Вот Андрей не смог. Жизнь катилась по инерции. Ни жены, ни детей, ни друзей, ни живых врагов. Один лишь суррогат жизни. Хороший дом, интересные хобби, длинные отпуска. И всё это было ему не нужно...
Мир Андрея был похож на армянский лаваш. По консистенции – резина резиновая. По вкусу – только запах дыма из тандыра.
Начинки к лавашу не прилагалось. Потерялась где-то по пути.
В этот раз хотелось бы остаться шаурмой. Радоваться маленьким радостям, чувствовать вкус жизни, оставить свой след в вечности… И не только в виде пятна от майонеза, которое засохло на сером асфальте.
Кстати, шаурма тут, в этом мире, есть. Весьма неплохая.
- В Тёмный Приказ ты уже не успеешь, – подвёл разговор к завершению Соболев. – Так что, твоё благородие, советую заглянуть после кадров в бухгалтерию. Там тебя ждёт окончательный расчёт по нашему ведомству и именная карта.
- Благодарю за совет, ваше сиятельство. Так и поступлю! – отозвался я.
- В приёмной спроси, где лучше поселиться, – посоветовал голова. – Там подскажут места по карману.
А ещё подскажут подведомственные заведения, где за мной приглядят, ага... Куда бы я оттуда ни направился – везде за мной проследят. И выбор места отдыха сразу будет занесён в личное дело. Правда, отказываться всё равно нельзя. Это ещё подозрительнее. Вот если бы родственники были в Покровске… Тогда другое дело.
Но чего нет, того нет.
А я, между прочим, человек молодой. Мне медсестричка коленки строила в лекарне, и глаза у неё были – во! Ведьма!
- Так точно! – только и сказал я, покрепче сжав челюсть.
- Ну, на этом всё… – кивнул Соболев.
- Р-разрешите идти, ваше сиятельство? – поинтересовался я для проформы.
- Подожди. Тебя моя доверенная проводит, – Соболев потянулся к трубке телефонного аппарата, стоявшего на столе, но в дверь уже осторожно постучали.
- Ваше сиятельство? – раздался голос доверенной.
- Нина Степановна, проводи Седова в отдел кадров к Вадиму Фёдоровичу! – попросил ни разу не удивлённый Соболев.
А чему тут удивляться? Эта самая Нина Степановна с ним рука об руку идёт с младых лет. Без всякого личного подтекста. Просто доверенное лицо, которое за годы совместной работы научилось читать мысли начальства. Хороший навык, между прочим!
В сопровождении женщины-функции (она же скала в юбке) я покинул кабинет головы и доплыл по бурным ведомственным волнам до отдела кадров. Там меня заставили подписать кучу бумажек.
Зато мне было выдано постоянное удостоверение личности. В виде браслета на левую руку, с моими регистрационными данными, выбитыми на внутренней стороне. Материал браслета напоминал то ли пластик, то ли бумагу, но при этом не боялся воды, жара и вандализма. В разумных пределах, конечно. А ещё теперь все мои данные можно было считать с встроенного чипа устройством связи.
Дальше мой путь лежал в святая святых любой организации – в бухгалтерию. Куда меня любезно проводил младший служащий отдела кадров. А там меня пристально рассмотрели суровые дамы бальзаковского возраста, хоть в этом мире и не был известен Оноре де Бальзак, и послали…
В кабинет главного бухгалтера.
И началась жестокая война за окончательный расчёт!
Ты! Да-да, именно ты! Ты можешь быть каким угодно суперкрутым и непобедимым воином, но это сражение тебе, парень, не выиграть. Никому не выиграть. Это поле боя всегда остаётся за тылом. И там, где ты требуешь поднести патронов, они тебе суют под нос уведомление об исчерпании бюджета. И плевать, что враг уже в окопы лезет! Нет бюджета – нет патронов. Не повезло.
И даже при окончательном расчёте они постараются сэкономить по мелочи. Ведь, как известно, копейка рубль бережёт.
Но тут я тоже что-то мог. Немного, но – мог!
Два комплекта порванной формы за последние сутки боёв? Увольте, господин бухгалтер! Не я их рвал, а отродья Тьмы. Вот с них и спрашивайте!
Потерянный штык-нож из хладного железа? Не потерянный, а использованный строго по назначению! Не надо грязи!
Новый комплект формы с доставкой в лекарню? А вот тут да, списывайте. Конечно, иначе мне бы пришлось ходить по улицам этого милого городка абсолютно голым… Однако это, понятное дело, вас, уважаемая бухгалтерия, не волнует.
Нет-нет! Я себе срочную карточку не просил! Это ваше пожелание, а я тут ни при чём. Верните двадцать пять копеек в ведомость, будьте добры!..
Итого вышло три тысячи пятьсот сорок девять рублей девяносто четыре копейки. Это жалование за время службы. Минус пять рублей двенадцать копеек – за комплект формы. Плюс тридцать четыре рубля восемьдесят копеек – боевых. Минус сорок четыре рубля четырнадцать копеек – штрафы.
И плюс пятьсот рублей за хорошую службу – от Соболева, который, видимо, неплохо знает свою бухгалтерию.
В результате – четыре тысячи тридцать пять рублей сорок четыре копейки. Для нищего я сказочно богат!
Из бухгалтерии я вышел выжатый, как лимон. На левой руке уютно уместилось удостоверение личности и карточка. Да, тут с карточками гораздо удобнее, чем в моём прошлом мире. Никто с собой пластиковые не таскает – только чип. Как только удалось отказаться от магнитных лент, от них немедленно избавились.
Карточка постоянно на связи с удостоверением. Без этого с неё ни оплатить, ни снять ничего нельзя. Полная цифровизация жизни и никаких церковных протестов. Наоборот, благословение на сие благое дело. Ибо меньше воровать будут.
Тем не менее, наличности это не изжило. Так что в нагрудном кармане формы уютно пристроились тридцать пять рублей, а в боковом кармане брюк позвякивали тридцать четыре копейки – взял наличностью всё, что выше четырёх тысяч. Их я пока трогать не хотел.
В руке листок с адресами пяти подведомственных гостиниц, куда мне посоветовали заселиться на ближайшие пару суток. А у тротуара, за забором – автобричка, которая меня совершенно бесплатно отвезёт туда, куда прикажу. Учитесь раздеребанивать бюджеты на представительские расходы, господа!
Среди выданных мне в приёмной адресов был один, аккуратно подчёркнутый карандашиком. Там, рядом с гостиницей, в пешей доступности, располагались городские торговые ряды. Место весьма полезное в плане закупок.
Мне нужна была красивая упаковка для удостоверения и карточки. Ходить с голым чипом и такими же голым документом в приличном обществе не принято. А по браслету можно даже определить уровень благосостояния хозяина. Прямо как в мире Андрея оценивали по наручным часам.
А ещё мне нужен был телефон. Самый настоящий, мобильный. С выходом в сеть и функцией «звонок маме». Про функцию, конечно, шучу. Мамин номер я и так помню наизусть. И, естественно, понимаю, что разговор будет прослушиваться.
Водитель брички, больше похожий на десятника царской армии, чем на обычного работягу, без лишних вопросов довёз меня до адреса. С разговорами в пути не лез, в зеркало заднего вида внимательно приглядывал – и вообще, если уж иронизировать, не вызывал никаких подозрений.
Гостиница располагалась в старом доходном доме, сложенном из мелкого кирпича. Стрельчатые окна, высокая и тяжёлая входная дубовая дверь. И зелёная крыша под черепицу – хотя там наверняка давно уже профнастил. Самая окраина исторического центра Покровска-на-Карамысе, как никак. Не положено здесь быть «петрушке».
В просторной приёмной, за деревянной стойкой, скучали две молоденьких девушки и такой же молоденький мальчик.
За два рубля в сутки я снял хороший одноместный номер с видом на помойные баки во внутреннем дворе. На вид мне, честно говоря, было глубоко наплевать. А вот наличие климатической системы, тройных пластиковых окон и не только душевой кабинки, но и ванны – это был несомненный плюс.
Тем более, самочувствие у меня было далеко от идеала. Во-первых, тело уже чесалось от въевшейся в него степной пыли. И особенно зудела изменённая кожа. Во-вторых, всё болело. Вроде бы и несильная боль, но ощущалась она в каждой мышце.
Ну а, в-третьих, голова была тяжёлая, как чугунный котелок.
