Поэтому с прошлого года всевозможные шпионы стали проникать в империю под видом артистов, монахов, путешественников, торговцев, отставных русских офицеров. Разведка использовала французов и иных иностранцев на российской территории – гувернёров, врачей, учителей, прислугу, в своих интересах.
Впрочем, и Россия старалась не отставать. В результате успешных действий особой канцелярии, было детально известно состояние Великой армии. Каждое первое и пятнадцатое число месяца французский военный министр представлял Бонапарту так называемый «Отчёт о состоянии» по армии со всеми изменениями в численности её отдельных частей, с переменами в расквартировании и тому подобное. Через агента в главном штабе неприятеля, копия этого отчёта немедленно попадала к полковнику Чернышёву[131], прикомандированному к русскому посольству в Париже, а от него – в Санкт-Петербург. Александр Иванович вообще был довольно одиозной личностью. Молва приписывала ему любовные отношения с сестрой императора – Полиной Боргезе, а через неё и хорошие отношения с ним самим. Поэтому, несмотря на доклады французской контрразведки о подозрениях в шпионаже в его адрес, Наполеон почему-то не принимал их всерьёз. Хотя в это-же время Чернышёвым была совершена дерзкая операция по обеспечению штаба Бонапарта фальшивыми картами территорий Российской империи.
На шпионаже, безусловно, дело не ограничивалось. Все искали союзников… кто обещаниями, а кто и угрозами. Так, например, уже четырнадцатого ноября 1811 – маршал Луи Даву получил от Наполеона инструкцию, что по первому же приказу он должен оккупировать Пруссию и обеспечить её лояльность в предстоящей войне с Россией.
Пока никому невидимая, война уже началась. У каждого в ней были свои интересы, ожидания и чаяния.
Все эти мысли роились в моей голове, после этой странной встречи. С одной стороны, я доверяла Павлу Матвеевичу, он слишком хорошо, как и я знал предстоящую историю. С другой, хотелось всё-таки знать, что за бумаги я только что передала. И в то же время корила себя за излишнюю щепетильность, ведь он сам предлагал прочесть.
А учитывая последующую попытку выкрасть всё это… ситуация стала казаться мне всё более неприятной. Ухудшалась она ещё и тем, что о произошедшем стали постепенно шептаться на каждом углу.
Конечно, госпожа Радченко вызывала всеобщий интерес, и где-то даже негодование, которые её откровенно не устраивали. Но и я, неожиданно нашедшая покровительство у первых лиц города, привлекла совершенно ненужное мне внимание.
«Бабушка» с Марией постоянно отбивались от докучливых дам, старающихся донести до моей семьи недостойность моего поведения. Ведь так в скорости мужчины решат, что и они должны будут заниматься чем-то общественно полезным. А у них и так слишком много забот.
Екатерина Петровна в ответ едко шутила. Мария же, не имея такого большого опыта в «светских колкостях», сваливала всё на мою иноземность и пряталась за матерью.
Разогнать общество недовольных удалось подошедшему к нам пожилому господину. Нас представили, так как остальные ему были уже хорошо знакомы. Иван Якимович Ломачевский, был немного грузен, но весьма подвижен. Его мягкое, довольно округлое лицо осветилось улыбкой, когда он поцеловал руку «бабушке». Как стало быстро понятно, из нас троих, мужчина предпочитал беседовать именно с ней. Да и приблизился только из-за неё. Он даже решился пригласить Екатерину Петровну на танец, при том довольно подвижный, что вызвало волну перешёптывания.
По тихому рассказу Марии выяснилось, этот господин был довольно высокого, пятого чина – вышедшим на покой статским советником. А до того исполняющего должность Акима Петровича, при прежнем губернаторе. Иногда Иван Якимович приезжал к нам в имение с визитами. По её подозрениям, тот уже давно питал к Екатерине Петровне определённые чувства, но считал себя слишком старым для подобных глупостей.
Благословение Господне, танец завершился без всяких проблем.
– Ma chère, я так устала, – сказала негромко, повернувшись к Марии.
– Баронесса, какие ваши годы! – заявил Иван Якимович за моей спиной. – Я вот в бытность свою вице-губернатором, для поддержания сил по несколько чашек кофию выпивал в день. Очень бодрит, знаете-ли. Да и дел столько исполнить позволительно.
– Благодарю покорно, но пить его во множестве нехорошо.
Честно говоря, вид господина Ломачевского мне стал нравится всё меньше. Лицо его было покрасневшее, дышал он довольно прерывисто. Взяв мужчину за руку, чтобы помочь опуститься на диван, нашла у него учащённое сердцебиение.
– Екатерина Петровна, что-то мне не хорошо, – сказал он, приложив пальцы к вискам, – кружится всё. Зря я так молодничать вздумал.
– Что-то случилось? – господин Рубановский, как всегда, появлялся незаметно.
– Иван Якимовичу дурно сделалось, – ответила тихо.
– А как у него с давлением крови, в его то возрасте? Моя бабушка, там, когда с гипертонией[132] мучалась, всегда так же выглядела, особенно после резких движений.
– Ну так, пока барометров для людей не придумали ещё.
– Хм… есть тут способ один… нужно какое-нибудь колечко и сантиметровая линейка, – ответил он, улыбаясь, – бабушка поделилась. Она им пользовалась, чтобы к врачам в поликлинику не ходить. В её время такие приборы были «дефицит».
– А почему именно французской мерой?
– Ну, у нас, – прошептал он со значением, – так привычнее.
– Колечко я вам найду…
– Только без камней! Оно должно быть цельным. А я попробую нарисовать необходимую шкалу.
Минут через десять Павел Матвеевич вернулся, предложив всем «изумительный фокус». Без всякой его помощи, колечко, продетое на нитку будет двигаться.
Сверху согнутого предплечья статского советника уложили разграфлённую полоску бумаги от нуля до двадцати. Одолженное у Марии простенькое золотое колечко подвесили на нитку, чуть длиннее пяди[133]. Меня попросили эту «странную конструкцию» поднести к нулевой позиции, и постепенно, без рывков, вести кольцо вдоль делений к ладони.
Неожиданно, оно стало раскачиваться с лево на право, когда немного приблизилось к цифре девять. Я ошеломлённо замерла. «Провидец» попросил вести кольцо дальше. Следующее движение произошло на цифре пятнадцать. Заинтригованы были все и посыпались просьбы попробовать сделать это самим.
– Так и есть, давление сильно повышено. – зашептал Павел Матвеевич.
– Но у меня нет подходящих лекарств.
Господин Рубановский слегка задумался, а затем прошёл в буфетную. Вернулся он оттуда с ломтиками лимона, которые, как я помню, украшали устрицы.
– Нужно как-то заставить его это съесть. – заявил он уверенно.
Выдохнув, я кивнула, и забрав у него тарелку, приблизилась к Ивану Якимовичу, который сидел закрыв глаза.
– Ваше высокородие, вам необходимо это скушать! Желательно всё.
Обескураженное выражение было не только на его лице, но и на «бабушкином».
– Луиза, ты уверена, что это поможет? – с сомнением спросила Екатерина Петровна.
Я только согласно кивнула головой. Пока ещё советы «провидца» всегда были полезны. Его знания, действительно проявлялись в моменты необходимости.
Принюхиваясь к явно различимому «морскому» запаху, господин Ломачевский тщательно разжёвывал лимон. Отчаянно стараясь не кривится, он смотрел на меня обиженно, но храбрился подбадриваемый «бабушкой».
«Фокус» привлёк внимание большого количества гостей, которые продолжали подходить к нам, требуя собственноручно убедиться в том, что никто колечко не шатает и даже не дует на него. Особенно привлекало их то, что раскачивалось оно у разных людей, на разных шкалах. В это время «провидец» объяснял мне значение цифр.
Что не удивительно, скопление такого большого общества наконец-таки притянуло внимание врачей. Пытаясь разгадать причину, ко мне подошёл Семён Матвеевич, только что наблюдавший движение предмета в руках Витольда Христиановича.
