Мы же с Екатериной Петровной и Марией застыли, как фигуры в Летнем саду, с непониманием переглядываясь друг с другом.

Что же такое произошло за эти несколько дней, что так разительно изменили его отношение ко мне, и всей ситуации в целом?

– И какие причины вам мешают, милостивый государь? – спросил губернатор раздражаясь.

– Видите ли, Ваше превосходительство, намедни я получил письмо, от господина Виллие, с подробными указаниями, касаемо госпожи баронессы. Она должна на практике подтвердить многие свои знания, а посему я должен буду периодически предоставлять отчёты об оной деятельности в академию. Потому покорно прошу меня простить, но сие никак не возможно, если барышня будет практиковать в больнице.

Всё это майор произнёс с напускным смирением, в которое, в прочем, никто из присутствующих не поверил.

– Мадмуазель Луиза, я надеюсь вы уже сможете приступить к своим обязанностям в понедельник? – спросил он улыбаясь.

И почему Яков Васильевич не может оставить меня в покое даже тут? Да, мне пришлось искать возможность давления сверху, чтобы преодолеть предубеждение и твердолобость медицинской верхушки, нежелающей видеть женщин в своих рядах. Но ведь я доказала собственные знания, и готова была подтверждать их работой с больными. Так зачем ставить меня в такие неудобные и весьма компрометирующие условия? Они хотят вынудить меня отказаться от практики?

Возмущение и злость настолько поглотили меня, что я не сразу расслышала слова Екатерины Петровны.

– И как же вы видите исполнение этих самых обязанностей, когда она будет единственной барышней во всём вашем госпитале? Как вы собираетесь обеспечить защиту её репутации? Её доброго имени?

– Госпожа Гурская, я поставлен блюсти здоровье вверенных мне солдат и офицеров Его Императорского Величества, а не честь губернских барышень. Увы, у меня есть прямое указание начальства, которое я не смею нарушить. Вы же знали все эти условия ещё в Петербурге, чем же вы недовольны сейчас? В ваших силах было оспорить его там.

– Есть ли какой-либо запрет на сопровождение госпожи баронессы? – раздался за моей спиной голос Павла Матвеевича.

– Вы хотите, чтобы за ней целый штат нянек шествовал по госпиталю? – спросил майор язвительно.

– Ну зачем же нянек. Насколько мне известно, мадмуазель Луизе предлагали наладить в больнице работу младшего медицинского персонала, – «провидец» с вопросительным взглядом повернулся к вице-губернатору. Тот усиленно закивал головой. – Думаю будет возможно организовать несколько барышень-мещанок, готовых обучаться у госпожи баронессы. Так мы обеспечим ей не пустое сопровождение, а создадим «образовательный процесс». Думаю, это будет хорошим решением вопроса.

Вокруг все согласно загомонили. Больше всех такому простому и элегантному решению радовался, как ни странно, господин Исупов. Аким Петрович довольно серьёзно отнёсся к своему покровительству и сильно за меня переживал.

Немного подумав, Семён Матвеевич признал подобное предложение вполне разумным.

– Но надеюсь вы освободите барышню от ночных дежурств. Я слышал все ваши врачи делают это вне зависимости от чинов.

Как оказалось, Витольд Христианович тоже был тут. Привлечённый нашей колоритной компанией, он решил тихо присоединиться, подняв вопрос, о котором мы даже не вспомнили, оглушенные первым отказом.

Увидев направленные на него воинственные взгляды, майор рассмеялся и сообщил:

– На этот счёт распоряжений не поступало, так что я думаю мы можем сделать для госпожи баронессы исключение, предоставив ей в этом вопросе снисхождение.

Раздался всеобщий вздох облегчения. Воспользовавшись возможностью, господин Сушинский заговорил с губернатором о каких-то продовольственных закупках, и мы поспешили отойти, дабы, не ровен час, не оказаться замешанными в этих «войнах».

– Я тут имел возможность пообщаться с несколькими офицерами из госпиталя, – сказал Павел Матвеевич, когда мы достаточно удалились, – такое послушание указаниям из столицы имеет под собой довольно весомые основания. Оказывается, майор protégé[126] Якова Васильевича. Они познакомились под Аустерлицем[127], где Виллие лицезрел Семёна Матвеевича так сказать «в деле». Потом он оперировал вместе с ним на полях некоторых сражений. И с тех пор лейб-хирург старательно продвигал своего ставленника. Так что господин Сушинский будет чётко придерживаться поставленных ему задач.

– Теперь понятна такая перемена, – важно сказала «бабушка», придерживая ягнёнка, уже уставшего от всего этого гама, и напуганного таким количеством людей.

– С другой стороны, это весьма полезно, – произнёс господин Рубановский, с намёком посмотрев на меня, – мадмуазель Луиза получит разнообразный хирургический опыт при лечении раненых.

– Но зачем ей это? – возмутилась Екатерина Петровна, – я не говорю, что ей нужно пользовать одних рожениц, но и другие болезни имеются в наличие.

– Кстати, по поводу рожениц, – встрепенулся Витольд Христианович, – у нас в повивальном доме одна сложная пациентка, я бы хотел, чтобы баронесса её осмотрела.

– Но я же не смогу разорваться и быть в двух больницах одновременно. И боюсь господин майор не допустит превратить военный госпиталь в родильный дом. – ответила с сожалением.

Я уже пропустила несколько танцев пока общалась с губернатором, и записанные партнёры поостереглись настаивать на них в его присутствии. Но сейчас послышались первые такты вальса, и господин Рубановский с улыбкой предложил мне руку.

Думала мы просто потанцуем, но оказалось у «провидца» для меня была небольшая просьба.

– Вы могли бы помочь мне Ан… баронесса, мне нужно будет ненадолго отлучиться. Но в любом случае, я бы просил вас об одолжении. Так как не хотел бы, чтобы меня видели с этим человеком.

– И чем же я могу помочь вам?

– Я должен передать кое-какие деньги и бумаги одному господину. Тайно встречаться он не хочет, а я бы не хотел, чтобы нас могли как-то связать. Уверяю вас, в бумагах нет ничего криминального или политического, а деньги… они даже не банальная взятка. – Павел Матвеевич говорил так уверенно и совершенно хладнокровно, как будто в этом не было чего-то предосудительного…, и я согласилась.

«Провидец» несколько раз повторил мне «пароль», который должен был назвать мужчина, пришедший за деньгами. И только удостоверившись в его правильности, я могла их передать.

Отведя меня после танца к небольшому окну, на полпути к «бабушке», господин Рубановский, прикрыв меня спиной от любопытных глаз, достал из расшитого бисером жилета небольшую связку ассигнаций и маленький конверт.

– Хотите прочесть? Он не запечатан. – сказал мужчина передавая их мне.

– Нет. Я вам верю. – не найдя другой возможности я решила уложить их в одну из висящих на поясе сумочек, которые изображали «лекарские запасы» моего образа.

Сделав вид, что я достаточно освежилась у раскрытого окна, мы продолжили путь по направлению к ожидавшей нас Екатерине Петровне.

В связи с невозможностью рассадить такое количество гостей, на маскараде обеда не подавали. Зато расположенный в отдельной зале буфет впечатлял своими размерами. Чтобы гости не запачкались, слуги проворно раскладывали выбранную еду на небольшие тарелочки.

Какая-то дамочка в маске визгливо требовала заменить ей десерт, потому как поданный, по её мнению, был недостаточно упруг. Она поучительно рассказывала скучающему рядом с ней мужчине, каким именно должен быть обсуждаемый предмет.

Её сопровождающий с тоской смотрел на зал приёма, кажется совершенно не прислушиваясь к вскрикам этой фурии. Он притопывал ногой, видимо в такт звучащей в его голове музыке. При нашем появлении он переключил своё внимание на нас.

«Бабушка» немного проголодалась, поэтому мы втроём и направились в буфетную. Пока мы с ней в полголоса объясняли слуге, что именно нам положить, Мария почему-то начала переглядываться с находившимся неподалёку мужчиной. И хотя, она стояла за нами и дальше всего от него, но оказалась единственной обращённой к нему лицом.