Андропов честно проработал лишь полгода. На большее его не хватило, и он попал в больницу, откуда пытался руководить одной шестой частью света и ее сателлитами. Но в марте восемьдесят четвертого его силы окончательно угасли и следующим лидером стал абсолютно беспомощный Константин Черненко. Этот не смог даже произнести слова благодарности по поводу его избрания. Тогда многие западные телекомпании, газеты и журналы, показывая Горбачева, заявили, что следующим лидером страны, очевидно, станет молодой политик. На фоне семидесятилетних старцев пятидесятитрехлетний секретарь ЦК КПСС действительно выглядел на удивление молодым.
Этого события пришлось ждать не так долго, ровно год. Когда умер Черненко, стало ясно, что с практикой назначения престарелых лидеров страны нужно кончать. Следующим по очереди с удовольствием стал бы Гришин, московский глава и многолетний член Политбюро. Но тут решительно вмешался патриарх советской политики Андрей Громыко. Понимая, какое впечатление производят частые смерти лидеров страны, какой сильный удар наносится по престижу всего социалистического лагеря, как дискредитируется сама идея безальтернативных «единогласных» выдвижений на Пленумах ЦК КПСС, Громыко решительно встал на сторону Горбачева. История хранит молчание по поводу того, была ли какая-нибудь тайная договоренность между Горбачевым и Громыко, хотя оба политика это впоследствии отрицали, но мы можем судить лишь по очевидным фактам.
Именно Громыко заявил на Политбюро, что не видит альтернативы Горбачеву. Именно он выступил с этим предложением на Пленуме ЦК КПСС. И именно он почти сразу стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР. В нарушение всех традиций последних лет, когда Генеральный секретарь сразу избирался Председателем Президиума, Горбачев уступил это место Громыко, заявив, что считает нужным сосредоточиться на партийной работе. Чего здесь было больше — политиканства, фарисейства или тонкого расчета?
Заседание Политбюро было проведено с таким расчетом, чтобы на него не попал один из самых влиятельных его членов, активно поддерживающей Гришина лидер самой большой Коммунистической партии в СССР, глава украинских коммунистов Щербицкий. Громыко не дал слово и Романову, также активно поддерживающему Гришина. Зато андроповская команда в Политбюро считала, что Горбачев будет проводить курс с опорой на их мнение.
Это была последняя попытка «брежневской команды» вновь провести своего человека. Тихонов, Кунаев, Романов, Гришин, Соломенцев — очень рассчитывали на поддержку Громыко, но тот неожиданно переметнулся на сторону Горбачева. В свою очередь, Михаила Горбачева поддержали и бывшие сторонники Андропова — генералы КГБ Алиев и Чебриков, бывший посол на Кубе, имевший довольно тесные связи с андроповской командой Воротникова, и, наконец, молодой секретарь ЦК КПСС Николай Рыжков. Поняв, что сопротивление бессмысленно, «ветераны» Политбюро вынужденно поддерживали выдвижение Горбачева.
Они еще не знали, что готовит им это избрание, а если бы и знали, то ни за что не поверили бы. Горбачев постепенно сдаст их всех, отказываясь сначала от ветеранов, затем от слишком одиозных, по его мнению, союзников, затем от друзей, так горячо поддержавших его назначение. Что-то в этом человеке было такое, обрекающее его на вечное одиночество и предательство.
Сам, терявший своих друзей и единомышленников, сдающий их по мере необходимости, он в итоге оказался совсем один, когда от него отказались его ближайшие сподвижники. Может, это был закономерный итог всей его карьеры. А может, отказ от собственных принципов, когда он молчаливо разрешил запрет Коммунистической партии, собственно и сделавшей его карьеру, стал его личной трагедией — политика и человека, никогда не имевшего собственных принципов и в конце концов разбившего всех своих идолов.
Но до апрельского Пленума ЦК КПСС, до избрания Горбачева в марте восемьдесят пятого, был еще один год, когда Асанов и Рудницкий оказались у небольшого городка Кохсан, на западе страны. Расположенный почти на границе с Ираном; городок имел очень важное стратегическое значение, так как через него проходила главная магистраль, соединяющая афганский город Герат, являющийся вторым по значению центром Афганистана, с иранским городом Мешхедом — своеобразным центром шиитского движения во всем мире. Посетивший Мекку паломник считался среди мусульман — хаджи. Посетивший Кербелу назывался каблеи. А правоверный, совершивший паломничество в Мешхед, становился мешеди. Кроме того, мимо Кохсана проходила довольно развитая в судоходном отношении река Герируд, собственно и являвшаяся границей между Ираном и Афганистаном.
Именно поэтому советское командование проявляло такой повышенный интерес к этому пограничному городу. Именно поэтому в момент общей концентрации всех сил афганской оппозиции и их мощного наступления в этот город были командированы офицеры военной разведки — Акбар Асанов и Игорь Рудницкий.
Капитан Рудницкий был представителем известной офицерской семьи Рудницких. Его отец — генерал-майор Петр Васильевич Рудницкий был офицером Генерального Штаба. Старший брат — полковник Александр Петрович Рудницкий командовал полком в Западной группе войск в Германии.
Многие журналисты будут потом отмечать, что в Афганистане не сражались дети известных политиков и генералов, партийных чиновников и дипломатов. И это тоже не вся правда. Конечно, среди солдат действительно было мало детей генералов и дипломатов, но вовсе не потому, что все они уклонялись от призыва или считали войну в Афганистане недостойным делом. Просто многие из них, имея значительно лучшие стартовые условия, мощную поддержку родителей, поступали в престижные, элитарные вузы страны и таким образом избегали воинского призыва. Позднее, когда было принято решение брать и студентов (кстати, решение непродуманное и вредное), охотников поступать в высшие учебные заведения значительно поубавилось. Студенческий билет уже не был освобождением от армии.
Что касается детей чиновников и генералов, ставших офицерами, то они в большинстве своем ясно представляли себе свой воинский и офицерский долг. Почти никто из них, за редким исключением, не отказывался от командировки в Афганистан. Никто из этих молодых офицеров не пытался спрятаться за спинy своих высокопоставленных родителей. В восьмидесятые годы, смотря на продолжающийся застой в стране, понятие офицерской чести еще сохранялось. И капитан Рудницкий служил в группе Асанова наравне с другими офицерами, не требуя для себя никаких привилегий.
Они находились в городе только два дня, когда пришло сообщение о прорыве и движении крупных отрядов моджахедов по направлению к лежавшему на юге небольшому селению Тирпуль.
Из Кохсана в Тирпуль выехали два батальона бойцов народной армии и рота десантников, переброшенных сюда по приказу советского командования. В Кохсане осталось лишь несколько десятков бойцов народной армии и отделение советских солдат, охранявших узел связи. Тогда и пришло сообщение, что, перейдя реку на севере, на город движется еще один отряд.
Комендант города — бледный, с трясущимися губами рыхлый афганец — все пытался объяснить Асанову, что им нужно эвакуироваться, как можно быстрее. Несчастный афганец надеялся, что если в городе не будет «шурави», моджахеды ограничатся тем, что просто накажут несколько человек, служивших при прежнем режиме, не тронув при этом женщин и детей отступников.
Но Асанов уезжать не собирался. Более того, он знал, что в город из ближайших селений были эвакуированы семьи активистов Народно-демократической партии Афганистана, более трехсот человек. И если их оставить беззащитными, в тороде может произойти страшная резня.
Из оставшихся офицеров были лишь они двое — он и капитан Рудницкий. И еще отделение молодых, плохо обученных ребят во главе с сержантом. И тридцать бойцов народной армии, вообще не умевших нормально стрелять. А с севера шел отряд моджахедов, насчитывающий полтысячи человек. Решение нужно было принимать быстро. У него был только один час. Через час-полтора моджахеды должны ворваться в город. На их счастье в городе оставалось два тяжелых пулемета и несколько десятков гранатометов, лежавших на складе. Почти сорок минут Асанов объяснял солдатам-афганцам, что нужно делать. Еще десять минут ставил задачу отделению советских солдат. Пять минут ушло на разговор с Рудницким.
