– Похвально, барышня, что вы решили искать Слова Божьего, не пленившись…

– Отец Феофан, – прервала я его. – Извините что перебиваю, давайте я сначала выскажусь, потом уже сможете благословлять… или…

Священник нахмурился, но кивнув головой, предложил мне продолжать.

– Я не очень хорошо разбираюсь в первопричинах церковных различий, наверняка они очень важные, но всю подоплёку только, наверное, святые отцы и знают, – подпустила я чуточку лести. На что батюшка улыбнулся.

– Для меня же всё просто, – продолжила, спокойно глядя ему в глаза. – Я верю в Господа нашего и Спасителя. И на каком языке ведется богослужение мне безразлично. Напускное и показательное благочестие мне чуждо. Новомодными веяниями мистицизма не увлекаюсь. Я помню о своей душе, но суевериям и предрассудкам не подвержена. Многому училась, долго и упорно… – взглянула пристально, проговаривая слова твёрдо. – Я готовила себя к докторской стезе!

Священник был шокирован. Он немного помялся, нахмурился, потом изрёк:

– Есть ли опыт лекарский?

– Да, батюшка, помогала в своём городе, в больнице нашему доктору ассистировала, – ничуть не соврала я, ну и что же что город этот и доктор, в другом времени были.

– Хм… – отец Феофан продолжал пожёвывать свой ус. – Не дело ты задумала Лизавета. Не женское то дело.

Тут он наткнулся на мой тяжёлый взгляд, подсмотренный у папá, так он смотрел на буйных больных. Батюшка хмыкнул ещё раз, улыбнулся и сказал:

– Интересно, что тебе на это Екатерина Петровна скажет.

– Благословите отче, – ответила я вздохнув. – Господь даст, как ни будь всё уладится.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что батюшка – младший сын в старой дворянской семье, отменно образован, по молодости лет учувствовал в Русско-Персидской войне[28], был даже отмечен Павлом Петровичем[29]. Пережитое там отвратило его от военной стези и привело в церковную. Но родитель так осерчал на неразумного младшего, что отец Феофан получил приход в нашей глуши. Хотя священник был всё же не чужд прогресса, интересовался жизнью за пределами паствы и даже выписывал «Санкт-Петербургские учёные ведомости».

Батюшка стал часто наведываться в имение с разного рода болезными из крестьян. Денег на врача у них, естественно, не было, но они были рады и такой помощи. Осмотр проходил в задних сенях, без «бабушкиного» ведома. Хотя я сильно в этом сомневаюсь. Скорее всего, ей уже донесли, но она, наверное, хотела, чтобы я сама об этом с ней заговорила. К счастью, заболевания были не тяжёлыми, и священник каждый раз поглядывал на меня со всё большим интересом.

Постепенно приближался Медовый спас[30] и начало Успенского поста. В деревнях чистили колодцы, собирали яблоки, ведь его сменит уже спас Яблочный.

Месяц… уже месяц я в этом времени и так ни в чём не продвинулась в своих исследованиях. Одной в лес мне так попасть и не удалось. Заезжать туда с Марией, которая составляла мне компанию в конных прогулках, я не хотела. Просто боялась того, к чему это могло привести в последствии. Оказаться в своём настоящем вместе с бабушкой ещё ничего. Но попасть с ней в более дальнее прошлое… Боже сохрани!

Я старалась находить для себя посильные дела. Например, просвещала Екатерину Петровну в деле консервации продуктов. Насколько я помню, ещё в 1810 году за это изобретение Николя Аппер получил награду из рук самого Наполеона. Под эгидой обучения и старалась сделать запасы. Я не на секунду не забывала, что именно принесёт (а вернее кого) нам следующий год.

Конечно, стеклянных банок Кильнера[31] ещё нет. У неё такая удобная прижимная стеклянная крышечка. Мамá любила хранить в них варенье. Сейчас всевозможная мелкая стеклянная тара использовалась только в фармацевтике. Но мы обошлись глиняными крынками и заливали их в конце воском. Надежды, что мясо таки образом переживет полтора года, у меня конечно не было. Но ежели зимой это можно будет съесть, то следующей весной обязательно надо повторить. А также, каким-то образом в лесу сделать схроны с продуктами. Не собираюсь отдавать с таким трудом сделанные резервы фуражистам Бонапарта.

«Бабушка» же, с куда большим удовольствием посвящала время подготовке к сезону охоты. И хотя оба её сына были сейчас вместе с Кутузовым, где-то на Турецкой войне, псарня содержалась в образцовом порядке. С пяток гончих жили там в барских условиях, а двое борзых, любимцы Михаила, вообще обитали в доме. Но это и не удивительно. Не так давно сосед просил Екатерину Петровну уступить их за пятьсот рублей. Продать борзых «бабушка» отказалась, но с удовольствием сдавала в аренду. И если в прошлом году, из-за отсутствия братьев Мария на охоту не попадала, то в этом надеялась упросить матушку отпустить нас вдвоём, естественно в сопровождении дворовых и выжлятников[32] из имения.

Как и следовало ожидать, моя амазонка не была забыта, Мария обзавелось схожим костюмом. Модистка, пошившая мне новый гардероб, даже умудрилась сделать ей похожий цилиндр, но только темно-зелёного цвета.

Моя же подготовка к охоте заключалась в тренировках по стрельбе. Папá тоже не гнушался этим видом отдыха, когда ненадолго задерживался в имении. У нас даже был Винчестер 1866 года, купленный родителем под влиянием рекламы, которая обещала 60 выстрелов в минуту. И хотя убийство животных мало меня привлекало, я неплохо стреляла из этого «жёлтого мальчика»[33]. Обращение с ним не вызывало никаких проблем. Патроны вставлялись с боку, перезаряжался он передергиванием скобы – всё легко и удобно.

Сейчас же я держала в руках довольно странную конструкцию. Тяжёлую, неудобную и какую-то нескладную. И вообще, если не ошибаюсь, она заряжалась со ствола. Ничего подобного я раньше не видела, вот и пыталась освоить «мушкет» до начала сезона.

Ну что сказать… за время его перезарядки я могла бы уже из своего «мальчика» перестрелять всех куропаток в округе.

Сначала в дуло всыпался порох, потом туда же заталкивалась пуля, всё это утрамбовывалось шомполом. Порох досыпался ещё и на полку… потом взводится курок и всё… мы готовы к стрельбе.

Никто меня не предупредил, что после того, как вспыхнул порох, выстрела ещё так и не произошло. Перед моими глазами взорвался фейерверк, и я невольно опустила ружьё. Боже мой, пуля ушла в землю чуть ли не под моими ногами. Я ошарашено повернулась к своему «учителю», приставленному ко мне заботливой «бабушкой».

– Что это было? – прохрипела я.

– Барышня, вы же сказали-с, что уже умете стрелять, – бледнея лицом прошептал мой «наставник».

– Умею, – подтвердила я. – Но явно не из такого… ружья… – кивнула я на «артефакт» в своих руках.

К счастью, Егор удовлетворился объяснением. Впрочем, он не мог не иначе – его положение явно не позволяло вступать в пререкания.

Обучать меня был назначен старший сын лесника, Егор. Высокий, статный и широкоплечий мужчина, с симпатичным, но простоватым лицом, покрытым россыпью веснушек. Екатерина Петровна уверяла меня, что этот молодой, явно не старше меня парень, уже сейчас превосходит в стрельбе своего отца.

Ну что же, нужно попытаться научиться управляться и с этим допотопным предметом старины. Во всяком случае, других видов оружия здесь не предвидится. А поминая ближайшее будущее… мне неожиданно может пригодиться и этот навык. Поэтому тряхнув головой, я отдала ружьё на перезарядку, а сама попыталась хоть немного привести в порядок лицо. Судя по ощущениям, я его опалила. В глазах стояли красные мушки, а зудело всё, начиная ото лба и заканчивая грудью.

Нужно будет чуть прикрыть глаза при следующем выстреле, и держать «дубину» ровно, пока пуля не покинет её.