— Твоим не нужно знать об этом, внук, — негромко говорил Горо, — Хиро не тот человек, кто будет приходить с подарками и гладить внучков по голове. Тебя он признал, но за дела, а не просто так. По делам и будет судить. Уже судит. Он на тебя, конечно, наорёт за то, что ты разнёс Санабако-гуми, но знай, что он этим погромом гордится аж до слёз. Ты все правильно сделал.

— Значит, всё оставим как есть, — решил я, — А теперь, будь добр, удели мне немного своего времени. Мой учитель в очередной раз решил, что я обязан сдувать с его дочери пылинки, и начал мне врать, а тема, которая меня интересует, чересчур важная. Расскажи мне о энергии и техниках.

— Ты пока не можешь начать это практиковать! — тут же отрезал дед, хмурясь как грозовая туча.

— Не могу и не могу, дай мне теорию, оджи-сама. Только нормально, а не через задницу. Мне нужно понять, а не научиться стрелять огоньками из рук.

— «Не через задницу»… Ишь ты…

Рассказать «вне» программы обучения дед смог не так уж и много. Энергия, у которой было несколько десятков официальных названий, была просто энергией, появляющейся в организме любого практика, «надевшего черное», после определенной инициации, о которой Горо рассказывать наотрез отказался. Саму эту энергию, имеющую непосредственное отношение к пользователю, можно было использовать по-всякому — укрепление тела, обогрев, временная замена пище, если практик попадал в ситуацию, когда приходится голодать, некоторые умельцы могли облегчать собственный вес, выполняя прыжки чуть ли не на десяток метров вверх, но в основном, всё это использовалось для нанесения урона противнику.

Почему? Куда проще потратить её на укрепление тела, а врезать чем-то более материальным? Ответ заключался в том, что, попав в чужое тело, эта энергия здорово воздействовала на него, влияя собственной «частотой» на энергию противника. Это могло ошеломить, снизить боевые способности, пошатнуть чувства, даже лишить присутствия духа. Помимо очевидного ущерба. Понимаешь, умник?

— То есть, проще говоря, обмен этими техниками — это вынесение конфликта на другой уровень, так? — задумчиво пробормотал я.

— Можно и так сказать, — солидно покивал дед, — Либо возможность взять реванш, либо выложить козырь.

— Укрепление все равно кажется лучшим выбором, — с определенной долей скептицизма откликнулся я.

— Так и есть, только… — Горо замялся, — Да ладно, ты и сам догадаешься! Чтобы укрепить тело, ток энергии у тебя внутри должен быть спокойным, монументальным, однообразным. В бою же всё иначе. Ты разгорячен, ты полон желания победить, твой дух трепещет! Чтобы использовать в таком случае защиту, нужно быть… а, ну да, тобой. Мелочь хладнокровная.

Я пристально посмотрел на деда. Искушение упросить его раскрутить его собственный источник на полную было велико как никогда. Использовать энергию гиганта, чтобы проанализировать его и мой организм, просветить душу, а может… нет, так я не поступлю. Ни с ним, ни с кем-либо еще. Никакого порабощения разума. Но всё равно, раз собственный источник эфира не доступен пока что… где взять другой?

…и как избежать риска? Каждый из возможных доноров представляет из себя прекрасно развитую, волевую, чрезвычайно заинтересованную в собственном благополучии особь, полагающуюся только на себя. И крайне импульсивную, как показывает нам Огаваза. Контролировать такую не получится ни угрозами, ни пытками. Вырастить…?

Мне представилась Шираиши. Физически развитая, генетически покорная благодаря своему безумию, абсолютно подконтрольная. Всего дел найти дозу Снадобья, а затем подождать пару лет…

Нет. Бред. Пытаться сделать бойца из прирожденного психа, жаждущего подчинения? Ерунда. Единственное, что остается — это выбрать то воздействие, которое я произведу немедленно, если окажусь в бою с тем, у кого эфир будет активен. С такой жизнью подобное развитие обстоятельств более чем возможно.

Распрощавшись с дедом, я поспешил домой. Там была травмированная мать, которая, благодаря приходящему в последнее время поздно отцу, уже почти заставила моих младших напроситься жить к Коджима. Я опасался, что блондин может и разрешить, а затем подсадит обоих на аниме. Тлетворное влияние этой семьи могу спокойно игнорировать только я.

В понедельник, прямо с утра, в раздевалке, где все школьники оставляют уличную обувь, сложилась комедийная сценка — открыв свой ящичек, Шираиши Мана обнаружила, что он буквально забит любовными признаниями. Их было больше, чем у Рио, наблюдавшим эту сценку с едва сдерживаемым смехом. Впрочем, блондинистый психопат быстро пришёл в себя и, подойдя к растерянно застывшей девушке, достал из кармана то, с чем ходил в школу с младших классов.

— Мана! П-пакет н-надо? — сквозь смех пробормотал он, предлагая бумажный мусорный пакет понятно для чего.

Мана сделала то, что обычно делала в любой сложной ситуации. Затряслась. Почти завибрировала. Молча и глядя на Рио огромными испуганными глазами. Понятное дело, что ей очень хотелось пакет и вообще избавиться от всего, что есть в ящике, но воспитание, традиции… а, с другой стороны, объясняться со всеми признавшимися? Нереально.

Выручила Хиракава. Решительно подошла, забрала у Коджимы пакет, небрежно попихала в него все письма Маны, а затем, смяв всё это дело со злодейским видом, демонстративно уронила в мусорную корзину. Завершила выступление она подходом к Шираиши, и, хозяйски обняв ту за талию, рявкнула так, что услышали все многочисленные свидетели:

— Она встречается со мной! Кто против — иди сюда! Разберемся!

— Акира! — тут же вставил свои пять йен Рио, — Спорим, что уже после обеда про нас с тобой пойдут слухи, что мы довели двух девок до лесбийских отношений⁈

За это он был слегка побит той же Хиракавой. Немножко. Та не рискнула далеко отбегать от спасенной подруги.

В клубе девушки во главе с Каматари-сенсеем попробовали организовать мне нечто вроде выговора за распространение идей «невероятной грубости». Это была хорошо спланированная и организованная акция, которая, возможно, даже увенчалась бы успехом (то есть, я бы выслушал коллектив в надежде, что после этого всё вернется на круги своя), но, акция потерпела крах. Как оказалось, в клубе присутствует некая Юкамари Марика, девушка больших страстей и широких взглядов, поэтому, как бы она не крепилась, когда уже третий адресат сунул её любовное признание в мусорный мешок… в общем, девушка бурно разрыдалась и выскочила за дверь, повергнув своим признанием окружающих в глубокий шок.

Япония — это не та страна, где порицаются однополые отношения, но при этом они никак не афишируются.

Дома же оказалось все не так радужно, как хотелось бы. Придя, я оценил похоронные выражения на лице брата с сестрой, которые смиренно слушали разглагольствующую мать в зале. Изъяв родительницу, продолжающую находиться в гипсе, я отнес громко недоумевающую Ацуко к себе в комнату. Усадив мать на кровать, сел на колени напротив и смотрел на неё, пока она не затихла, настороженно на меня взирая.

— Ока-сан, ты хочешь, чтобы Эна и Такао пришли ко мне и встали в догэдза, начав просить снять квартиру и забрать их к себе жить? — прямо спросил я её, тут же приложившую руку ко рту, — Хочешь?

— О чем ты, Кира-чан⁉

— О том, что ты их замучила. Я понимаю, что в последнее время нам пришлось нелегко по моей вине, но терроризировать младших, не выпуская их из дому — это не выход, мама. Мы уже обо всем позаботились. Семье ничего не угрожает.

Ацуко заморгала. Я терпеливо ждал. Женщина скуксилась, собираясь расплакаться. Пришлось поднять бровь в немом вопросе. Она надулась, в очередной раз заставляя меня удивиться, как же она молодо выглядит.

— Кира-чан, я боюсь… — наконец, сдалась она, став более-менее серьезной.

— Боишься так, что почти выжила детей из дому своими бесконечными приставаниями? — уточнил я, вызывая судорогу на лице матери, спрятавшей это самое лицо в ладонях.

— А что остается делать? — раздалось из ладоней глухо, — Ты теперь дерешься. Харуо бегает по судам. А я… я постоянно боюсь, что будет что-то еще, Кира. Боюсь, что Эна насмотрится на своих подруг и заведет мальчика, что Таки придёт домой избитым, что тебя… тебя…