ж. Осознают, что знание – плод одного лишь Духа.

Т. Д, III, 453

В заключение этой первой статьи я хочу сказать, что читателей по всей необходимости приходится делить на две обширные части: на тех, кто еще не совсем избавились от обычных скептических сомнений, но стремятся убедиться, сколько истины заключается в утверждениях оккультистов; и на тех других, которые, освободившись от пут Материализма и Релятивизма, чувствуют, что истинное и действительное счастье следует искать только в познании и личном опыте того, что индусские философы называют Брахмавидьей, а буддийские Архаты – постижением Адибудды, первоначальной Мудрости. Пусть первые выбирают и изучают из этих статей только те объяснения феноменов жизни, которые обычная наука не в состоянии им дать. Даже при таких ограничениях они к концу одного года или двух лет обнаружат, что узнали больше, чем все их университеты и колледжи могут им дать. Что же касается искренне уверовавших, они будут награждены тем, что увидят свою веру превратившуюся в знание. Истинное знание от Духа и только в Духе, и не может быть приобретено каким-либо другим путем, как только через область высшего ума – единственный план, из которого мы можем проникнуть в глубины все-охватывающей Абсолютности. Тот, кто выполняет лишь законы, установленные человеческими умами, кто живет такую жизнь, какая предписана кодексом смертных и их подверженным ошибкам законодательством, выбирает в качестве своей путеводной звезды маяк, который светит в океане Майи, или временных заблуждений, и существует лишь одну инкарнацию. Эти законы необходимы лишь для жизни и благосостояния физического человека. Он выбрал лоцмана, направляющего его через опасности одного существования, учителя, который, однако, расстается с ним у порога смерти. Сколь намного счастливее тот, кто, строго выполняя на временном объективном плане обязанности каждодневности, соблюдая каждый и всякий закон своей страны и отдавая, короче говоря, кесарю кесарево, на самом деле ведет духовное и неизменное существование, жизнь без перерывов в продолжительности, без переломов, антрактов, даже во время тех периодов, которые суть места привала долгого паломничества чисто духовной жизни. Все явления низшего человеческого ума исчезают подобно занавесу авансцены, позволяя ему жить в потусторонней сфере, плане нуменального, единой реальности. Если только подавлением – если не разрушением – своей самости и личности человек преуспеет в познании себя таким, какой он есть за покрывалом физической Майи, то скоро он будет по ту сторону всех страданий, всех несчастий и утомлений от изменения – главного породителя страданий. Такой человек будет физически из Материи, будет передвигаться, окруженный Материей, и все же будет жить по ту сторону и вне ее. Тело его будет подвержено изменению, но сам он будет совершенно без него и будет испытывать вечную жизнь, даже находясь во временных телах кратковременного существования. Все это может быть достигнуто путем развития бескорыстной всеобщей любви к Человечеству и подавления в себе личности, или самости, которая является причиной всех грехов и, следовательно, всех человеческих печалей.

з. Знание достигается посредством высшего ума.

Т. Д, I, 384

Откуда этот вселенский символ? Яйцо, как священная эмблема, встречается в Космогонии каждого народа на Земле и почиталось как по причине своей формы, так и в силу заключенной в нем тайны. Начиная с самых ранних умственных представлений человека, оно было известно, как наиболее удачно изображающее начало и тайну Бытия. Постепенное развитие невидимого зародыша внутри замкнутой скорлупы; внутренний процесс без какого либо заметного внешнего вмешательства силы, который из скрытого ничто производит активное нечто, не нуждаясь ни в чем, кроме тепла; и постепенное развитие этого зародыша в конкретное живое существо, которое разбивало свою оболочку, являясь для наших внешних чувств как самозарождающееся и само себя сотворившее существо; все это с самого начала должно было казаться постоянным чудом.

Т. Д, I, 435

Нетрудно проследить происхождение первоначального представления о двойственном янусо-подобном характере Змия, – добром и злом. Это один из древнейших символов, ибо пресмыкающиеся предшествовали птицам, а птицы – млекопитающимся. Отсюда и верование или, вернее, суеверие диких племен, утверждающих, что души их предков живут под этим образом, а также и общераспространенная ассоциация Змия с Древом. Легенды о различных значениях, символизируемых Змием, бесчисленны; но в силу того, что большинство из них аллегоричны, они отнесены теперь к области басен, основанных на невежестве и темном суеверии. Например, когда Филострат рассказывает, что туземцы Индии и Аравии питались сердцем и печенью змей, чтобы научиться языку всех животных, ибо змее приписывалась эта способность, то, конечно, он никогда не думал, что его слова будут приняты буквально. Как это будет видно в дальнейшем, и не раз Змий и Дракон были наименования, даваемые Мудрецам, Посвященным Адептам древних времен. Именно их мудрость и их знание пожиралось или усваивалось их последователями, отсюда и аллегория. Тот же смысл связан и с легендой о скандинавском Сигурде, изжарившем сердце дракона Фафнира, убитого им, и ставшем в силу этого мудрейшим из мужей. Сигурд стал сведущ в рунах и магических чарах; он узнал «Слово» от Посвященного, по имени Фафнир, или от чародея, после чего последний умер, как это случается со многими после «передачи слова». Епифаний, пытаясь обнаружить «ереси» гностиков, выдал одну из тайн их. Офиты, гностики, говорит он, не без причины почитали Змия: «ибо он открыл тайны первобытным людям». Истинно так; но тем не менее, преподавая это учение, они не имели в виду Адама и Еву в саду, но лишь то, что сказано выше. Наги индусов и тибетские Адепты были человеческими Нагами (змиями), не пресмыкающимися. Кроме того, Змий всегда был прообразом последовательного или периодического возрождения, бессмертия и времени.

Многочисленные и крайне интересные сведения, толкования и факты о Змеином культе, приведенные в книге Джеральда Мэсси «Natural Genesis», очень остроумны и научно правильны. Но они далеко не исчерпывают всего заключенного в них смысла. Они раскрывают только астрономические и физические тайны с добавлением некоторых космических феноменов. На низшем плане материальности Змий, несомненно, был «великой эмблемой Тайны в Мистериях» и, вероятно, был «принят, как прообраз женской зрелости ввиду свойственной ему особенности сбрасывания кожи и самообновления». Но это относилось лишь к тайнам, связанным с земной, животной жизнью, ибо, как символ «обновления и возрождения в (всемирных) Мистериях», его «конечная фаза», вернее, его начальная и кульминационная фазы не принадлежали этому плану. Эти фазы нарождались в чистой области Идеального Света и, закончив круг всего цикла применений и символизма, Мистерии возвращались туда, к своей исходной точке, в сущность нематериальной причинности. Они принадлежали высшему Гнозису. И, конечно, они никогда не могли бы получить свою известность и славу лишь в силу своего проникновения в физиологические и, особенно, в женские функции.

Как символ, Змий имел столько же аспектов и оккультных значений, как и само Древо; «Древо Жизни», с которым он был эмблематически и почти нерасторжимо связан. Будучи рассматриваемы как метафизические либо физические символы, Древо и Змий, вместе или по отдельности, никогда не были так унижены в древности, как сейчас, в наш век свержения идолов не во имя Истины, но ради прославления самой грубой материи.

Т. Д, II, 306

«О, Творец материального мира, Ты, Пресвятый! Кто есть тот, кто принес закон Мазды в Вара, сделанный Иимою?»

Ахура Мазда отвечал: «То была птица Каршипта, о пресвятый Заратустра!».

И примечание поясняет:

«Птица Каршипта пребывает в небесах: если бы она жила на земле, она была бы царем среди птиц. Она принесла закон в Вара Иимы и возгласила Авесту на языке птиц.»