Внимательная к гостям, Мать-Царица руководит праздником и потчует приглашенных, отдавая приказы прислуге. Она видит, как Дорис выходит из залы, что­бы переодеться в своем алькове во все дорожное. Следом за ней идёт капитан, Боже, возможно ли? Почему такая спешка, что они не могут подождать еще день, несколько часов, поездку в поезде, номер в отеле? Почему здесь, почти на виду у всех приглашенных?

Да, мама, на виду у всех, у всех приглашенных. Если бы было возможно, на виду у всего города. На виду у девочек и девушек, всех, без исключения, тех, кто ходил за холм и целовался там, тех, кто делал это в саду дома Гедесов с богатыми, тех, кто за прилавком отдавался бродячим торговцам. Да, на виду у этих и тех, кто рассказывал ей о поцелуях и объятиях, вздохах и стонах, открытых грудях и ляжках, вызывая у неё зависть, у неё, монашки, сестры-монахини и матери-монахини. Пусть придут и посмотрят и приведут с собой всех женщин города, и замужних тоже, всех: и серьезных, и легкомысленных, и недотрог, что скрываются в тени садов, и кумушек, что торчат весь день в окнах и в церквях, и монашек монастыря, и женщин легкого поведения, что живут в пансионе Габи, пусть приведут всех, ни одной не оставят дома, и пусть они видят всё своими глазами.

Руки скрещены на впалой туберкулезной груди, глаза широко открыты, почти навыкате, тело сотрясает дрожь, желание кричать, громко, громко кричать! Жусто, разреши кричать, почему ты запрещаешь, почему, моя любовь? Кричать громко, чтобы сбежались все и видели её, бедняжку Дорис, голой, а рядом с ней на постели готового взять её, задыхающегося от желания мужчину. И не мальчишку из коллежа, и не верзилу парня, поспешно сжимающего чью-то грудь и спешащего, так как идут люди. А мужчину, и какого мужчину! Жустиниано Дуарте да Роза, капитан Жусто, самец извест­ный и признанный и весь целиком принадлежащий Дорис, её муж. Слышали? Её муж, её супруг, с согласия церкви и разрешения судьи. Супруг, любовник, самец, её мужчина, целиком её, в постели, алькове, тут, рядом с залой, идите сюда и смотрите!

Сражаться со смертными, простите, ваша милость, и разрешите мне сказать, это не так уж и трудно, я присутствовал при многих сражениях и даже получал удовольствие. Видел, как негр Паскоал Спокойный противостоял взводу солдат: мастер капоэйры просто дурачился, вроде бы это была забава.

С оружием любая драма куда легче. С револьвером в руке христианин смел и отважен, и нет нации трусов. Приставляешь ружье к груди себе подобного и тут же получаешь повышение, становишься шефом наемных бандитов или лейтенантом полиции. Не так ли, мой белолицый брат?

Вот что бы хотелось увидеть, это способность человека противостоять призракам. Ведь призрак, да, сеньор, душа другого мира, бродящая в ночной темноте, изрыгающая огонь из ноздрей, глазниц, с окрашенными кровью когтями, – явление страшное. Знаете ли вы, ваша милость, размер зубов оборотня? И когтей? Это острые-преострые ножи, они поражают на расстоянии.

Однажды, сокращая дорогу, я ехал лесом, стемнело, и вдруг слышу цокот копыт Безголового Мула[26]. Врать по­пусту не буду, увидев животное без головы, с вырываю­щимися из шеи языками пламени, я потерял мужество, способность действовать и закричал. Помог мне мой крестный отец, падре Сисеро, спас меня, аминь! Ему обязан я жизнью и тому непобедимому, которого я взвалил на шею. Лукавый был тридцати метров в длину, где прошел, ничего не осталось, все было выжжено – и кустарник, и трава, и деревья, и гремучие змеи, и маниок, и тростник, всё погибло. Заметьте, ваша милость: стоит заговорить об оборотне, многие мужчины тушуются.

Так вот, упомянутая Тереза Батиста, и только она, способна противостоять призракам, и сказанным я подтверждаю её славу храброй женщины. Она противостояла и победила – и если ваша милость сомневается в моих словах, пусть спросит других свидетелей. Она не бежала, не просила прощения, а если и просила о помощи, то в тот роковой час никто не поспешил к ней, она была одна-одинёшенька, такой одинокой, даже Богом забытой девушки никогда не было. Так Тереза стала неуязвимой. Неуязвимая Тереза, неуязвимая для пули, ножа и змеиного яда.

Ни убавить, ни прибавить мне нечего, слышал об этом правдивом случае я не раз и в разных вариантах: каждый рассказывает о том по-своему, переставляя эпизоды, но факты все те же, хоть и приукрашены. Трубадур из Алагоаса, без сомнения, в ужасе от такого великого подвига и, желая обосновать его, говорит, что Тереза, еще будучи совсем юной, продала душу дьяволу, и многие верят. Другой бразильский трубадур, Луис да Комара Каскудо, очень известный и уважаемый, видя такую бесчеловечность и одиночество, воткнул в руку Терезы цветок, цветок, который рифмуется с болью, а боль – с любовью.

Каждый рассказывает то, что знает именно он, но в главном все сходятся: с некоторых пор здесь, в этом краю, никогда не появляется неприкаянная душа.

Всё может быть, ни за что не поручусь, ничего не оспариваю, ничего не пугаюсь, ни в чём не сомневаюсь, ни к чьему мнению не присоединяюсь, смотрю на всё со стороны. Но обратите внимание, ваша милость, каков сомневающийся во всём мир – та Тереза, которую знал я и могу в том свидетельствовать, по прозвищу Тереза Новая Луна, была цвета меди и медового характера, пела модиньи, была более миролюбивой и мягкой, нежной и кокетливой.

Возвращаясь с реки, дона Брижида разговаривала сама с собой, окруженная тенями. На середине склона уха её достигли крики, которые прервали её однообразный внутренний диалог. Сделав еще несколько шагов, она увидела девушку, связанную по рукам и ногам, которая билась в когтях капитана и Терто Щенка.

Она прячется за мангайрой, прижимает к груди ребенка, поднимает глаза к небу и молится, надеясь на Бога, который обратит внимание на подобную жестокость капитана и накажет его. Когда же придет конец её страданиям?!

Крики раздирают её грудь, останавливают биение её сердца; глаза округляются, рот сжимается, дона Брижида, похоже, сходит с ума, как и обступающий её со всех сторон мир. Жертву держит за руки уже не Жустиниано Дуарте да Роза, её зять, капитан Жусто, а Боров, огромный, чудовищный дьявол. Он питается девочками, высасывает из них кровь, жрет их нежное мясо, пережевывает их кости. Ему помогает Оборотень, верный вассал, он ведет охоту для хозяина, главный пес своры проклятых собак. Лживый и подлый, он при малейшей невнимательности Борова пожирает девочек сам, трусливый, довольствуется падалью. В эти часы дона Брижида способна предсказывать, она все видит внутренним взором, эта её способность ей знакома давно.

Кроме Борова и Оборотня существуют и другие, не менее устрашающие персонажи, но помутившийся разум доны Брижиды не удерживает их в памяти, хотя одного из них она всё-таки вспоминает: это Безголовый Мул, она тут же узнает его.

Безголовый Мул может превратиться в знатную даму, добрую крестную или куртизанку, теперь уже дона Брижида никогда не обманется. Когда Габи в первый раз появилась у зарешеченной двери, это было десять дней спустя после смерти Дорис, дона Брижида открыла ей дверь и принимала в гостиной. Капитан тогда уехал на петушиные бои. Она держала за руку девушку, представилась как крестная и покровительница; сеньор капитан, видите ли, поручил ей найти няню для сиротки дочери. Манеры у доны Габи изысканные, разговор приятный, старушка хорошего воспитания, лучшего и желать не надо для тех, кто так страдает, как безутешная мать Дорис.

Погрузившись в доверительную, почти интимную беседу, они даже не заметили, как вернулся капитан. Он стоял в дверях и, тыкая в них толстым пальцем, содрогался от смеха, который становился всё громче и громче, переходя в непрекращающийся хохот, живот его подпрыгивал. Обычно не смеющийся, капитан бывал страшен, а когда начинал так смеяться, видеть это было неприятно. Несколько раз он начинал говорить, но смех не давал сойти слову с его языка.