Еще через два дня их группу отозвали в Кабул, и Свешников не успел даже попрощаться с девушкой. Приказ пришел днем, а вечером они уже тряслись в пыльном БМП по дороге в горный Бамнан.

Потом снова была война, стычки с моджахедами, засады душманов, неопознанные мины, трупы товарищей, взрывы снарядов, кровь и смерть — словом все, что превращает нормального человека на войне в животное. Его отозвали в СССР, где он находился еще более двух лет. У него были женщины, много женщин — знакомые и малознакомые, красивые и не очень, страстные и холодные. Но воспоминание о той девушке из Бильчирага все время преследовало его. Может, поэтому он снова подал рапорт с просьбой отправить его в Афганистан. К тому времени он был уже майором.

В конце восемьдесят восьмого советские войска отступали из Афганистана. Выполняя волю политического руководства, они возвращались на родину, чтобы к весне следующего года полностью очистить страну, избавив афганцев от своего присутствия. Несмотря на все имевшиеся договоренности, распаленные десятилетней войной, потерями близких и родных, моджахе-ды наносили весьма чувствительные, болезненные удары по выступающим войскам во время их передвижения по дорогам. На запад были посланы офицеры ГРУ с требованием обеспечить отступавшие части информацией о намерениях моджахедов. И майор Свешников оказался снова в Бильчираге спустя три с половиной года.

Рано утром, так и не заснув в эту ночь, он оделся и вышел к знакомому колодцу. Идти пришлось далеко, старый дом, где они оставались, был уже давно разрушен. Еще издали, не веря в удачу, он увидел знакомую девичью фигуру. Словно ничего не изменилось. Она сидела на своем любимом месте, держала ведра в руках и пела ту самую красивую и жалобную песню. Он подошел поближе. Она, словно что-то почувствовав, подняла на него глаза.

Три с половиной года. Он уехал тогда, не попрощавшись. Он прочел все в ее глазах. Она приходила сюда каждый день, каждое утро, зимой и летом, в надежде снова увидеть своего «шурави». Тысячу двести длей она ждала его у этого колодца, словно предчувствуя, что он рано или поздно появится здесь, обязательно появится. В ее глазах были слезы и он, сумевший понять и осознать меру ее любви, стоял перед ней потрясенный и напуганный такой силой чувств. А потом шагнул к ней. Они стояли рядом, очень близко к друг другу, почти на расстоянии вытянутой руки. Он знал, что ей трудно преодолеть это расстояние. А она знала, что никогда не сможет шагнуть к нему. Но они разговаривали. Не зная языка друг друга, разделенные верой, воспитанием, традициями, всем укладом жизни, они говорили только на одном, им понятном языке.

И только тогда, когда город огласился криками, возвещавшими о начале первого намаза для правоверных, они закончили свою беседу. Весь следующий день Петр Свешников был мрачен и задумчив. Асанов, на этот раз приехавший вместе с ним в Бильчираг, обратил внимание на его состояние. Тот словно решал для себя какую-то нелегкую задачу, мучительную и сложную одновременно. А вечером к городу подошел довольно большой отряд моджахедов, и они приняли участие в общем отражении этого нападения..

Асанов помнит, как залегли бойцы народной армии Афганистана, как поднялся вдруг во весь рост Свешников с призывом следовать за ним. И как ошеломленные бойцы, попавшие под общий гипноз своего командира, зачарованные и покорные, бросились в атаку. Потом, спустя несколько лет, уже узнавший об истории любви Свешникова и незнакомой афганской девушки, Асанов понял, что Петр сам искал смерти в тот день. Словно искупая свою вину и понимая всю трагичность своей любви. А может, наоборот, он не думал о смерти, считая, как все влюбленные, что его охраняет сама судьба. И кто мог знать, что еще прочел он в глазах девушки.

Тело Свешникова привезли в город вместе с телами других погибших. Всю ночь они пролежали у мечети. А утром на лице Свешникова нашли белую тонкую девичью шаль. Никто не знал, как она попала сюда. Может, ветер занес ее на лицо покойного, может, положил кто-то по ошибке.

А на следующий день в колодце нашли тело девушки. Вот такая история случилась в маленьком афганском городке Бильчираг, почти на самом севере страны.

Все получилось не так, как они планировали. Из-за сильного опоздания они вышли к реке только поздно ночью, практически под утро. Асанов, видя, как устали его люди, разрешил небольшой отдых.

Через три часа, толком не отдохнувшие, они готовы были выступать. Борзунов, Елагин и Машков развернули две большие надувные лодки, которые несли с собой. Каждая из таких лодок, разворачивающихся за считанные секунды, могла вместить четверых-пятерых людей с грузом.

В первой оказались Рахимов, Машков, Семенов, Чон Дин, во второй — Асанов, Падерина, Елагин и Борзунов. Груз постарались распределить равномерно по обеим лодкам.

Течение реки здесь было довольно сильным. Идти против течения требовало ото всех без исключения максимальной сосредоточенности и внимания.

В девятом часу утра лодки спустили на воду. С интервалом в полминуты обе лодки начали прыгать по волнам.

Им еще повезло, что в это время река Кокча была относительно доступна, и течение было не таким стремительным, как в дни весеннего половодья. Тогда Кокча свирепела, неистово разбивая свои волны о прибрежные камни, и пройти по ней не было никакой возможности.

К счастью, ветер наконец стих, и обе лодки довольно уверенно поднимались вверх по течению, огибая многочисленные пороги.

Местность вокруг была мало примечательна. Только голые камни, скалы, горы. Кое-где пробивался невзрачный кустарник.

Берега реки из-за сильных наводнений не были заселены. Селения находились в пяти-шести километрах от реки, что позволяло идти вверх по течению без излишне любопытных глаз.

Асанов обратил внимание, как уверенно держится Падерина в лодке, как ловко владеет веслом.

— Вы смело держитесь, — сказал Акбар. Самому ему не нравилось сидеть в лодке, с трудом удерживая равновесие.

— Я ходила по Енисею, — улыбнулась женщина, — люблю активные виды отдыха.

Говорить приходилось громко, перекрывая шум реки. Поэтому оба говорили на фарси.

— По-моему, впереди пороги, — сказала Падерина, вслушиваясь в шум реки, — нужно будет нести лодки на руках.

Она оказалась права. Впереди действительно были труднопроходимые пороги и перепады высоты, тогда приходилось идти к берегу и волочить лодки по земле.

К вечеру они еще не достигли поворота на Джурм, но окончательно выбились из сил. Переход оказался труднее, чем они думали. Асанов вынужден был объявить еще один привал.

Только неутомимый Борзунов, сам Асанов и Падерина сохраняли еще какие-то ресурсы энергии. До Джур-ма было еще пятнадцать километров.

Выставив дежурного, Асанов приказал всем спать. В половине четвертого утра его разбудил дежуривший Машков.

— Слышен какой-то шум, — доложил майор. Асанов, быстро поднялся, прошел к краю кустарника, где был наблюдательный пункт Машкова.

В нескольких километрах от них были видны огоньки сигарет, вспышки спичек, иногда мелькал приглушенный свет фонарей. Асанов долго вглядывался, пока не услышал негромкие голоса на фарси. Незнакомцы явно кого-то ждали.

«Люди Абу-Кадыра, — понял Асанов, — видимо, их основной отряд дислоцируется у Джурма, и, когда передовая группа обнаружила убитыми своих разведчиков, сообщение сразу поступило сюда. Хорошо еще, что его группа не попала в засаду на реке».

— Осторожно, разбудишь всех остальных, — тихо приказэл он Машкову, — но очень тихо.

Машков бросился выполнять его указание. Асанов продолжал прислушиваться. Людей было много, в этом не оставалось сомнений. Человек восемь-десять — не меньше.

К нему подполз Рахимов.

— Постараемся обойтись без крови, — произнес Асанов, указывая на группу людей, уже видимых в предрассветном тумане.

— Не получится, — посмотрел Рахимов, — их там достаточно много.

— Должно получиться. Их не больше десяти человек. Оставляем здесь только Падерину и Семенова. Остальные вперед.