Решив, что удар выдержала, обратно взобралась. По нервным окончаниям как мёда разлили. Сладкого и тёплого. Задвигалась неспешно, входя во вкус, пока от тела жар не пошёл.
— Ебучий случай! — заявил Дашка и уже подключила бёдра как следует.
Диван заскрипел, всколыхнулся, и принялся разрушаться. Как иначе, когда работают её хорошо тренированное тело? Не зря качала. А выносливости в ней на три марафона хватит… истосковалась.
Пока прочие говорили — кому вообще нужны эти приседания, Дарья точно знала, что однажды пригодится. И вот теперь, оседлав мачту юнгой, она взбиралась на неё поднять паруса или посмотреть в смотровое гнездо на горизонт.
Да только не видно ничего! В глазах туман, орут что-то губы, мелькает лицо синюшное под ней с губами треснувшими. Кричит на вскриках, на выдохе, а губы её горячие целую те, обветренные, едва живые. И жизнь в них вдыхают.
Не зря же с рыжей билась за право заботы и обладания! Не зря отвоевала время посещений и сумки с продуктами на всю смену в реанимацию сдавала. И сами сытые, и её пропустят. А после в боксах та схема работала неплохо. Потеряла право обладания лишь в тот момент, когда в палату перевели. Там видно мужики плохому и научили: прокуренный вернулся, бледненький.
Но все былое, позади. Настоящим надо жить. А настоящее под ней, между ног зажато. Не отпустит, как шест опытная стриптизёрша.
За скачками и разрушением мебели трение делало своё дело. Жизнь словно сама в Борю проникла, теплом обдав. Он вдруг понял, что ощущает не только, как щиплют кончики пальцев на руках, но и как начинают двигаться пальцы на ногах. Губы вдруг ожили, щёки поцелуи чувствуют. Шею щекотно.
Ему словно делали искусственное дыхание, принимали все реанимационные меры. Только вылилось это не в том, что он выплюнул морскую воду и задышал, кашляя, а из ушей вдруг что-то потекло. От давления, выплеснуло воду лишнюю.
И услышал вдруг Боря, что в обычной тиши ночного кабинета спорткомплекса Юность властно призывала оргазм ведьма с косой.
Она так и говорила, а после закричала зверем раненным:
— Да, да, да! Вот так. Сейчас! Сейчас! Сей…ча-а-ас!!! Бля-я-я-ть!!! СУ-КА-А-А-А! ДА-А-А-А!
Стояли за дверью люди взволнованные, но войти предложить помощь не решались. Есть шанс на оборотня наткнуться. Время на позднем закате всё же, солнце почти село.
Только девочка с ресепшена пыталась делать вид, что так и надо. Бормотала посетителям, что технические процедуры в кабинете. А то и реанимационные меры. Нужно войти в положение, разойтись и вообще нечего тут слушать. Спортом надо заниматься. Камеры телефонов то точно стоит убрать.
Но впервые за долгие годы входили не в положение, а в Дарью. И орала она так, что слышал весь район. А попутно записал на диктофон как полезен спорт. Особенно при нескольких походах на повторении.
Руки Дарьи были перед глазами, упираясь о шкаф. Ноги были вокруг бёдер. Но Боря никак не мог понять, что же тогда так властно и беспощадно обхватило его сокровенное и начало изображать доярку за работой?
«Неужто искусство гейш автоматически активируется каждой женщиной при определении «нашла того самого!»», — прикинул внутренний голос.
Зарычал Боря как бык племенной, отпрянули от двери слушатели.
— Это победа! Жить будет! — заверила всех девочка с ресепшена. Кто руки поднял, кто зааплодировал.
А в кабинете не до того было. После всех отмороженных и обветренных чувств такие новые ожившие ощущения из Бори попёрли, что руки бёдра Дашки сжали как руль, крепко, и бескомпромиссно, а поясница сделала прогиб. Затем, как матёрый солдат любви, он расстрелял весь боезапас.
Возможно, организм решил не экономить, раз уж они всё равно умирают на улице под дождём и ветром. А может, то было от скрытых чувств к Дарье, что вдруг активировались на первом пробном занятии спортом.
Ответа никто не знал, но было же. Было!
Проводницу спортивных наук вдруг как коротнуло. Она перестала кричать. Замерла. Глаза по пять копеек стали. И глядя на него сверху-вниз, вдруг затрясло её.
— Дашка? — испугался Боря.
Вдруг как вампир энергетический всю энергию из неё выпил? И сердце сбой дало? Секс он не спорт. На него здоровье нужно.
Она вроде как замёрзла, протянула едва слышно:
— Боря…
И по щеке по итогу слеза потекла. Одинокая, и настолько живая, настоящая, что Боря влюбился во всё это: перекошенный рот, слюнка на подбородке, растрёпанные волосы.
Какая коса выдержит подобные скачки?
Глаза на миг вдруг такое отразили, что словами не описать. На это время можно было не только поверить, но и ощутить, что человек — сама Вселенная. Лишь на миг, но как много показалось!
А затем она рухнула на него, и задышала тяжело. Трясло её мелкой дрожью ещё долго. Да сколько точно, никто за дверью не считал. Лишь вздохнули и расходиться начали.
Боря в какой-то момент понял, что в потолок смотрит. А по животу как озеро разлилось. Что за ушко кто-то гладит, дергает и бормочет:
— Боря… Боренька…
А значит, уши вернули чувствительность. Не обморожены. Да и зубы перестали болеть все разом, отпустило малость. Язык бы ещё заворочался, совсем хорошо было. Но прилип.
Лишь океан ощущений в Глобальном. Он, да… огромное желание пописать.
— Ну так это… это самое… — протянул Боря своим и не своим голосом одновременно. Выебанный, высушенный, и частично вновь намоченный, он толком не знал, что сказать.
Голос свой был внутри, в голове, а снаружи какое-то карканье придушенной вороны раздавалось.
И всё бы хорошо, только мгновенно перед глазами укоряющий рыжий образ мелькнул. Наташка как в полный рост встала. И руки на груди сложила, нахохлилась. А следом отец к ней подошёл, обнял и повёл куда-то.
И понял Боря, что простил отцу это. Не всё, конечно, но то, наташкинское, точно.
Тогда ведь как произошло? Просто совпало. Он может тоже обмороженный, оглушенный, ошпаренный и контуженный возлежал, а она его спасала… пару раз. Первый раз для порядка, а второй для счёта. И столько огня между ними было, что Ромка рыжий родился.
Правда не совсем понятно, куда он потом от них делся. Видимо, в скит ушёл, что и называлось жизнью уже с его матерью. Но это до нового обморожения, которое мозг на место вернуло и приоритеты по жизни расставило. Так батя и вернулся в семью. Хотя бы для большинства семьи.
Пока Боря мысль эту по потолку размазывал, Дарья отцепилась, сползла. Оба вроде бы даже звук «чпок» расслышали, да не обратили внимания. А вот на что обратил внимание оттаявший, так это на то, как нежно протирает его вновь намоченным горячим полотенцем Дашка. А на самой в этот момент ни грамма одежды, только волосы попу прикрыли. И то самый верх. А внизу все красно, потерто, но… выглядит довольным.
Если вагина могла улыбаться, то в данный момент Боря смотрел на такой экземпляр.
Да и Дашка довольна. Этот вывод Боря по глазам уже сделал. Хозяйка обтёрла его и за руку взяла. Посмотрела пристально.
Выражение «очи чёрные» заиграло новым смыслом. Он раскрылся в своём истинном определении — бездонные провалы, глубокие. Те, в которые смотришь, а глубины не видно. Потому в них и тонешь.
Только… писать хочется. И это мутный, скверный, противный мир напоминает, что не стоит пребывать в блаженстве любовном больше, чем необходимо обоим. А ещё что почки заработали.
Боря с дивана сполз амёбой. И с трудом на ноги себя поставил. Мышцы все напряглись, грудь колесом, плечи вширь. Таким богатырём себя ощутил перед девой юной, да нагой, что едва в новый бой не рванул.
Но тяжело уже внизу. А облегчиться не принято. Кто ж ссыт в раковину при первом знакомстве? Это выждать надо месячишко. Следующая стадия — пукнуть ненароком рядом. Но то через неделю, не раньше.
«А секс можно и сразу. Конечно, давайте!», — забурчал бабкой старой внутренний голос.
В мокрое одеваться едва согревшемуся телу не хотелось. Как и идти куда-то в одних трусах с полосой сзади. Потому свой коварный план по эксплуатации раковины Боря решил осуществить под предлогом «принеси мне чая, а я пока трусы сполосну».
