— Благодарю, фрои Лилли. Всё очень вкусно.

Она просияла:

— На здоровье, хозяйка.

Когда с завтраком было покончено, я опять разыскала экономку.

— Сопроводить вас? Зачем? — удивленно переспросила она, выслушав мою просьбу.

— Но, — я растерялась, — разве так не принято? Или мне не положено покидать дом? Приговор, вроде бы, не предусматривал ничего подобного, по крайней мере, мэтр Штрогге об этом не упоминал.

— Нет-нет, дело не во фрове Максимилиане, — покачала головой Жеони. — Просто вы теперь замужняя женщина, и, простите за прямоту, не леди. Вы не нуждаетесь в обществе компаньонки, горничной или лакеев, можете идти, куда и когда вам вздумается, если ваш супруг не против. И уверяю, он не оставил на этот счет ни единого указания.

Ах да, конечно же! От осознания собственной глупости я чуть не прикусила язык. Теперь я — жена палача, а не дочь герцога, кому какое дело, куда я иду и для чего. Осознание этого оказалось неожиданно… приятным.

Я вспомнила, как украдкой шептались мои служанки, как тихо смеялись, пересказывая друг другу сплетни или хвастаясь мелкими покупками после каждого выходного, проведенного в городе. Мне, юной девчонке в окружении наставников и горничных, подобные прогулки казались чем-то восхитительным, но абсолютно невозможным. Дочери герцога о подобной свободе нельзя было и мечтать.

— Конечно, если вы чувствуете себя слишком слабой, я попрошу Джейме пойти с вами.

— Нет-нет, — я выдавила из себя улыбку. — Да, я еще не совсем оправилась, но не собираюсь уходить далеко. Я хотела попасть в храм. Утром звонили колокола, мне показалось, что довольно близко.

— Три квартала направо от ворот, фрои, — её голос слегка, почти незаметно потеплел. — Молитва и свежий воздух и впрямь могут пойти вам на пользу.

— Отлично, благодарю. Думаю, такую короткую дорогу я осилю без проблем. Еще раз спасибо, Жеони.

Я специально назвала её по имени, опустив уважительное «фрои». Легкое, но почти незаметное предложение стать больше подругами, нежели хозяйкой и служащей.

— Рада помочь, фрои Сюзанна.

Легкий поклон — и она отправилась прочь. Что ж, действительно, для дружбы пока слишком рано.

***

Если вчерашний выход за порог показался мне взлетом из бездны к небесам, то сегодняшний окунул в мутные и опасные воды быстрой реки.

По улице сновали люди. Торговцы и посыльные, слуги и хозяева, женщины, спешащие по делам, и мужчины, занятые разговорами. Нечасто, но все же попадались торговые телеги и пассажирские экипажи. В основном наемные, это было видно по потрепанности обшивки, разномастности лошадей и крохотному специальному знаку, нанесенному на боковые дверцы. Извоз — прибыльное дело, особенно в большом городе, поэтому корона обязала кучеров метить повозки и платить особый транспортный налог. Интересно, дорого ли стоит проезд в другую часть города и как именно нанять повозку? Махнуть рукой? Подойти и попросить? Забавно, в прежние времена меня такие глупости вообще не заботили.

Вскоре я заметила, что кое-кто из прохожих оглядывается мне вслед. Вряд ли они рассмотрели мое лицо под низко надвинутым капюшоном, еще маловероятнее, что узнали во мне дочь герцога, но, очевидно, заметили, что вышла я через парадный вход, а не калитку для слуг. Надеюсь, мэтр не собирался держать в тайне факт заключения брака, понятия не имею, как тогда объяснить появление в его доме молодой женщины.

Храм, как и обещала экономка, обнаружился довольно скоро. Низкий, в основании проглядывал простой серый камень, но в целом почти полностью сколоченный из дерева, совсем не похожий на величественные, отделанные резным гипсом и позолотой строения центральной части города. Впрочем, ухоженный и довольно чистый несмотря на зиму и оттаявшую грязь под ногами.

Внутри теплились зажженные лампады, освещая вырезанный из сосновой древесины солнечный лик. Невысокие стрельчатые своды смыкались над единственным центральным проходом, лавки между колоннами оказались совершенно пусты, и я присела на одну из них, закрыв глаза и еле слышно бормоча приветственную молитву. Как бы там ни было, но в том, что я жива и свободна, есть высшая воля, а значит, благодарность здесь более чем уместна.

— Свет всемогущий, это все-таки ты!

Я вскочила на ноги и обернулась, не веря своим ушам. Взгляд уперся в знакомое до последней черточки и бесконечно дорогое лицо, привычно растрепанные каштановые пряди, карие с зеленцой у края глаза. Неужели?!

— Карл! — выдохнула едва слышно.

— Я думал, что больше не увижу тебя, Вики, — выдохнул мужчина передо мной, а в следующее мгновение стиснул меня в объятиях и коснулся моих губ в исступленном, полном жажды поцелуе.

— О небо, как ты вообще оказался тут?!

Сквозь узкую боковую дверцу мы выскользнули на площадку между храмом и поминальной часовней, удачно отделенную от людной улицы густой, аккуратно выстриженной можжевеловой изгородью. Карл повлек меня в самый дальний угол, где высокие надгробные стелы закрыли нас от посторонних. Его пальцы сжались на моих плечах, он не желал отпускать меня ни на миг. Казалось, я слышала, как неистово бьется его сердце, словно мы были сейчас одним целым. Его дыхание стало прерывистым, руки опустились на мою талию, сжали её, скользнули ниже. Возмутительно ниже.

— Ка-арл, — тихо простонала я, тая в его руках мягким воском, невольно прижимаясь теснее, исступленно цепляясь за нотки нежности в его голосе. — Как ты нашел меня? Откуда узнал, где искать?

Я обвила его шею руками, привстала на носочки, целуя со всей накопленной страстью, смешанной с шальной, пьяной ноткой безумства. Он прикрыл на мгновение глаза, потом его губы скользнули по моей щеке, легко прошлись по шее. Я охнула и пошатнулась, по телу прокатилась волна горячего изумления, когда он слегка прикусил мочку моего уха. То, что происходило сейчас между нами, походило на бурю после долгих месяцев засухи. Он подхватил меня, не позволяя упасть, но слегка отстранился, вглядываясь в черты моего лица.

— Вики, моя Вики, — прошептал Карл, в глазах его читалась обеспокоенность и жалость. — Что они с тобой сделали?!

Это отрезвило получше холодной воды, вылитой за шиворот. Еще бы! Моя красота всегда была предметом восхищения даже среди недоброжелателей. Титул, деньги отца, родство с королем, конечно, тоже играли свою роль, но именно я, а не королева, её фрейлины или случайные фаворитки его величества, придавала двору шарм, задавала тон поведения и моду.

В прошлом.

Сейчас, видя на лице мужчины изумление, тревогу и сожаление, я испытала укол раздражения.

— Как ты меня нашел?

Он наконец расслышал мой вопрос. Шумно втянул носом холодный воздух, потом глубоко выдохнул. Теплое дыхание закружилось на морозе паром.

— Тебе не понравится ответ, — произнес он.

А. Ага. Ну, конечно. Не иначе как его величество поспешил известить о мезальянсе всему двору. Брак с простолюдином, тем более такой профессии, для женщины моего положения — это не просто позор. Это скандал. Многие отцы предпочли бы видеть своих дочерей на плахе, а не в постели наемника. Думаю, что теперь моё имя станет сродни бранному слову, а почтенные матроны и гувернантки будут опасливо бледнеть и закрывать уши юным подопечным при одном только намеке на разговор обо мне.

Еще вчера я была осужденной заговорщицей, государственной преступницей. Было в этом что-то жуткое, но многозначительное и будоражащее, дающее пищу домыслам и фантазиям. Вполне возможно, что лет через пятьдесят наша с отцом история стала бы легендой и даже вдохновила какого-нибудь провинциального поэта на балладу или две. Но король нашел отличный способ уничтожить меня, не лишая жизни. Сегодня я — жена палача. В каком-то смысле это хуже, чем быть казненной: отцу хотя бы отрубили голову, признавая за опальным герцогом право умереть смертью, приличествующей дворянину.

От мысли о том, чья именно рука скорее всего опустила на его шею меч, мне стало дурно. Бедный, бедный папа, а ведь меня даже не было рядом в этот момент… Я сглотнула ком в горле и стиснула зубы.