Но именно осознание краха вынудило руководство России наконец принять принципиальное решение и разрешить двести первой, многострадальной дивизии, принять участие в боевых действиях в Таджикистане. Границу, превратившуюся в рваную дыру, сквозь которую мог пройти кто угодно, начали спешно латать и снова, как десять-пятнадцать лет назад, уже младшие братья из Москвы и Санкт-Петербурга, Ростова и Новосибирска, Твери и Тулы шли умирать за непонятные им интересы на далеких южных рубежах, воюя все с тем же противником — афганскими моджахедами, к которым прибавились многочисленные отряды непримиримой таджикской оппозиции. Словно получив эстафету от старших, десять лет просидевших в этом аду, достойно выдержавших тяжелые испытания и ушедших, но не проигравших войну — младшие братья продолжали стоять насмерть, защищая границы некогда единой империи.

Обманутые, преданные, забытые ветераны афганской войны находили себе применение в горячих точках бывшей страны. Боль, обида, растерянность, неустроенность толкали их туда, где они могли делать единственное, чему научились — убивать и достойно умирать. Государство, за которое они дрались, мерзли в горах, изнывали от жажды в пустынях, воевали, теряя товарищей — это государство больше не существовало.

И их подвиг, подвиг людей, честно выполнявших свой воинский долг, подвиг офицеров, достойно представлявших некогда великую армию, подвиг солдат, мужественно и храбро воевавших в этой войне, вдруг стал посмешищем. Более того, они превратились в подозрительные группы людей, так как не умели и не хотели жить по волчьим законам нарождавшегося общества. Осмеянные и презираемые, они часто срывались, уходили из жизни, становились наркоманами и пьяницами. Некоторые, более сильные, уходили в криминальные структуры с дикой обидой на свою неустроенную жизнь, на свои разбитые идеалы.

И война продолжалась. Словно те старцы из Политбюро в декабре семьдесят девятого прокляли свой народ, обрекая его на вечные муки и кровавый исход. А может это их более молодые наследники, предавшие и продавшие все идеалы, решили, что красным цветом крови можно закрасить все — собственные амбиции, неудачную политику, крушение страны, миллионы беженцев, локальные войны, тоску, отчаяние, обиду миллионов людей. Ибо красный цвет словно обладал какой-то способностью поглощать менее яркие цвета и чувства.

Война, начатая как фарс, превратилась в трагедию, а развал страны, начатый как трагедия, постепенно обращался в фарс, когда его разрушители требовали воссоздания некогда сильной страны, единой армии и нормальной экономики.

И кровь продолжала свой стремительный бег, образуя уже полновесные реки, словно вливавшиеся в один океан, чтобы однажды затопить всех и вся.

По распоряжению Корнера был вызван вертолет, и Беннет, получивший разрешение из самого Лэнгли, вместе с Корнером вылетел в Афганистан, чтобы на месте разобраться в случившемся.

В Карачи по-прежнему шло расследование дела об убийстве Рона Баксея, но никаких следов убийцы пока найти не удавалось. А поднятые по всей стране информаторы и осведомители не могли сообщить, кому могло понадобиться нападение на американскую станцию в Читрале.

На этот раз они летели довольно долго. Пилот, показывая вниз, прокричал Беннету:

— Они раньше были здесь, но, видимо, перебрались ближе к городу. Нам говорили в прошлый раз, чтобы мы летели к северу.

— Летим, — согласился Беннет, видя невозмутимое лицо Корнера, казалось, вылетевшего на воскресную прогулку.

Через час они наконец сели у нового лагеря Нуруллы. Беннет обратил внимание на две больничные палатки, стоявшие в центре лагеря.

— Видимо, был сильный бой, — понял он.

К ним уже спешил Аюб, помощник Нуруллы и его доверенное лицо. После приветствий он повел их к палатке, где находился сам рассерженный Нурулла. Посланные на поиски нападавших шестеро лучших следопытов так и не вернулись в лагерь, и он не находил себе места от возмущения и злости.

Нурулла был невысокого роста, гибкий, стремительный, несмотря на возраст, достаточно подвижный человек. Ему едва минуло пятьдесят, но он выглядел на десяток лет моложе. Увидев своих гостей, он заставил себя несколько успокоиться, приказав принести обед, чтобы достойно встретить незнакомца, прилетевшего вместе с Беннетом.

— Вы давно переместились? — спросил Беннет, когда они уселись за столом.

— Только вчера, — недовольно ответил Нурулла, — мы потеряли в нашем прежнем лагере очень много людей. Двадцать семь человек убитых и шестнадцать раненых. Еще один такой бой и я потеряю весь свой отряд.

— У нападавших потери большие? — спросил Корнер.

Нурулла метнул на него злой взгляд.

— Были, — неохотно сказал он.

— У вас есть их трупы? — уточнил Корнер.

— Нет, — не выдержал Нурулла, — ни одного нет. Мне стыдно говорить, но это так. Они, словно черти, спустившиеся с небес. Убили столько моих людей, забрали своего полковника и ушли.

— Сколько их было? Только точные цифры, — попросил Беннет. Нурулла вздохнул. Ему действительно было стыдно, что его люди так беспомощно выглядели и действовали.

— Несколько человек, — наконец выдавил он, скривив губы в недоброй усмешке. — Их было всего лишь несколько человек.

— Точнее, — попросил Беннет.

— Шесть-семь человек, — признался Нурулла.

— И они ушли без единой потери? — изумился Корнер. — Вы представляете, мистер Беннет, какие профессионалы тут действовали. Нет, этот пленный офицер был не просто полковником пограничной стражи. Здесь что-то не так. Вы ведь его и без того хотели обменять на своих пленных. Верно?

— Да, клянусь могилами своих предков, — прохрипел Нурулла, — но если захвачу, теперь выпущу из него кишки.

— Глупости, — сразу остановил его Беннет, — его теперь трудно найти, но если они еще не ушли за границу и тебе удастся его взять, запомни — он нам нужен живым. Только живым. И за него мы дадим тебе очень хорошие деньги. Большие деньги.

— Какой ты человек непонятный, — покачал головой Нурулла, — два дня назад тебе его показать хотел, умолял посмотреть, ты даже смотреть не стал. А теперь хочешь за него большие деньги дать. Непонятный ты человек, — снова сказал он.

— А может мне понравилось, как он сбежал, — пошутил Беннет, — и я хочу знать об этом подробнее.

— Ему помог лекарь, — вспыхнуло лицо у Нуруллы.

— Какой лекарь? — не понял Беннет.

— Откуда я знаю, — снова разозлился Нурулла, запихивая себе в рот большой кусок мяса, — этот лекарь из местных, но его никто до этого не знал. Лекарь пришел в лагерь и забрал этого полковника. А потом его люди расстреляли мои машины и моих людей.

— Сколько у него людей? — спросил Корнер, он не так хорошо говорил на фарси, как Беннет.

— Сколько человек у тебя сейчас? — спросил Беннет.

— Еще шестеро не вернулись из гор, — посчитал вслух Нурулла, — значит, у меня осталось всего сто пятьдесят пять человек. Это, не считая раненых.

— Как интересно, — сказал по-английски Корнер, — соотношение один к двадцати пяти. Здесь действовали отборные профессионалы. Уйти без единой потери, это очень сложно. А как вы думаете?

— Согласен, вздохнул Беннет, — ему все время приходилось помнить о своем отказе от этого полковника. Не откажись он два дня назад, и все могло бы повернуться иначе. Но теперь не стоило сожалеть.

— Ты послал людей в соседние города? — спросил Беннет.

— Еще вчера, — сказал, наконец прожевав мясо, Нурулла, — мне пришлось собирать еще людей, а то мой отряд скоро будет состоять из меня одного.

— Куда они могли направиться, как ты думаешь?

— На север, — сразу ответил Нурулла, — только на север, чтобы перейти границу. Вертолеты с той стороны должны делать большой крюк и это очень опасно, везде есть зенитные пулеметы.

— Судя по тому, как они похитили этого полковника, он представлял для них несомненный интерес. А вы лично видели документы этого полковника? — спросил Беннета Корнер.