Казалось, Анна девушку не слышала — погруженная в собственные мысли, прожигала злобным взглядом того, чьи колени Лера с великой радостью оккупировала.
— Она любит тебя, — обратилась к Герману, — береги! Обидишь — растерзаю. А…а изменишь — вообще кастрирую! И плевать мне, что это…типо…ваше личное дело. За меня некому было заступиться, в свое время. У нее такой человек есть!
Свою гневную тираду Смирнова практически выплюнула. Презрительно, да с таким отчаянием, что внутренности в тугой комок свернулись, и дрожь прошлась вдоль позвоночника. Стало ясно — рана от систематических измен бывшего мужа по сей день кровоточила в глубинах растерзанной души.
Пытаясь хоть чем-то разбавить гнетущую тишину, перетянула внимание на себя:
— Аня, спасибо за заботу…
— А ты не будь дурой! — Рявкнула женщина, размазывая по лицу хлынувшие слезы. Заставляя вздрогнуть от неожиданности. — Если посмеет, хоть раз в жизни — все, конец. Уходи, девочка! Без оглядки беги. Не позволяй вытирать о себя ноги. Не превращайся в тряпку. Лучше не станет, поверь — только хуже! Я на собственной шкуре это проверила. В первый раз простила, так он начал на радостях менять девок чаще, чем желал мне…гр*банного…доброго утра!
— Аня…
— ПРОСТО любите. — На эмоциях вновь повысила голос. — И будьте верны друг другу! Всегда. Это так важно, глупенькие. Так важно…
— Золотые слова, Анечка! — Прервал ее пламенную речь Давыдов старший, поднимаясь из-за стола. — Полностью разделяю Вашу точку зрения.
К удивлению, Смирнова довольно быстро взяла себя в руки, наконец, фокусируясь уже на нем:
— Станислав Юрьевич, — протянула с улыбкой, — дорогой! Разрешите Вас обнять!
— От чего же нет? — Подошел и сдержанно сжал ее в объятиях. Дружески похлопал по плечу. — Мне лишь в радость!
— Бога ради, извините за столь неподобающий вид!
— Полно Вам!
— Для достижения…кхм…нашей цели, пришлось употреблять с ним алкоголь. — Продолжала объясняться. — А накануне не спала всю ночь — у ребенка разболелся зуб. Да и не позавтракала толком. Результат на лицо — несколько долек шоколада меня точно не спасли! Это я к чему, собственно…у Вас перекусить не найдется?
— О чем речь? — Всплеснул руками гостеприимный хозяин. — Прошу, к нашему скромному…столу!
— Вы так любезны!
Однако и шага в его направлении сделать Анна не успела. Пространство кабинета разрезал возмущенный детский голосок:
— Мама! Вот он же…я!
Антошка демонстративно надул щеки, явно задетый столь явным безразличием, ведь она его даже не заметила! Впрочем, про еду Смирнова сразу позабыла — стало не до нее. Едва завидев сынишку, стремительно — насколько позволяли заплетающиеся ноги — приблизилась к ребенку, и опустилась пред ним на колени. Крепко сжала в объятиях, начиная зацеловывать, пока тот ни захохотал.
— Мой солнечный лучик…мой воздух! Соскучился, сладкий?
— Да, мамочка!
— Котенок!
— Разве можно так сюсюкаться с ребенком? — Раздался вдруг строгий голос Лериного отца. — Конкретный перебор, дамочка!
Валерия с невероятным восхищением и трепетом наблюдала, как Анна злобной фурией развернулась на голос, и схлестнулась взглядом с «советчиком». Несколько долгих секунд они, молча, глазели друг на друга.
Внимательно. Оценивающе. Свирепо.
Так уж вышло, что Смирнова гордо восседала прямо у ног Спирина, но это его давящее превосходство не помешало ей яростно зашипеть:
— Мой ребенок! Хочу, и сюсюкаяюсь!
— Не ведаешь, что творишь, женщина! — Не унимался Константин. — Хлюпика же из него вырастишь!
Лера хотела было вмешаться, прервать их спор…но Анна прекрасно справлялась самостоятельно, и в защите не нуждалась. Оставалось только наблюдать со стороны за столь внезапной перепалкой.
— Я выращу из него мужчину! — Вернула непреклонно. — Настоящего мужчину, ясно Вам?
Демонстративно отвернулась, продолжая ворковать с ребенком:
— Правда же, солнышко?
— Да!
— После подобного воспитания, «настоящие мужчины» вырастая, с мужиками и живут!
Сказал, как отрезал Константин, заставляя Анну покрыться багровыми пятнами.
— Уважаемый, а Вы не слишком много на себя берете? Нет? — Сверкнула совершенно взбешенным взглядом. — Вы кто такой, чтобы указывать мне, как воспитывать сына?
Валерия нервно сглотнула, напряженно поглядывая на отца.
— А кем нужно быть, чтобы вправить тебе мозги? — Невозмутимо.
Ситуацию спас Антошка. Ну, как спас…скорее просто обескуражил мать своим заявлением:
— Он…папа.
— Чего? — Испуганно воскликнула Смирнова.
— Да! — Активно жестикулируя, доказывал мальчуган. — Это Лерин папа!
Казалось, она и не дышала вовсе. Лишь после признания сына начала осторожно поглощать кислород. Валерия ощущала сковавшее ее напряжение, как свое собственное.
— Ох, и не повезло же ей с отцом, однако!
— Я бы попросил! — Предостерегающе рыкнул Спирин.
— А я бы отказала!
Тяжело дыша, женщина распрямилась, надменно вскинув подбородок.
— Собирайся, родной! — Устало массировала виски. — Я позвонила твоему крестному — скоро он отвезет нас домой.
— Хорошо, — с готовностью закивал малыш. — Мамочка, а давай заберем Леру к нам? Совсем. Жить!
— Приехали! — Всплеснула руками Анна. — Я, конечно, понимаю — ты любишь свою Лерочку, до беспамятства…но девушек в дом приводить, тебе еще рановато!
— Ну, мама! Герман плохо за ней смотрит, и совсем не кормит. Она снова упадет.
— Лера — не питомец, чтобы ее кормить, и за ней смотреть!
— Но…
— Все, я сказала! Что у тебя с руками?
— Таткуровка! — Гордо пояснил мальчуган, не в силах выговорить незнакомое слово, и демонстрируя исчерченную маркером ладонь, на которой довольно точно изобразил наколку Константина.
Женщина вдруг побледнела, будто меловая доска, и проблеяла севшим голосом:
— Сынок, где ты выдел такой рисунок?
Вместо ответа, он указал пальчиком за ее спину.
И, о чудо!
Лера могла поклясться, что Смирнова протрезвела в одну секунду!
А дальше…и вовсе произошло нечто странное.
Смирнова развернулась так резко и быстро, что темная коротко-стриженная копна ее волос веером взметнулась в воздухе. Тяжело дыша, и неосознанно заламывая собственные пальцы от волнения, женщина с попеременным интересом разглядывала то правую руку Константина, украшенную той самой «таткуровкой», то его суровое лицо. Впрочем, суровым оно стало сразу же после того, как Анна предстала перед мужчиной во всей красе — сотрясаемая сильнейшей дрожью, но с гордо задранным вверх подбородком.
Лера невольно нахмурилась, совершенна сбитая с толку их поведением. Особенно, поведением отца. Ведь и он разглядывал Аню слишком пристально! Слишком неприлично. Заостряя особое внимание на необычной родинке треугольной формы, украшающей ее изящную ключицу, на расширившихся от шока глазах…на обрезанных волосах.
Складывалось впечатление, что эти двое непременно были знакомы ранее, не виделись некоторое время, и теперь фиксировали изменения, произошедшие друг в друге за ушедшие годы.
От непонятных ощущений внутри все сжалось до предела. Девушка уже и самой себе натянутую струну напоминала. Не удивительно, что напрягся и Давыдов, стиснув в объятиях еще сильнее:
— Мелкая? — Настороженно. — Ты чего?
Прикусив губу, разве что не до крови, отчаянно замотала головой, вместо ответа.
Мозг настойчиво отказывался верить. Но сердце…сердце чувствовало!
А ведь Смирнова не искала татуировку. Нет! Она безошибочно уставилась на его правую кисть, желая удостовериться в чем-то. Потому что знала, где та находится. Знала! Точно так же, как и отец знал, что…
— Пап, — беззаботно прощебетала, едва сдерживая дрожь в голосе, — мне кажется, зря Аня постриглась. Согласись, с длинными волосами ей гораздо лучше?
— Да, милая, — машинально, и бездумно отозвался родитель, выдавая себя с потрохами. — Определенно…лучше!