— М…мас-стер! — дрожа от холода, с трудом вымолвил лысый здоровяк, когда старик проходил рядом с ним, — а ч-что о-т-тличает п-пруд от о… Оз-зера?!

— Что отличает обычный пруд от обычного Озера?

— Р… р… раз-змер?

— Размер, — фыркнул старик, — источник, олух! Озеро усохнет, лишь когда усохнет та река иль ручей, что его питает.

— Н-н-но в-в ч-чём т-тогда п-пропасть м-между д-девятой ступенью и… — второй ученик не договорил, старик подошёл к нему и огрел по спине узловатой палкой.

— Вопрос твой глуп, ученик, как и ты, — ворчливо отозвался старик, после чего повысил голос и крикнул так, чтобы слышали все на утёсе, — девятая ступень — есть предел человеческий. Тренируйтесь изо всех сил, ибо когда придёт время — откроется вам!

С очередным порывом ветра, фигура учителя исчезла, растворившись в тумане мимолётного воспоминания. Исчез утёс, туман рассеялся и грохот раскатов грома вновь ворвался в уши. Воспоминания пронеслись в голове Эдвана в тот самый миг, когда его сосуд души задрожал и плёнка на нём пошла рябью. Тело пронзило вспышкой невыносимой, чудовищной боли. Она подобно гигантской прибойной волне заполнила его с макушки до самых кончиков пальцев, не оставив места ни для чего другого, и именно в то мгновение наивысшей слабости, когда Эдван потерял счёт времени и не мог уже и думать ни о чём другом, он с удивлением обнаружил, что начал… чувствовать.

Чувствовать дрожь атры глубоко внутри, ощущать, как совсем маленькие, почти незаметные частички силы не просто насыщают истязаемые страданием мышцы, а проникают ещё глубже, в те самые крошечные, невидимые глазу частички его собственного тела, о которых он никогда раньше не слышал. Чувствовать, как все девять ядер в сосуде начинают медленно притягиваться друг к другу, кружатся в причудливом танце, распространяя настоящие волны атры вокруг себя.

Под напором этой силы плёнка сосуда вдруг начала расти и тянуться, позволяя энергии прохладной волной хлынуть в ткани и смыть накопившуюся боль и усталость. Она тянулась, насыщая жизнью каждый кусочек его измученного организма до тех пор, пока граница сосуда не упёрлась в кожу, полностью повторив очертания его тела. В тот же миг ядра закрутились ещё быстрее, столкнулись и притёрлись, вращаясь так быстро, что постепенно начали вжиматься друг в друга. Шестым чувством Эдван ощутил, что процесс достиг точки невозврата. Его долгая тренировка, наконец, вошла в свою финальную фазу.

Он давно потерял счёт минутам. Линии рисунка, в центре которого он сидел, давно исчезли, стёрлись, когда почва вернула себе изначальную форму. Камни атры рассыпались в пыль и даже те стальные пластины, которые он изготовил для ловли молний, не выдержали силы Грозового ущелья и рассыпались железным песком. Однако, по какой-то неведомой Эдвану причине, сами молнии юного Лаута трогать перестали. С тех пор он сидел неподвижно, в глубокой медитации и изо всех сил старался разрушить последнюю стену. И сейчас, в тот самый миг, когда комок из девяти ядер закружился волчком так быстро, что его можно было принять за одно громадное ядро, эта стена с треском разрушилась. Эдвану, наконец, открылось то, о чём говорил его первый мастер сотни лет назад.

«Девять рангов есть предел человеческий», — пронеслось в голове Лаута и он, наконец, осознал.

«Ну конечно», — усмехнулся про себя юноша, — «это же так просто!»

Комок ядер внутри него начал сжиматься и Эдван почувствовал странное напряжение в груди, словно кто-то тянул за невидимую струну совсем рядом с сердцем. Постепенно это напряжение переросло в боль, но не резкую а ноющую, которая всё нарастала, как если бы у него в груди надувался какой-то пузырь, который всё никак не мог лопнуть и оттого причинял телу всё больше и больше мучений. В какой-то момент стало трудно дышать, по телу пробежали мурашки и Эдван почувствовал, как что-то шевелится у него под кожей. Бурлит и двигается, словно тысячи крохотных змей. Заныли кости так, словно что-то медленно начало отрывать от них мышцы, а сами они стали тяжелее раза в три. Сам собой выгнулся позвоночник и Эдван до скрипа стиснул зубы — ему показалось, будто какой-то великан начал тянуть его голову вверх и в этот самый момент тот пузырь, что надувался внутри него, резко лопнул.

Всё сознание Эдвана затопил жуткий, чудовищный звон, словно лопнул не пузырь а гигантских размеров струна и одновременно с этим глубоко в душе юноши, там, в самом центре бешено вращающегося комка зажглась небольшая тёплая звёздочка, а масса из старых ядер вокруг неё поплыла, сжимаясь и формируя очертания чего-то нового, более совершенного. Ядра движения. И от одного лишь чувства, как крохотный, только-только рождённый источник слабо пульсирует в его грудь, душу наполняла невероятная радость.

Через несколько минут Эдван ощутил, как что-то раздвинуло органы чуть ниже сердца, там, где изначально располагался сосуд души. Ныне же, когда всё его тело стало сосудом и было наполнено атрой, именно там должно было появиться его новое ядро, завершив столь долгое и тяжелое восхождение на третью ступень. Он уже чувствовал, что процесс должен был вот-вот завершиться, и когда до конца оставалось совсем чуть-чуть, случилось нечто странное.

Из ядра, словно червяк из спелого яблока, вдруг вытянулся крохотный усик энергии, но стоило ему только показаться на поверхности, как Эдван мгновенно напрягся и изо всех сил сжал атру так, что непонятный отросток тут же был загнан назад внутрь сияющего серебристым светом шара. Он узнал его, и узнавание это было совсем не добрым. Лаут, наконец, вспомнил, в чём была самая главная и, пожалуй, самая страшная опасность этого… восхождения. В голове юноши промелькнуло воспоминание — его собственные слова, сказанные Марису ещё в Башне Отверженных, когда они обсуждали великий путь развития Яго…

«Духовный корень — путь чудовищ. Человек собирает атру в сосуде и через душу развивает тело, тварь же поглощает атру телом, и звериной сущностью тянет душу. Вместо сжатия сосуда души в ядро, они заставляют его прорасти, словно корень… Подобно корню растения он, точно влагу для роста, вечно вбирает атру, заставляя тело расти. Оттого чудовища и становятся такими огромными, но даже это не самое худшее. Самое худшее в том, что глупцы, прорастившие корень, теряют разум. Медленно, но неотвратимо. Даже самые умные и хитрые из бестий нисходят до чудищ, движимых лишь самыми простыми желаниями. И люди не исключение»

Именно это он сказал Марису, но забыл упомянуть, что обычно… обычно корень пытается прорасти на самой границе Озера. И он — главная опасность такого прорыва, ибо приходит в самую последнюю минуту, когда одарённый уже слишком истощён болью и тяжестью прорыва.

За последнюю минуту, которая тянулась мучительно долго, ещё с десяток крохотных корешков пытались вырваться на свободу, чтобы прорасти в тело Эдвана, но он каждый раз безжалостно загонял их назад. И лишь когда сияние, наконец утихло, а ядро приобрело густой тёмно-синий цвет, Лаут позволил себе выдохнуть с облегчением. Выдохнуть, и широко улыбнуться.

Совершенно не обращая внимания на вспышки молний высоко в небе и чудовищный грохот в ущелье, Эдван хихикал с невероятно глупой улыбкой на лице. В его груди, словно второе сердце, мерно пульсировал его собственный крохотный источник, разгоняя густую энергию во все уголки тела. Атра была в его крови, в его мышцах, в костях. Везде. Она, наконец-то, стала неотъемлемой частью его естества, а тело — сосудом души. Это и значило превзойти предел человека, и стать, наконец… Озером.

Тяжело вздохнув, Лиза в который раз перевернулась на другой бок и покосилась в окно, где очередная вспышка молнии на миг озарила тёмное ночное небо. Грома она, разумеется, не услышала — от звуков вечной грозы её надёжно защищали магические знаки на стенах и оконной раме, однако, несмотря на тишину и относительный покой, девушка почему-то никак не могла заснуть. Её бросало то в жар, то в холод, хотелось встать, потянуться, потренироваться, в голову настойчиво лезли мысли о работе в кузнице а руки чесались закончить их с мастером шедевр, в общем — ей хотелось заняться чем угодно, лишь бы не спать. Даже атра в глубине сосуда дрожала, подталкивая хозяйку к каким-то действиям, вот только… сейчас стояла глубокая ночь. Мастер давно запер кузницу и недвусмысленно намекнул, что ученице было бы неплохо выспаться. Работа выдалась очень тяжелой, девушка была на ногах вот уже четыре дня. Казалось бы, со сном не должно было быть никаких проблем, но вот незадача…