– Рабов. – Кивком указал на проходную. – Я их здорово напугал.

– Вы меня напугали. Нельзя так. Не пристало правителю кулаками махать.

– Я инспектор. – Закинув руки за голову, Адэр потянулся до хруста в костях. – Впервые в жизни обычный человек.

***

Машина медленно катила по улице, на которой проживали зажиточные селяне. Адэр на долю секунды притормаживал возле каждого дома и смотрел в зеркало заднего вида на начальника, сидевшего с потерянной миной. Малика разглядывала свои руки, сложенные на коленях, и тяжело вздыхала.

Адэр притормозил перед домом с крышей из синей черепицы. Стоя возле калитки, пухлый мальчуган на этот раз держал ломоть пирога. Начальник не пошевелился.

Малец приблизился к автомобилю, с улыбкой посмотрел на Адэра. Глянув ему за спину, прошептал:

– Папа?

Начальник запричитал, размазывая по лицу кровь, сопли и слезы. Малика затолкала под себя дрожащие ладони и уставилась на дорогу.

Как оказалось, в селении была еще улица. Адэр вел машину между неухоженными огородами с одной стороны и различными строениями с другой стороны. За окном проплывали неказистая гостиница, питейный дом, рынок с пустыми прилавками, белое здание банка – объявление на двери гласило: «Только для прииска», и опять трактир. Толкаясь в очереди перед продуктовой лавкой, бабы кричали и ожесточенно размахивали руками. На пару секунд умолкли, заметив автомобиль, и вновь разразились ругательствами.

Миновав перекресток, Адэр заглушил двигатель возле дома с вывеской: «Охранительный участок». На крыльцо вышел молодой вихрастый человек в темно-зеленой форме стража порядка, на груди поблескивал жетон.

Даен, так представился хозяин участка, провел посетителей в дом. Две смежные комнаты были разделены решетчатой дверью с навесным замком, в обеих по старенькому столу и паре стульев.

– Мой кабинет и камера, если надо, – указал Даен на соседнюю полутемную комнату. – Стол, стулья вынес, замок чик, и готово. Но там нет окна, а на солнечный аккумулятор нет денег. Может, сядем здесь, в приемной?

– Его туда, – кивнул Адэр на начальника.

Страж глянул толстяку в отечное посиневшее лицо с опухшим носом и оплывшими губами. Судорожно сглотнул:

– Здрасте…

Вскоре начальник прииска при свече писал сам на себя докладную: сколько чего присвоил, за какой период. Малика и Адэр сидели в приемной за столом напротив стража. Даен смешно хмурил брови, стараясь казаться грозным, однако лучистые, по-детски открытые глаза предательски выдавали мягкий нрав.

– Пьянство всему причина, – говорил Даен. – Получают «кот наплакал» и все «слезы» пропивают.

– А если я цифру не помню? – раздался голос толстяка.

– Лучше написать больше, чем меньше, – ответил Адэр. – И я прощу ошибку.

– А потому разборки, воровство, иногда убийства, – продолжил Даен. – Взять бы за шкирник, встряхнуть что есть мочи, и в лоб, чтобы горилку из памяти выбить. – Ударил кулаком по столу и развел руки. – Не могу! Жетон, будь он неладный, не позволяет. Если мокрое дело, то да, сразу под замок. А если подерутся мужики или лопату стащат, или мешок картошки… Ежели всех в искупительные поселения – бабы с детишками с голоду помрут. Смотрю я на это… – Даен горько улыбнулся. – Одно название – страж порядка.

– У меня всё, – донеслось из кабинета.

– Перечисли имущество родни.

Прозвучали тихие стенания.

Страж бросил взгляд на Малику, почесал затылок:

– У него родственников – вся главная улица. До утра просидит.

По крыльцу прогрохотали башмаки, в комнату вбежала растрепанная женщина в добротном платье – на шее сползшая с головы косынка узлом в бок, на поясе фартук в муке, в руке скалка. Подлетела к столу и скалкой по нему хрясть, что стекла в окошке звякнули.

– Ты что ж это, палач, творишь, – напала селянка на стража. – Порядочного человека бить? Я ж тебя, изверг, самого в кутузку закрою!

Даен выставил перед собой руки:

– Тетя Фаня, не кричите. Мы во всем разберемся.

На пороге смежной комнаты появился начальник:

– Фанечка… Золотце…

Женщина выронила скалку, бросилась к мужу на шею, заголосила:

– Люди добрые! Да что ж это делается. Вашего кормильца бьют, а вы о ступеньки носки сбиваете.

С улицы донесся гул, будто кто-то разворошил осиное гнездо. Малика побледнела. Даен подошел к окну, нахмурился. И лишь Адэр рассматривал разбитый кулак с таким видом, словно только что услышал обнадеживающий диагноз врача.

Со словами «Да мы вас…» селянка кинулась к двери.

– Я конфискую дом, – сказал Адэр.

Уже взявшись за дверную ручку, Фаня обернулась:

– Какой дом?

– Ваш.

Уперев руки в бока, она двинулась к Адэру:

– Ты кто такой?

– Вашего сына отправлю в приют…

– Да кто ты…

– …если ты сейчас же не замолчишь.

– Фанечка, делай, как он говорит, – проблеял начальник.

Не переставая оглядываться на Адэра, она приблизилась к мужу:

– Да кто он…

– Он страшный человек, – прошептал начальник и, обхватив жену за плечи, разрыдался. – А я плохой человек.

Адэр сжал-разжал кулак, неторопливо прошел через комнату, приоткрыл двери. Перед крыльцом собрались зажиточные люди, одетые с иголочки.

– Родня?

– Родня, – еле слышно призналась Фаня.

Адэр вернулся на свое место, сложил на столе руки:

– Если не разойдутся, я конфискую их имущество.

У Фани подкосились ноги. Начальник подтолкнул ее к двери:

– Делай, как он говорит.

Вскоре начальник и его жена сидели перед свечой. Тихо переговариваясь и всхлипывая, писали подписку о невыезде из селения.

– Почему на крайней улице так воняет? – спросил Адэр у Даена.

– Так то ж рабочая улица.

– И что?

– Там, что ни развалины, так отхожее место. Мужики идут с трактира и заскакивают. Улица длинная, пока домой донесешь.

Начальник с женой положили перед Адэром бумаги.

– На прииск ни ногой, пока не приедет комиссия, – сказал он. – Если сбежите, найду.

Взял докладную и опись имущества. Долго изучал их, потирая подбородок. Какое-то время сидел, глядя на начальника, а тот сдувался прямо на глазах, беспрестанно вытирая то лоб рукавом окровавленной дорогой рубашки, то ладони о добротные, но словно пожеванные коровой, штаны.

Наконец Адэр произнес:

– Даю две недели, чтобы вернуть украденные деньги.

Толстяк схватился за сердце:

– У меня нет…

– Родные помогут. Они ведь тоже замешены?

– А если откажут?

– Без суда и следствия отправишься в тюрьму.

Фаня привалилась плечом к мужу и еле устояла на ногах.

– Без суда? – прошептала Малика.

– Проводи их, – приказал Адэр Даену, и, когда за супругами и стражем закрылась дверь, повернулся к Малике. – Что ты сказала?

– Он имеет право на защиту.

– Кто так решил?

– Наказание назначает суд.

Адэр схватил ее за локоть и притянул к себе. Его глаза полыхнули безудержным гневом.

– Я – закон, я – суд. Мне продолжать?

Малика вырвалась, отскочила к окну:

– Вы Всевышний?

– На этой земле – да!

– Всевышнему потребовалось семь дней, чтобы сотворить мир. Вам же хватит минуты, чтобы его разрушить.

Подлетев к Малике, Адэр вскинул руку. Она сжалась в ожидании удара. А он указал в окно:

– Ты это называешь миром?

– Они другого не знают!

– Здесь жалость неуместна.

– А справедливость?

– Ты часто с ней сталкивалась?

– Нет. Но хотелось бы.

– Жалость и справедливость не уживаются рядом. Начальник похитил деньги, устроив на работу мертвые души. Разве несправедливо вернуть в казну наворованное?

– В казну? Если уж быть справедливым до конца, то он похитил деньги не из казны, а у рабочих.

Скрипнула дверь.

– Еле до поворота довел, – проговорил Даен, топчась возле порога. – Врача в селении нет. Надеюсь, сам оклемается.

– Жалко его? – спросил Адэр.

– Человек ведь.