- А что во втором зале? – уточнил на всякий случай.

- Узнаешь! – усмехнулась проректор. – Думаю, ты скоро туда попадёшь.

- А можно нет? – жалобно спросил я.

- Нельзя! – обернувшись на ходу, Мария строго погрозила мне пальчиком. – Никаких «нет», только «да»!

А потом улыбнулась и уцокала по дорожке в административное здание. Мне же пришлось сворачивать к учебному корпусу, где и располагалась здешняя библиотека.

Там строгая дама, который для классического образа из воспоминаний Андрея не хватало лишь больших очков в роговой оправе – или, наоборот, в тонкой оправе формы кошачьего глаза – выдала мне две стопки книг. И теперь я обязан был их все освоить. Ну если не хочу вылететь из училища раньше, чем начнутся занятия.

Насколько я понял, на этих страницах скрывалось не только то, что мне предстояло сдавать, но и в целом всё, что проходили на первом курсе. А это было ни разу не мало. Даже несмотря на то, что на первом и втором курсах больше внимания уделялось практике.

Пришлось сначала тащить гору учебников в общежитие, а уже потом идти на начинавшийся обед. Ел я быстро. И не потому, что очень спешил вернуться к учёбе, а потому что не хотел встречаться с другими учащимися, которые тут, как выяснилось, иногда появлялись.

Уложился в десять минут. А потом быстренько сбежал ещё до того, как у раздачи возникла полноценная очередь. В комнате я первым делом завалился на кровать – хотелось вздремнуть. Желудок, получивший порцию пищи, настоятельно рекомендовал ему не мешать. Если не час-другой, то хотя бы пять минут.

Но я знал, что эти пять минут легко перерастут в тот самый час. А мне надо было за месяц наверстать весь первый год обучения. В общем, я взял себя в руки, сходил в душ и, ополоснувшись холодной водой, засел за книги.

Первым делом добрался до юриспруденции… Учебник был не таким уж и толстым, что и неудивительно. В первую очередь, курс был рассчитан на то, чтобы объяснить новым двусердым их место в мире. И то, что я читал, мне не очень-то нравилось. Память Андрея подсказывала термин «позитивная дискриминация». И веяло от него каким-то, простите меня, дерьмом.

Итак, став двусердым, я не имел права трогать обычных людей. Не в прямом смысле слова, конечно. А просто нападать на них первым. Случаи, когда двусердый мог применить силу, обговаривались отдельно. И эти формулировки были столь же обтекаемыми, как и возможность применения оружия в прошлом мире Андрея.

То есть обычный человек мог говорить мне гадости, мог в меня плюнуть, мог даже высморкаться в мой пиджак!.. И всё это не являлось поводом дать ему в морду. Вот совсем! И неважно, специально ли он сморкался в меня, чтобы оскорбить, или по привычке пустил пузырь, но пиджаки перепутал…

В любом случае, я должен был вызвать городовых, чтобы те выяснили личность гнусного преступника-сопливца, а потом уже затребовать с него компенсацию через суд.

В этом-то правовом казусе, видимо, и крылся весь секрет… Теперь я не видел ничего странного в том, что двусердые предпочитают с обычными людьми не пересекаться. Да, большинству нормальных граждан и в голову не придёт плеваться в меченых: нас побаиваются, уважают и даже сторонятся. Но ведь на тысячу человек всегда найдётся один дебил, которому и море по колено, и беда не беда, и слюна на мозги давит.

…И лови потом этого дебила, чтобы узнать, кому предъявлять претензии. Неудивительно, что иногда двусердые срывались и начинали просто и без затей бить наглецам морду, не используя свои способности. Такие примеры в учебники приводились. Как, понятное дело, и результаты последующих разбирательств.

Суд нередко вставал на сторону двусердых. И часто, вопреки всякой логике и доказательствам, вытягивал дело на банальный штраф. Наверно, причина крылась в том, что судьи тоже были двусердыми… Эту должность вообще занимали лишь меченые с определёнными талантами. Речь, конечно же, о ментальном колдовстве: судья должен был чувствовать ложь.

Да, судебное производство в царстве Русском, ну и во всём остальном мире, несколько отличалось от привычного Андрею. Споры решались не только на основе законов, но и на основе мнения судьи по каждому конкретному вопросу. При этом судьи заносили все свои выводы и наблюдения в специальный журнал, который потом подшивался к делу. Можно было, конечно, в случае чего требовать пересмотра дела… Но если увлечься пересмотрами, то в дело вступал Верховный Судья.

Нет, не Бог – он, наверно, вступал в дело позже. Речь о его наместнике в этом бренном мире, царе-батюшке. И вот тут приговор обычно был строг, жесток и пересмотру не подлежал. Несложно было догадаться, какие решения принимал царь. Ну или его наследники, которых тоже можно было привлекать для разбирательства. Верховный Суд царства Русского либо карал, и сразу на каторгу… Либо миловал и компенсировал.

В общем, я бы десять раз подумал, прежде чем идти к царю. Правда-правда… Рюриковичи же официально бешеные. У них даже справка имеется!..

И всё-таки, несмотря на то, что суд старался вставать на сторону двусердых, бывали и суровые приговоры. Например, в учебнике приводилась история, случившаяся с тринадцатилетней двусердой из обедневшего рода, которая вынуждена была учиться в обычной школе.

Несмотря на то, что девочка ещё не умела даже «тенькой» пользоваться, её отправили на Сибирскую каторгу в старательский лагерь. И это лишь за то, что она оттаскала за волосы свою одноклассницу, с которой что-то не поделила.

Я, если честно, когда это прочёл, даже не поверил. Ведь просто за волосы оттаскала – и за это на каторгу? Ребёнка тринадцати лет?

Тем более, в материалах дела имелась пометка о том, что эту конкретную одноклассницу не любили многие, и за волосы таскали её часто. За что она регулярно и срывала злость на двусердой. Но суд был неумолим. Почему?

А потому что дело попало на особый контроль к Рюриковичам. И царь-батюшка сказал, что воспитание превыше жалости, а двусердый должен, в первую очередь, уметь держать себя в руках. Потому как кому многое дано, с того… Ну дальше всё понятно, да? Если, мол, двусердый держать себя в руках не умеет, то много бед натворит, а потому отроковица должна достойно пройти свой урок до конца.

В общем, девчонка отбыла своё наказание на каком-то руднике на крайнем севере, три года работая там в столовой. Не представляю, что ей пришлось испытать, и что с ней сталось – тоже не знаю. Но история показательная.

Едва лишь двусердый переходил какую-то черту, его жёстко наказывали. Точка. Но надо признать: сами двусердые приложили немало усилий, чтобы оказаться в таком положении.

Немотивированная агрессия против обычных людей… Жестокое обращение с окружающими… Наглость и привилегии, которых было столько, что уму непостижимо… Короче, достаточно было открыть учебник истории, чтобы согласиться с царём Петром – тем самым, кстати, который по всей Руси «петрушки» понастроил. Говоря простым языком, двусердые вконец охамели, за что и были наказаны. Жестоко, и всех под одну гребёнку? Да! Но ведь было за что…

Правда, был в нашем положении и хороший момент. Строгость строгостью, но государство своих двусердых любило и берегло. Потому, если вдруг жизни двусердого действительно угрожала опасность – он имел право ответить всем, что умел. И, к счастью, термин «угроза жизни» трактовался не так формально, как в мире Андрея. Судя по примерам из учебника, даже пятеро молодчиков, окруживших двусердого в тёмной подворотне, уже считались угрозой. Ещё до того, как начнётся полноценный мордобой.

Кроме того, причиной для оправдания мог быть занесённый кулак или любой другой предмет, включая дамскую сумочку. А также попытка укусить, достать что-либо острое из кармана – и так далее, и тому подобное... В общем, судьи трактовали любой признак агрессии как попытку нападения.

В итоге, жёсткость царя, наказавшего двусердых, компенсировалась лояльностью суда. Честно говоря, память Андрея нашла только одно слово, которое могло бы описать такое поведение судей… Саботаж. Тихий, ласковый, но последовательный.