последний глоток дыма.

Начало болеть горло. Есть плюсы в том, чтобы одному жить. Не нужно делать над собой усилие, говорить, но эмоция была такой мощной, что захотелось вслух.

Власову звонить рано.

Без камней или хоть чего-то, что можно притащить в зубах, к Лене не пустит. А с такой рожей после приколов власовских, дома пару недель отсиживаться.

Две недели — это до хрена.

Она не выдержит столько.

Реально придется унижаться. Власов любит, когда пресмыкаются, признают главенство. Если Андрей сапоги будет целовать ­— ему польстит. А камни не факт, что удастся достать или выкупить, не привлекая внимание Демьяна.

С Власовым придется разбираться тихо.

Лену нужно вытащить до того, как тот что-то заподозрит. Но сначала нужно увидеться, узнать, где ее держат.

Несмотря на поздний час, Андрей набрал номер Власова, который дали для связи. Он ответил через несколько гудков и насмешливо спросил:

— Есть новости?

На заднем фоне музыка, мужские голоса и пьяный женский смех.

— Предупреждение. Ей нужен врач, лекарства, — как он ни старался, язык начал заплетаться. — Нельзя, чтобы ей стало хуже.

— Не волнуйся. Мы все сделаем. Когда начнешь работать?

— Восстановиться надо, — он потрогал языком ссадины во рту и на губах. — Я не могу к ним пойти так. Отлежусь пару недель. Потом время, чтобы втереться в доверие, выяснить, где твои камни… Может, придется использовать подставную машину, передашь мне порцию, чтобы я Демьяну отдал и выяснил, где он все держит… как сбывает… Это время, Роман, пойми.

— Ты к чему клонишь? — догадался Власов.

Рядом рассмеялась женщина и, кажется, он зажал ей рот.

— Ни к чему… — он помолчал. — У нее день рождения в сентябре… Дашь встретиться?

— У твоей сучки?

— Она не сучка, Ром… Не шлюха. Она не при делах. Студентка, художница…

— Ты где ее подцепил? Днище полное, а бабы всегда больше любили.

— У нее осложнения, — ремарку Андрей пропустил мимо ушей. — Не сможет одна долго. Дай нам встречи, ей легче станет, не будет нервничать, и тебе будет легче, и мне… всем…

— Да прекрасно себя чувствует твоя сучка. Знать тебя забыла.

— Не ври, — он начал глотать звуки от ярости.

Хотел унижаться, но мало в нем смирения.

— Слушай, Андрей, давай так… Пока ты восстанавливаешься, никаких встреч. Начнешь работать — звони. Будет хорошее настроение, а у тебя успехи — почему нет? Сходишь на день рождения к своей сучке.

Он отключился без предупреждения.

Андрей опустил голову, сжав трубку между ладоней. Ну ладно. Пусть куражится.

Посмотрим, сохранит ли он гонор, когда они поменяются местами.

Сентябрь пришел с дождями.

Я смотрела на непогоду, сидя в кресле. Сад за французским окном стал унылым. Клумбы и плетеную мебель залило, яркие кленовые листья прилипли к мокрой дорожке.

Первая неделя в заточении была очень тяжелой.

Что бы я ни делала, перед глазами стояло поразившее меня зрелище: Андрей бьется в петле, пытаясь освободить руки. Я не знала, что с ним случилось, когда мы расстались. Весь следующий день я пролежала. Когда надзирательница забрала нетронутой тарелку с ужином, ко мне пригласили врача. Помня о договоре с Власовым, я делала, что говорят, но оставалась безучастной. Мне сделали УЗИ, осмотрели, и оставили в силе прежние назначения. К этому моменту ребенок зашевелился сам. Пол я не спросила. Это наше с Андреем… Даже мысль, что они первыми узнают, кто у нас родится, вызывала отвращение.

Когда врач ушел, мне снова принесли ужин. На этот раз фрикасе с рисом. Я лежала калачиком, пока надзирательница возвышалась над кроватью, сложив на груди мощные руки.

— Я тебя предупреждала? — сурово спросила она. — Мужики разбираются, а проблемы потом у тебя. Не мучь ребенка. Ешь.

Она так и стояла, пока я не спустила ноги на пол. Засуетилась, пододвинула столик, чтобы было удобно.

— Ешь, ешь…

Куриное фрикасе оказалось с грибами. Я попробовала, вспомнив, как Андрей говорил: от стресса не чувствуешь голод. Уговаривал съесть суп, после того, как сам практически похитил… Воспоминания вызвали боль. Даже глаза погасли. Как бы я хотела оказаться в его квартире, где все просто и знакомо. Дни, что мы провели вместе были непростыми, но только потеряв, их оценила.

Мне его не хватает… Несмотря на дым на кухне, на кошмары. Мне не хватает его.

— Верните браслет, — попросила я, когда охранница собирала посуду. — Он в моей сумке.