— Час. Может, два.

Он покосился мой подол в потемневших пятнах, трещину в полу, глубокие царапины на досках. И пустой алмазный пузырек, который я бездумно крутила в пальцах. Хмыкнул и откинулся на спину.

— Ты цела?

— Вроде бы.

Он перекатился на живот и попытался встать. Вышло откровенно плохо: линаара шатало из стороны в сторону, однако от моей помощи он только отмахнулся.

— Хватит того, что ты во второй раз спасаешь мне жизнь. Чтобы уйти отсюда мне все равно придется перебирать своими двумя.

— Погоди, — я опустилась на пол рядом с ним, придержала за плечо. Боги, кто б подумал, что я так буду рада видеть своего нежеланного мужа если не здоровым, то хотя бы живым и в сознании. Выглядел он на удивление неплохо. Многочисленные трансформации окончательно выпили тьму из его глаз, кожа больше не горела от лихорадки, да и голосе прозвучали знакомые насмешливые нотки. — Не смей больше так делать.

— Как именно?

— Умирать, — криво усмехнулась я. — А еще без предупреждения превращаться в жутких монстров, крушить мебель, бросать меня наедине с сумасшедшими старикашками. Прятаться за грань, не выполнив обещания. И молчать о том, что какая-то скотина пыталась убить тебя. Снова.

— Будешь смеяться, — он и правда приходил в себя с каждой минутой, — однако из-за печати я даже не был уверен, что мои ощущения — не плод воображения.

— Но противоядие все же выпил.

— Желание жить пересилило.

Его взгляд задержался на моем лице гораздо дольше обычного, рука нащупала мои пальцы и крепко сжала:

— Спасибо.

— Не за что. И, Макс, прости: мне жаль, что с клеймом вышло так, как вышло. Поверь, я сделала всё возможное.

— Знаю.

Я поднялась на ноги. Живот ныл от голода, голова гудела от усталости, хотелось поскорее вернуться домой и лечь спать, но одна навязчивая мысль не давала покоя:

— Это был Фердинанд?

Макс, бросив безуспешные попытки встать вертикально, тяжело привалился спиной к стене.

— Вряд ли. Ему достаточно было задействовать чуть больше магии — и всё бы окончилось прямо там. И потом, яд — оружие женщин и трусов. При всем нашем с королем недопонимании, ни первым, ни вторым он не является.

— А кто еще там был?

— Амарит. Канцлер. Начальник стражи. Твоя подруга Камилла. Марта Стейн Два десятка придворных дам, три десятка слуг и лекарей, горстка стражников, — он хмыкнул, хотя радости в его голосе не чувствовалось ни на ломаный фенн. — Конечно, обвинять большинство из них глупо. Провернуть такое даже в суматохе расследования — в определенной мере искусство, не всякий на него способен. И всё же, очевидно, кому-то я очень мешаю.

— И что дальше?

— Вернемся домой, соберешь вещи, потом уедешь из города. Здесь тебе нельзя оставаться.

— А ты?

— Меня все равно отыщут, — он ощупал плечо, чтобы удостовериться, что клеймо никуда не делось.

— Ну, значит, и я остаюсь, в одиночку у меня слишком мало шансов. Да и бегство ничего не решит: войну не выиграть отступлениями.

— Что ты задумала? — он слегка нахмурился, чувствуя подвох в моих словах.

— Выйти из тени, — протянула я задумчиво. — И чем скорее, тем лучше.

Макс стиснул зубы и все-таки поднялся, цепляясь за подоконник. Сделал на пробу несколько шагов, шатаясь, как пьяный. Я не выдержала, подхватила его, не позволяя снова сползти на пол, охнула от неожиданной тяжести. А потом почувствовала его руку, скользнувшую по моей спине к талии, да там и оставшуюся.

— Позволишь? — тихо спросил он.

Я прикусила губу и торопливо кивнула, стараясь скрыть смущение. Вдвоем мы кое как спустились на первый этаж. Лекарь так и не вышел, чтобы нас проводить, но когда мы оказались на мостовой, за нашей спиной отчетливо лязгнул дверной замок.

— Чтоб ты провалился, — тихо пробормотала я под нос, оглядываясь по сторонам: — Тут можно нанять экипаж?

Штрогге кивнул в сторону от набережной.

— Там. Только не предлагай больше десяти медных, это вызовет подозрения. Если спросят, что со мной, скажи, что пьян. Местные извозчики не очень любят пьяниц, но больных или раненых точно не повезут: подцепить хворь или разбираться со стражниками себе дороже.

— Хорошо, — я натянула капюшон пониже. — Надеюсь, за время нашего отсутствия небо не рухнуло на землю. Полжизни отдам на фирменный пирог фрои Лилли и теплую ванну.

***

В этот раз на набережную я явилась в гордом одиночестве. Макс наверняка не позволил бы мне сегодня выйти из дома без сопровождения, но события этой ночи не прошли даром, линаара сморил сон, а я терять эту возможность не собиралась.

Сегодня у воды было пусто как-то по-особенному. Печальные новости уже облетели город, и несмотря на упрямую весну, дышащую буквально в каждом порыве теплого свежего ветра, настроение у прохожих было отнюдь не радостным.

Прогулочные пристани пустовали. Никто не кормил уток хлебом и не любовался проклюнувшимися из под снега яркими крокусами. Я досадливо пнула ногой залежавшуюся на тропинке льдинку: если моё письмо не достигло адресата или было проигнорировано, то придется искать обходные пути через Карла, а ему вряд ли придется по душе то, о чем я хотела просить адмирала.

И всё же, судьба снова мне улыбнулась. Знакомую статную фигуру я заметила издали. Мужчина медленно брел по петляющей дорожке в направлении беседок и меня не видел. Я же оглянулась, проверила, что ни единой живой души у реки так и не появилось, и решительно направилась к нему.

— Значит, все-таки вы, — приветствовал он меня, не снисходя до поклонов и расшаркиваний. Прозвучало это слегка небрежно и по-военному прямо, но совсем не дружелюбно.

— Благодарю, что согласились встретиться.

— Старческое любопытство, — прищурился он.

— Вам еще далеко до старости.

Это было правдой. Адмирал хоть и был в солидном возрасте, но сохранил удивительную легкость в движениях и восхитительную осанку. Седые волосы обрамляли обветренное за годы службы сухощавое лицо, украшенное солидным носом с легкой горбинкой, однако в серо-зеленых глазах под совершенно черными бровями, светился почти юношеский задор. Ему больше подходили эпитеты «горделивый», «статный» и «зрелый», он совершенно точно находился в тех годах, когда опыт, знания и сила пока еще играют на одной стороне. Наверное, тем больнее ему было оказаться на обочине, вдали от дела всей жизни из-за опалы моей семьи.

— У меня мало времени, фрои. Говорите без обиняков, зачем вы меня искали?

— Предложить сделку, — я постаралась пропустить мимо ушей обращение, как к простолюдинке. Адмирал не был рад меня видеть, и если уж начистоту, у него была на это весомая причина. — Вы уже знаете, что произошло сегодня ночью?

— Его величество снова перехитрил сам себя и остался в дураках.

— Увы, это не так. Но в ваших силах помочь довести дело до логического завершения. Вы опытный человек и понимаете, какие возможности открываются передо мной, дочерью вашего погибшего друга. Помогите мне подтолкнуть чашу весов в нужную сторону.

— Сделка, говорите? — насмешливо хмыкнул он. — Само это слово, драгоценная фрои, предполагает равноценный обмен, коего вы не можете предложить мне ни в коем разе. Давайте-ка я сам озвучу вашу просьбу: вы собираетесь тем или иным способом добиться от дяди признания вашего права наследования. Однако у вас нет ни сил, ни средств сделать это. У вас нет армии, денег, законных оснований в конце концов. Максимум — горстка таких же, как я, опальных дворян мелкого и среднего развеса. Силой или подкупом вы ничего не добьетесь, только доведете себя и прочих до плахи.

— Ошибаетесь. У меня есть главное — право дать надежду на нечто большее. Сегодня это не самая бросовая валюта.

Он заложил руки за спину, прищурился, рассматривая меня, как рассматривал бы зарвавшегося подчиненного, но не стал закрывать мне рот.

— Я не прошу вас сражаться за меня, я прошу вас не-сражаться, — осторожно начала я. — Закройте глаза на все, что будет происходить у побережья. Дайте тем, кто согласен искать рискованные пути, найти их без лишних помех.