— Вот мы и остались одни, — прошептала я.

Следующие полгода были самыми тяжелыми.

Затем я привыкла.

Разобралась в деталях пекинской жизни, купила карту, научилась пользоваться транспортом. Как и обещали, мне помогли устроиться.

Я наняла няню — молодую китаянку из Хэйхэ. Она немного говорила на русском. Аня научилась сидеть и беззубо улыбаться. Волосы начали темнеть, и в лице я все чаще видела его черты — если мне, конечно, не казалось. Вспомнив старые планы, я вернулась к работе, собрала портфолио и даже задумалась о заграничной учебе, раз уж я все равно тут.

О нем я почти не думала. Правда. Чужая страна, работа, маленький ребенок, отчаянные попытки обустроиться и зацепиться съедали все время.

Все чаще я ловила себя на том, что вечером, падая с ног от усталости, пью чай и обдумываю планы на завтра, и в мыслях нет сожалений о прошлом или тоски. Книга Дины правда помогла — помогла мне смириться.

Но все чаще он приходил во снах.

Всегда днем, при солнечном свете — не звал с собой, молчал и улыбался. А когда совсем тяжело бывало и я выла в подушку перед сном, он целовал темя, и что-то нежно шептал на ухо. Я ни слова не разбирала, но то были светлые сны. Андрей в них выглядел, как в день нашего прощания в госпитале и от его пальто пахло табаком и мятой.

Ты сказал мне: сама сломала себе жизнь. Ты был не прав.

Я просто тебя любила.

Но был прав в другом: пройдут годы, и станет легче.

Наверное, мама так же носила в сердце чувства к мужчине, которого больше никогда не увидела. Я хочу верить, что он не умер — просто ушел. Пока не найдут тело — я имею право верить во все.

В ложь. В сказку.

У таких людей не бывает могил. Просто однажды они исчезают. Но я смогу навестить его в любом месте, где были вместе: в госпитальном парке, где Андрей подарил веточку шиповника. На обрыве, где любовались городом, а затем сладко, не подозревая о будущем, целовались в машине.

Смогу навестить и даже положить цветы.

Когда-нибудь. Когда я вернусь.

Конец!