Тут Боря буквально офигел, потому как на него из метели вдруг волк выскочил!

Город у них, конечно, не столица и даже не райцентр, но что это за метель такая, что волки из леса на окраину пробиваются?

Внутренний голос даже посоветовать ничего не успел.

Боря как стоял, офигев изрядно от радости лицезрения дикой природы, так и упал на спину. А волчара только к лицу бросился и как давай… лизать!

«А-а-а!» – сначала закричал внутренний голос, а потом добавил: «А, ну понятно! Хаски, мать его!»

Глаза то голубые-голубые. А вон и ошейник.

Привстав, и собаку чуть отстранив, Боря девушку обнаружил, что раньше видимо ещё бежала за собакой с поводком в руке, а затем бежать перестала, поводок выпустила. А сама теперь в сугробе валяется. Одни каблуки торчат.

Ножками дрыгает хозяйка, да сразу встать не может. Силы кончились.

Боря собаку по голове погладил, за ушами потрепал, поиграв немного и к девушке на выручку пошёл. А за хозяйкой шлейф по снегу тянулся. Разыгравшись, пёс в самую глубину завёл её, где снега того и выше пояса. А последние метры так вообще тащил, судя по накату.

Боря в снег по пояс залез. И на каблуки покачивающиеся ориентируясь, по направлению к ним и пошёл, как на флагшток реющий на мачте.

– Девушка, вы в порядке? Девушка-а-а! – кричал он для порядка, чтобы не испугать ненароком. А то, кто знает, какой ещё шлейф потянется? Не любит человек сюрпризы на Руси.

С заметным трудом в сугроб пробравшись, Боря девушку ту из снега достал за капюшон сначала приподнял, потом подмышки подхватил. Да за пояс поднял. Лёгкая. Килограмм сорок в ней. Столько же, сколько и в собаке, по сути.

На вид пёсель крупный. Но внешность бывает обманчива.

Достав из снега хозяйку хаски, пёс обрадованно бегать вокруг начал и лаять задорно. А Боря отряхивать находку начал. А та как встала, руками в руковичках шарит перед собой, словно ничего не видит. Снег с капюшона ещё сыплется, в глаза всё мукой белой.

«Может и вправду, слепая?», – добавил внутренний голос: «Собака тогда – поводырь!».

Но тут девушка снег выплюнула с губ и призналась звонко:

– Я линзы все проебала-а-а!

Стоит и ревёт главное. Слёзы такие крупные по щекам катятся, неподдельные. А может и снег растаявший.

Хороша девка. Ресницы в инее, щёки красные. На лице лишнего ничего не заметно. Брови свои, снежинки собрали. Губы только посинели, дрожат. Вот и вся косметика. Околела.

Боря присмотрелся и вздохнул. В джинсы одета тонюсенькие, и сапоги с каблуком высоченным, чтобы повыше казаться, но на зимние не похожи.

Это очевидно, что в каблуках гуляет, так как ростика маленького. Компенсирует. И курточка на ней тоненькая, и шапочка с бубенчиком забавная. А по краям висят как косички, только вязанные. И всё в снегу. Снега столько, словно снежную бабу откопал. Даже лепить не пришлось.

Боря улыбнулся. Бывает же!

– Так, а ну-ка не плачь.

– Я ничего не вижу-у-у, – только громче завыла она, поддержку рядом почуяв.

– Сегодня никто ничего не видит, – ответил сантехник, сумку с плеча достал и чая из термоса в кружку-крышку налил. Затем в руки сунул в руковички. – Пей. Согреешься.

Она зубами о кружку застучала. Хорошо, что из пластика. А зубки ровненькие все. Потому что в брекетах. Беленькие, как будто углём их зачистили и отмыли как следует. Хорошо видно под фонарём. А там и солнце уже с зарёй смешит, через тучи пробивается.

Чай уже не горячий, но тёплый. Губы отогрел. Заморгала, руку с кружкой протянула, кивнула:

– Спасибо.

– Да не за что, – ответил Боря, термос убрал и осмотрелся. Вокруг снежный плен. Стоит девушка по пояс в нём. Пёсу только раздолье, бегает, кувыркается, ныряет.

– Джек! Ко мне! – даже голос командирский в ней появился. А хаски только рядом бегает, но едва приблизится, обратно дёру даёт. С поводком бегает. Да его не замечает.

– Похоже… ему и так хорошо, – ответил Боря и в снег посмотрел. – Но не думаю, что линзы мы твои сейчас найдём. Даже больше скажу, до весны их точно никто не найдёт.

– Как же мне до дома добраться? На ощупь?.. Джек, какашка ты озорная! Ко мне! Пусть твоя Ленка сама с тобой и гуляет теперь!.. Пёсина, жопа ты с ручкой! Сюда иди!

Пёс вроде бы даже рассмеялся в ответ. Морда довольная. А судя по репертуару, что из уст девичьих раздаётся, ей где-то от шестнадцати до двадцати двух. Точнее не скажешь. Что не её собака, да и что не собачница вовсе – заметно.

– А далеко дом-то? – спросил Боря. Жизнь всё равно на паузе.

– Тридцать седьмой. Вот там, – и она показала рукой в неопределённом направлении. Внутренний компас немного сбился.

Боря по телефону посмотрел дом, и прикинул, что это метров четыреста если напрямки, а по тропам так и все пятьсот. Но лучше, чем десять километров.

– Давай баш-на-баш. Я тебя отведу до квартиры и на руки сдам кому-нибудь, но ты мне позволишь ботинки посушить. Я пока в сугроб за тобой лез, снега полные ноги набрал.

– Я тоже-е-е! – протянула она, но уже не плача. А так, из сострадания самой себе же. – Идёмте же скорее в тепло!

Боря руку ей подал, она качнулась и сразу же попыталась упасть обратно. Пришлось под локоть подхватить. А затем вовсе близко-близко прижалась, словно пытаясь ощупать его для идентификации.

– А вы… кто вообще? – наконец сдалась она, хоть и поглядывала украдкой то на спортивную шапку, то на куртку, то на сумку, где что-то гремело, то на ботинки, но больше всего смущали штаны рабочие. Не знает же, что под ними подштанники тёплые.

– Сантехник.

– А давно сантехники девушек по сугробам вытаскивают?

– За всех не скажу, а со мной такое впервые.

– Так вы, выходит, молоды? – сразу обрадовалась она, словно со стариком под руку из снежного плена ни за что бы не пошла.

– И глуп, – тут же добавил Боря, не желая оказаться в неловкой ситуации, если с ним снова заигрывает школьница.

Ладно ещё Егорова дочь по приколу подкатывает. Батя на неё цыкнет – убегает. А тут под руку увидят, как с девушкой идёт и всё, своё понимание сложится. Если нет восемнадцати. У людей чёрте что в голове. Хотя вроде бы самому всего двадцать. За границей и то наливать только через полгода начнут.

– Ой, я тоже глупенькая. Поперлась в метель гулять. Он же выл всю ночь, просился. Ленка ещё, дура набитая, собаку свою нашла с кем оставить. Этот кабан меня не слушается ни разу... Джек, конь ты педальный, веди нас домой!

И она как начала говорить. А голос такой приятный. Не пищит уже, но и жизнью не огрубел. На что внутренний голос тут же временные рамки с семнадцати до девятнадцати сузил.

Но слушать её можно. Потому что на каждое рассуждение вопрос задавала и волей-неволей к диалогу подталкивала. Так и раскопала про него, что машину в сугробе бросил, на работу не попал, да и напарник не совсем хороший человек.

Всё же сделка удалась. Девушка, Лидой представившись, у подъезда в обратку не послала. Только собаку попросила поймать. А как намотал на руку поводок Боря, так вместе в лифт вошли и на восьмой этаж поднялись. Но и тут не сорвалась сделка. Вместо того, чтобы в дверь позвонить и родителей дождавшись, кричать начать «насилуют!» и на помощь звать, Лида только ключи из кармана курточки достала, зашелестела и в квартиру впустила.

А внутри пахнет приятно. Уютом, теплом и мандаринами. Как будто Новый Год скоро. Только пёс, лапы не помыв, сразу в туалет бросился и давай из унитаза лакать, носом подняв крышку.

Однако, не поднята – показатель!

– Проходите, Борис. Разувайтесь, раздевайтесь, – подстегнула хозяйка молодая голосом приятным. Таким принцессы в лесу птичек приманивают, воркуют. – Джек, хватит делать вид, что у тебя в чашке воды нет. Ты чего меня позоришь? – и вроде строго говорит, а «мяу-мяу» в голосе.

Боря куртку отряхнул и разуваться начал. Лида тоже попыталась, но застряла на этапе между принятием решений и переходу к действиям.

– Ой… не снимаются… да блин!.. А вы… не могли бы мне помочь ещё разик? Прикипело что-то.