Крикс пробежался взглядом по задумчивым товарищам. Их руки еще не запачканы кровью, для них разговор об уничтожении бандитов пока что остается разговором. Они прошли нелегкий путь от рядовых до офицеров и оправданно гордятся погонами – символом моральной чистоты и безупречной репутации. Ими движет высокое чувство – настоящая мужская дружба. Но о чем они будут думать завтра, чем будут гордиться на исходе дня? Тем, что вопреки Букве Закона сами вынесли приговор горстке беглых преступников и выступили в роли палачей? О чем будут вспоминать, собравшись по поводу или без всякого повода? И все ли соберутся?

– Пойду, сменю Лайса, – сказал один из бойцов.

– Подожди. Я хочу кое-что сказать, – отозвался Крикс. Перехватив дубовую рукоять ножа, направил клинок вниз. – Я никогда не убивал. Я всегда считал, что только Бог вправе лишить человека жизни, какой бы мерзкой и позорной она ни была. Даже когда я потерял двух самых близких мне людей, я еще верил, что Бог непременно покарает виновных. Но месяц назад произошло то, что заставило меня задуматься. И моя вера пошатнулась. Мой Бог не помог мне найти родных. Он равнодушно смотрел, как убивали моего брата. Он позволял морить голодом, избивать и насиловать ребенка. Он до сих пор разрешает этой мрази истязать ни в чем не повинных людей. Он препятствует мне сейчас: лишает твердой веры и изводит подозрениями. И если Ему нет никакого дела до меня, простого смертного, который сорок лет жил с именем Бога на устах…

Крикс до хруста в пальцах сжал нож:

– Месяц назад правитель вернул мне племянника и дал мне право разделаться с его мучителями. Отныне правитель – мой Бог. Я вывернусь наизнанку, но выполню его приказ! – Окинул товарищей взглядом. – У меня к вам единственная просьба: делайте с ублюдками что угодно: ломайте ноги, руки, пускайте кровь, но не убивайте. Убить их должен я!

Бойцы кивнули.

– Ракшадов возьмем, когда они будут возвращаться из лагеря, – продолжил Крикс. – Драго, Мебо и Лайс займут позиции на восточной тропе. Остальные пойдут со мной.

– Этот гнида говорил, что они без оружия, – промолвил Драго.

– Он много чего говорил.

– Какая разница – с оружием они или нет, – отозвался Мебо – рослый, зеленоглазый боец с ямочками на щеках и с непокорной русой шевелюрой. – Возьмем их, и точка!

– Затем встречаемся возле обрыва, – продолжил Крикс. – Йола свистнет ориентам. Пока те шумят, проникнем в лагерь. – Засунул нож за голенище сапога. – Мебо! Смени Лайса. Я на западную тропу. Остальные спать. Нам предстоит бессонная ночь и тяжелый день.

– А если есть еще тропа? – подал голос Драго. – Тогда наш план ни к черту…

– У Йола другой план, – неожиданно произнес ориент.

– Мы уже все обсудили, – отрезал Крикс.

– Йола пять дней слушал командира. Теперь командир пять минут послушает Йола.

Крикс, изумленный тоном старика, метнул взгляд на товарищей:

– Прости. Мы выслушаем тебя. Говори.

– Йола может рассказать о крике морского народа, но не будет. Если командир и его люди сделают так, как говорит Йола, никто из людей командира не погибнет, и командир выполнит приказ своего правителя-Бога.

– Никто не собирается погибать, – вставил Мебо.

– По плану командира людям надо разделиться. Три человека против трех ракшадов – верная смерть.

– Ты откуда знаешь? – вновь ввернул Мебо.

– Помолчи, – прошептал Крикс.

– Йола много чего знает, но рассказывать не будет. А если у людей командира нет уважения к главному старейшине морского народа, Йола уйдет.

– Извини, старик, – произнес Мебо. – Я не знал, что ты старейшина морского народа.

– Главный старейшина, – промолвил Йола.

– Извините, – повторил Мебо, вдруг перейдя на «вы».

Поднявшись, старик порылся в кармане штанов, вытащил сверток. Размотал плотную ткань. В воздухе запахло керосином.

– Это горный воск, – сказал Йола и, отщипнув небольшой кусочек от зеленого комка, остальное протянул Криксу. – Надо разделить на всех и всегда держать в кулаке, а то воск застынет.

Крикс помял ком в ладони – мягкий, липкий и слегка теплый:

– Зачем нам воск?

– Когда полетят птицы, заткните воском уши.

Бойцы переглянулись.

– Йола! Какие птицы? – спросил Крикс, решив, что у старика из-за жары начался бред.

– Командир увидит птиц и поймет.

– Увижу, пойму. Что дальше?

– Когда птицы улетят, бегите в провал.

– На верную смерть, – пробурчал Мебо.

– Верная смерть тем, кто вытащит воск из ушей.

– Хорошо, Йола, – промолвил Крикс, уже жалея, что позволил старику выставить себя на посмешище. – Прибежали. Дальше.

– Командир прибежит в провал и поймет.

– Я хочу понять сейчас – когда и почему полетят птицы?

– Йола ответит. Когда ракшады придут в лагерь. Потому что Йола подаст сигнал морскому народу.

– Как ты узнаешь, что ракшады пришли?

– Йола будет в лагере.

Старик направился к пригорку. Он явно не в себе!

– Йола! Постой! – крикнул Крикс, еще надеясь, что ориент пошутил, но старик не по-стариковски быстро топал вперед, оставляя за собой дорожку примятой травы.

– Да он с ума сошел! – воскликнул Драго.

– Старейшина! Вернитесь! – позвал Мебо, поднявшись.

Ругнувшись под нос, Крикс устремился за стариком, выкрикивая на ходу:

– Йола! Не чуди!

– Йола старик, а не чудак.

– Это не твоя война!

– Командир на своей войне погубит своих людей.

– Они знают, на что идут.

Ориент резко обернулся:

– Йола тоже знает. Если погибнут люди командира, Йола покроет морской народ позором. – Сжал Криксу локоть и на удивление складно произнес: – Доверься моему Богу. Мой Бог не подведет.

Вернувшись к Великкамню, Крикс какое-то время мял в руке зеленый комок. Ребята молчали. Да и что они могли сказать?

– Значит так. Действуем по нашему плану. А это… – Крикс посмотрел на воск. – Это разделим.

***

Хлыст перебирал сваленную в углу лачуги одежду. Вдруг в проломы крыши ворвался громкий плач чайки. Верхогляд… За стенами стало тихо: заглохло ворчание Прыща, замолкли причитания Пижона, оборвалась отборная ругань Жердяя. На фоне внезапной тишины противно заскрипел песок.

В щелях между досками мелькнул чей-то силуэт. Надсадно вздохнув, распахнулась дверь, и через вдавленный в землю порожек переступил Оса.

– Ничего подозрительного в долине не заметил? – спросил он приглушенно, словно нежданный гость, шагая вдоль обрыва, мог его услышать.

– Я бы сразу сказал, - буркнул Хлыст, сжимая дрожащими руками холстяные штаны и рубаху.

Оса прищурился:

– Чем занимаешься?

– Хочу переодеться.

– Куда-то собрался?

Хлыст судорожно соображал, что же ответить. Наконец произнес:

– Мои шмотки совсем прохудились. А вдруг Таша придет?

– Пошли, посмотрим, кого нечистая принесла, – проговорил Оса и выскользнул из лачуги.

Хлыст торопливо скинул с себя тряпье, надел легкую, просторную одежду, некогда снятую с мертвого ориента. Посмотрел на свои ботинки со сбитыми носками. В них разве что по прииску лазать. Вот бы у Пижона сапоги забрать, и тогда там, где он скоро окажется, его примут за сезонника, блуждающего по свету в поисках работы.

Возле костра с бурлящим казаном, из которого смердело чем-то прогорклым, сидели Оса и Жердяй. Натянув кепку до самых бровей, Пижон лежал чуть поодаль, подставляя закатному солнцу голый зад.

Глянув на тощие ягодицы, усеянные грязно-желтыми нарывами, и не сдержав брезгливую гримасу, Хлыст примостился на острый камень и направил взор вдоль провала.

– Если дождя не будет, пойдешь с утра к озерам, – произнес Оса.

Хлыст вдавился в камень:

– Я же сказал: вдруг Таша придет?

– Боишься, что Жердяй ее отхарит? Так я с тобой его отправлю.

Жердяй заржал как сдыхающая кляча.

Хлыст неосознанно скользнул пальцами по рукоятке кнута:

– Спина болит.

– И в каком месте болит? – спросил Оса, прищурившись.