Затрещала рация:

— Кирилл не отвечает.

— Это он, — хмыкнул неандерталец. — Приготовьтесь.

Я поерзала и он грубо схватил меня за плечо — не дергайся.

Пальцы впились больно, он сам нервничал. Выманивают, а сами трясутся. Знают Андрея, как сказал Власов.

Мучаясь от озноба и страха за него, я с надеждой вглядывалась в темноту. Они появились неожиданно.

Первым к нижней ступеньке террасы шагнул парень в перекошенном костюме. Я видела его в доме — в охране Власова. Пиджак распахнут, рубашка порвана, словно кто-то резко выдернул оружие из кобуры на боку и зацепил ткань. На колени смятых брюк прилипли травинки. Он надрывно выдувал воздух из разбитого носа. Блики от лампы сделали натянутую кожу на лбу желтой, как у покойника. Лицо искажено болью, правое запястье он держал на весу, бережно закрыв второй рукой.

Андрей стоял позади. Согнулся, спрятался за ним. Из-за головы охранника было немного видно левую, поврежденную сторону лица. Смотрел волком: пристальный, неподвижный взгляд исподлобья, мрачный, резкий изгиб сжатых губ. Как только они появились, охранник рядом со мной поднял руку с оружием. От движения волосы на затылке шевельнулись — до мурашек.

Стало так тихо... Даже дышать перестала.

В тишине раздался звук взводимого курка. Меня держали за плечо, чтобы не дергалась. К основанию черепа прикоснулось дуло.

— Кидай пушку, Ремисов!

Андрей ждал, рассматривая нас из-за живого щита.

Мне в глаза смотрел. Ждал, оценивая обстановку. Я не понимала, что он чувствует, мои глаза были полны боли, по щекам текли слезы, а его не выражали ничего.

— Здесь твоя баба, и живая, кидай! Мне приказали застрелить ее, если начнешь быковать! Сдавайся! Власов с тобой поговорит!

Дуло сильнее ткнуло в мой затылок, принуждая подчиниться.

— Передай, я согласен, — глухо сказал он.

— Сам передашь. Кидай!

Андрей дал заложнику отойти и поднял руки, боком демонстрируя пистолет — подойди, забери. Спокойно следил, как его окружают, но по обреченным глазам и ассиметричному рту было понятно, что он знает, чем все закончится.

Ну зачем ты пришел…

Меня увидеть, убедиться, что жива — для этого привел заложника? Они готовились кинуться, кружили, как стая шакалов, но боялись приблизиться. Наконец, кто-то решительно забрал пистолет — Андрей отдал без сопротивления. Рывком его толкнули к стене, заставив расставить руки и ноги. По одному подойти не рискнули, обыскали группой — грубо и жестко, дергая, как куклу или труп.

— Повернись, — сказал охранник, а когда Андрей сделал это, сложив за головой руки, резко ударил в лицо.

Тот отшатнулся, налетев на бойца, заблокировавшего со спины. Его брали в кольцо. Мужчины были полны гнева. Тот, кто врезал — даже дышал тяжело, задыхаясь от ярости.

— Позови Власова, — невнятно сказал Андрей, взгляд вилял, он пытался держать под контролем всех одновременно.

Мужчине это не понравилось.

— В глаза смотри, тварь, — он шагнул вплотную — Ты наших людей полгода отстреливал. С тобой еще не закончили. Помнишь, как на войне со снайперами поступают?

— Помню, — Андрей усмехнулся, как пьяный.

Ему казалось это забавным. А я поняла, кто эти люди: по их машинам он стрелял, на них охотился. Об этом я читала в криминальной хронике. Когда его разоружили, дуло отодвинулось от затылка и я опустила голову, зажмурившись от отчаяния. Полностью оружие не убрали, я все еще чувствовала холодок на шее. Меня будут держать на прицеле, чтобы он дал избить себя, вывалять в грязи, унизить… Или что там еще делают с пленным снайпером.

Я услышала, что его ударили. Не стала смотреть. Мне хотелось потерять слух и совсем, совсем ничего не чувствовать. Пыталась уговорить себя, что мне не жалко. Я положила ладонь на живот и считала про себя. Сначала до ста. Затем вспоминала маму, учебу… Что угодно, лишь бы отвлечься. Хотя бы мысленно уйти.

Не выдержала, несколько раз кидала взгляды. Заметила, как он упал в центр кольца и его с минуту пинали толпой.

— Шеф, он безоружен, — сказал тот, кто держал меня на мушке.

Я вновь осмелилась посмотреть.

Андрея прижали к настилу террасы ногой. Я не видела лица, только очертания распластанного тела.

Из темноты появился Власов, хлопая в ладони, как на представлении.

— Ну привет, Андрей. Видишь как интересно вышло… Теряешь хватку. Даже у тебя со временем нашлись слабые места.

Мужчины расступились перед боссом.

Я сидела позади и видела спины, только Власов был ко мне лицом. Блики тусклой лампы подчеркивали холеность и некоторую искусственность от счастливой улыбки. Идеальные зубы ее подчеркивали. Власов насмешливо смотрел вниз.

Пожалуйста, встань…

Я молилась про себя, не дыша. Надеялась, что встанет.

— Я помогу вернуть камни…

Андрей неловко сел, подавшись всем телом в сторону, чтобы удержать равновесие. Он был в наручниках, сковывавших руки за спиной. Я не заметила, в какой момент их надели, но, наверное, пинали уже беспомощным. Усталый голос был неразборчивым, но Власов прекрасно понимал его, словно они давно и хорошо знакомы…

— Людей тоже мне вернешь?

Андрей опустил голову.

— Я сразу понял, что это ты. На второй машине догадался. Некоторые нюансы только ты, крыса, мог знать. На третьей пришить тебя хотели, а ты ушел. Ты ж сидел, как ты тут оказался?

— Помогли выйти.

Я заметила, что Андрей говорит приглушенно, но не закрывается. Не видит выхода с таким численным перевесом. Власов разгуливал перед ним по настилу.

— Ты же сам помогал систему безопасности наладить, маршруты. Как так, Андрей? — улыбка исчезла, а искусственность нет. Он продолжал улыбаться без веселья, лицо стало отталкивающим и разочарованным. — Кто так поступает, крыса?

Андрей молчал, все еще пытаясь отдышаться после побоев, да и нечего ему сказать.

— Гриню ваши прикончили? — только это спросил.

— Ага, — кивнул Власов. — Я хочу знать, для кого ты работал. У тебя интереса к камням не было. Кто заказчик?

— Демьян.

Власов не изменился в лице, только хмыкнул.

— Предлагаю сделку, — Андрей сглотнул. — Я узнаю, где камни и золото, помогу добраться до Демьяна. Стану твоим агентом. Только не трогай девочку, ладно? Ты же не был сволочью, Роман. А я расплачусь.

— Как запел. Принесите веревку, — велел Власов.

— Роман, — Андрей замолчал, прежде чем попросить. — Давай не при ней, чтобы она не видела.

Тот отвратительно рассмеялся, выталкивая смешки сквозь зубы.

­— Пусть смотрит. Веревку!

Из седана передали веревку, перекинули конец через балку, поддерживающую крышу террасы, и привязали к опоре. Я не понимала, что они делают. Было жутко от того, как они зубоскалят.

— Роман, она беременна! — зарычал Андрей, когда его потащили к краю террасы. — Лена, отвернись!..

— Что происходит… — я не успела закончить.

Из второго конца свили петлю, набросили ему на шею и столкнули. Веревка врезалась в шею, обрезая просьбы Андрея и последний кислород. Тело выгнулось, ногами он пытался найти опору, но только беспомощно дергался в рефлекторных попытках освободиться из наручников.

Он ведь все сказал… Согласился сотрудничать. Но они издевались из мести. Андрей знал, что так будет, поэтому просил отвернуться. Власов с удовольствием наблюдал за мучениями.

А я не смогла…

Смотрела, как корчится. Они знали, что делают — отвернуться невозможно, когда кого-то истязают на глазах. Я делала себе хуже, но не могла не смотреть, будто это могло помочь.

Вновь начала считать про себя, понимая, что не поможет. Это зрелище что-то убивало во мне прямо сейчас. Наконец, Андрей зацепился за край террасы, балансируя на цыпочках, и судорожно вдохнул. Ему дали продышаться и столкнули снова. Снова борьба за глоток воздуха, напряженные жилы, рывки всем корпусом.

— Не издевайтесь над ним… — я просила с тихим надрывом.

Власов развернулся, снисходительно глядя, как я сиплю и задыхаюсь вместе с Андреем, только я — от истерики.