— А тебе что с того? — рассмеялся Власов. — Так хочешь к своей девчонке?

— Хочу, — прямо сказал Андрей. — Ей скоро рожать. Будь человеком.

Он облизал губы, не зная, как убеждать.

— Ладно, заслужил, — решил Власов. — Разрешу встретиться в ее день рождения.

Почти две недели ждать — до двадцать девятого сентября.

Он успеет подготовиться.

Время тянулось, как резина, а Лена там одна.

Накануне Андрей вспомнил о своем обещании — купил корзинку клубники. Спелые ягоды пахли летом. Пока мыл, заметил, что старается: каждую аккуратно вымыть, высушить, чтобы не потеряла вид. Кто знает, сколько Лене придется там оставаться. Хотелось ее порадовать. Пускай мелочью.

Встречу назначили вечером в лесополосе.

Он не сомневался, Власов примет максимальные меры предосторожности. Хрен что пронесешь. Маячок-«таблетку» сунул в рот, пожевал, пытаясь приноровиться к инородному телу под непослушным языком. Нормально. Маленькая штучка, почти незаметная.

Сам Власов на встречу не явился — прислал своих ребят.

Шестерых. На двух машинах. Вооруженных.

Андрей припарковался и вышел к ним на асфальт. Его окружили, не приближаясь. Среди них были те, кто бил и вешал его на террасе.

— Сними куртку.

Он поставил корзинку на асфальт и выполнил приказ. Почти не чувствовал холода в тонкой рубашке. Пистолет и нож оставил в машине — все равно разоружат.

— Подними руки. Покрутись.

Андрей показал себя со всех сторон, поворачиваясь к ним лицом. С ним обращались, как с особо опасным преступником.

— Руки за голову.

Он послушно сплел на затылке пальцы. Сразу толкнули в спину, вынуждая опуститься на колени, только после этого приблизились. На запястье набросили холодное кольцо наручников, руки сковали, и обыскали.

— Ты без пушки? — коротко стриженный безопасник Власова прищурился. — Совсем пустой? А это что за хрень?

— Ослеп? — невнятно спросил Андрей. — Клубника для моей девочки. У нее день рождения.

Тот пялился на корзинку, не зная, что делать.

— Что спрятал?

Зачерпнул горсть ягод и раздавил об асфальт. Андрей смотрел, как он размазывает сладкую мякоть подметкой модного итальянского ботинка, а затем поднял глаза.

— Это подарок. Не порти, понял?

Безопасник отошел к машине. Уперев руку в бок, позвонил Власову.

— Шеф, у него ягоды… Подарок. Это согласовано? Хорошо.

Он вернулся с упаковкой зубочисток. Проткнул каждую клубничку, пока Андрей наблюдал за этим, стоя на коленях. Руки затекли — браслеты тугие, и с поднятыми руками тяжело. Колени болели. Безопасник не мог успокоиться, не веря, что он не прячет что-нибудь смертоносное в коробочке ягод.

— Ладно, — разочарованно протянул он. — Пусть берет.

Его обыскали еще раз, подняли и, нахлобучив на голову черный мешок, посадили в машину. Везли долго — может и кругами, чтобы сбить со следа. Как же Лену прячут от него.

Мешок содрали, когда машина остановилась.

Роскошный коттедж ярко светился окнами.

— На выход, — наручники так и не сняли, корзинку безопасник взял сам. — Заждалась тебя твоя девочка.

Я обернулась, когда в замке заскрипел ключ.

Власов обещал встречу. Я до последнего не верила, что Андрей придет. Но он стоял на пороге, опустив руки в наручниках.

— Входи, — ему скомандовали, как в тюрьме.

Андрей шагнул в комнату. Мягко, несимметрично улыбнулся, взъерошенный, но целый. Я боялась, снова будет избит…

— Моя девочка, — прошептал он, когда я пошла навстречу.

Поднял руки, чтобы обняла, и дал к себе прижаться. Я оказалась в плотном кольце скованных рук. От одежды пахло свежим воздухом, хвоей и лесом, словно он был за городом. Холодный. Каким-то непонятным образом уже родной мне. Я зажмурилась, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Я никого в жизни так крепко не обнимала. Ну, может, маму в детстве.

— Тише, тише, — пробормотал он. — Посмотри на меня.

За время в плену я стала неповоротливой. Живот под розовым халатом мешал, но я потянулась на цыпочках вверх, гладя Андрею лицо и шею. Ссадины на губах зажили, с шеи исчез страшный багровый рубец. У него было печальное лицо. Доброжелательное, но печальное. Глаза убитые. Наручники лишали свободы движений, он положил ладони мне на затылок и гладил большими пальцами. Грустно смотрел в мои затуманенные слезами и надеждой глаза.

— С днем рождения, моя девочка.

Я расплакалась.

— Ну, не плачь, я ведь здесь? — он посадил меня, рыдающую, на кровать. — Хорошо себя чувствуешь? Не обижали?

Я что-то промычала в ответ, стесняясь искаженного плачем лица, и осипшего голоса. В простых и откровенных эмоциях я напоминала обезумевшую от радости и горя пещерную женщину. Я не могла объяснить, как было страшно и горько без него. Не сумела найти слов. Андрей присел рядом, пальцами прикоснулся к животу.

— Семь месяцев уже? — он улыбнулся, задержал руки. — Шевелится?

— Да, — сипло выдавила я, косясь ему за спину.

Нас одних не оставили.

Дверь в комнату открыта, из проема за нами следил охранник. Пахло клубникой. На полу стояла корзинка с ягодами.

Андрей проследил мой взгляд, и бросил наблюдавшему:

— Принеси, — он прижал меня к себе, гладя голову сухими, сильными ладонями. — Видишь, девочку успокаиваю? Тащи сюда.

Охранник переставил корзинку поближе. На полу остались капли сока, похожие на кровь.

— Подарок, — Андрей заглянул мне в глаза. — Все? Лучше?

Я кивнула, утерла дрожащими руками слезы. После выплеска эмоций наступила апатия. Он не заберет меня, это только встреча. Пусть просто побудет со мной подольше. Андрей неторопливо перебирал ягоды, истекающие соком.

— Все испортили, уроды, — он бросил неприязненный взгляд в направлении дверей, и отыскал целую ягодку. — Ешь.

У меня был печальный вид. Неулыбчивые губы. Вокруг уставших глаз синяки от бессонницы. И ягод не хотелось, но я надкусила алую, с кремовыми прожилками, истекающую сладким соком, клубнику. Сахарная. В детстве любила такую. Яркий вкус перебил вкус моих слез.

— Очень хотел тебя увидеть, — пока ела, Андрей успокаивал меня. — Не переживай. Я все сделаю правильно. Скоро будем вместе… Если еще хочешь… Помнишь, ты меня на «вы» звала?..

Я вяло улыбнулась, жуя клубнику. Может, он ждал, что буду проклинать за то, что бросил здесь… Шепот Андрея отогревал от скованности, холода и постоянного страха. Я прислушалась к себе, вопреки всему, чувствовуя себя в безопасности. Он ведь здесь. Со смерти мамы у меня никого не было ближе.

Представляю, как он уговаривал Власова. Как унижался, чтобы пропустили ко мне. У него ведь тоже никого нет — рядом, а не в мыслях. А та девушка, которая его с ума свела, чужая…

За полчаса я пригрелась у него в руках. Как не хочу, чтобы уходил.

У меня екнуло сердце, когда охранник сказал:

— Власов сказал — полчаса.

Андрей обернулся:

— Дай минутку… попрощаться. Ну хватит тебе, — прошептал он, когда вцепилась в него голодными пальцами. Сдерживая рыдания, я прижалась к шее Андрея губами. — Лена, я за тобой приду. Уже скоро. Я обещаю. Мы расстаемся ненадолго.

Андрей отстранил меня. Взгляд был таким твердым. Я глубоко вдохнула, ощущая вкус слез и клубники на губах, пока он рассматривал мой алый рот…

— Я тебя вытащу, — прошептал он, наклоняясь.

Я не ждала поцелуя. Опешила, когда он слегка захватил мои губы.

Отвыкла…

Нам давно не до поцелуев: я боялась его, а он вел себя отстраненно. Между нами все закончилось в тот момент, когда я ушла, забеременев. Этот поцелуй выбивал из колеи. Нецеломудренный. Не для утешений или поддержки. Так мы целовались в БМВ перед сексом: глубоко и жадно.

Я обвила его шею руками, подалась навстречу, впуская горячий язык глубоко в себя, и ощутила, как он что-то протолкнул мне в рот. Что-то большое.

От испуга я вдохнула носом, боясь подавиться.

Андрей не отпустил.

Перемычка наручников и жесткие кончики пальцев вдавились в затылок — не отодвигайся, терпи. И напор он усилил, не позволив закрыть рот. Навалился на меня. По-хозяйски, невзирая на мой жалобный стон, просунул предмет к внутренней стороне щеки. Он быстрее справился бы, владей языком лучше. Андрей прижал меня к груди и обернулся на охрану в дверях. Я с этой штукой за щекой боялась говорить и двигаться. Ощупала ее языком — похоже на что-то, напоминающее толстую пуговицу. Он давал мне с ней свыкнуться. Мы оба быстро и взволнованно дышали.