— Жить будете, — усмехнулся целитель. — У вас крепкое тело и сильная воля, жить будете, так что можете не волноваться. Я сейчас вам дам отвар и уйду, чтобы сделать дома целебную мазь. Завтра вам станет лучше, и вы со мной расплатитесь. Надеюсь, у вас нет проблем с деньгами?

— Деньги у меня есть, — успокоил я его. — Готовьте отвар, я бы и сам его сделал, но не могу пока.

Целитель хмыкнул и удалился вниз, чтобы на очаге приготовить отвар. С помощью целительной магии он убрал боль и уменьшил ожоги, но совсем их убрать он был не в состоянии. С этим могло справиться только время и целебные мази.

Пока он готовил отвар, ко мне зашёл начальник стражи и осведомился, с кем я бился, и кто меня ранил. Нехотя я объяснил, что ехал спокойно по дороге, а возле холма на меня напали сначала какие-то оборванцы, а потом типичного вида наёмники во главе с магом, который так и остался неузнанным.

Попытав меня ещё какое-то время, начальник стражи ушёл, а с ним и его стражники. Вместо них пришла служанка с целебным отваром. Выпив отвар и съев принесённую еду, я погрузился в целебный сон. Но до этого успел запечатать охранной магией дверь и окно.

Глава 16. В Гамбург

В последующие дни я усиленно поправлялся. Ел, спал, отдыхал, а ещё расплатился со всеми за себя. Один раз зашёл помощник начальника стражи и рассказал, кого я в действительности уничтожил.

После осмотра трупов, а раненных там не оказалось, выяснилось, что это было городское отребье из Киля. С наёмниками оказалось всё сложнее, некоторых из них видели вместе с местным бароном, но это ещё надо было доказать. Вовремя прибывшие на место стражники разжились оружием и вещами и похоронили убитых за счёт магистрата. Они были столь любезны, что оповестили меня об этом. Премного благодарен.

Неделю я валялся в гостинице, пока не счёл, что хватит уже прохлаждаться. И пусть раны ещё до конца не затянулись, но время поджимало. А, кроме того, в связи с тем, что я перевёл деньги в Амстердам, а потом пережил нападение, у меня возникли нехорошие подозрения. Надо было ехать в Киль и разбираться с этим.

В один из весенних дней, когда солнышко в кои-то веки выглянуло из-за туч, я оседлал коня и, обняв на прощание служанку, что помогала мне лечиться и днём, а иногда и ночью, уехал в Киль. Душевные раны — это проблема…

Первым делом я заехал к оружейнику и продал всё железо, которое собрал на поле боя. Вырученной суммы как раз хватило, чтобы вернуть себе деньги, потраченные на лечение. После оружейника я направился к знакомому ростовщику Абрахаму Штольцу.

Войдя в помещение, за стойкой я увидел молодого юношу. Спросив, что мне надо, он кивнул и вышел. Через пару минут ко мне вышел Абрахам Штольц собственной персоной.

— Вы уже вернулись? — с удивлением спросил он.

— Пришлось, — хмуро ответил я ему. Тот внимательно посмотрел на меня.

— И, судя по вашему виду, поездка оказалась на редкость неудачной, — заметил банкир.

— Вы правы, — я провёл рукой по лицу. Брови, ресницы, небольшая бородка и усы — всё сгорело. Пришлось даже побриться, хоть это и было адски больно, но отдельные клочки волос смотрелись несуразно. Шевелюру на голове спас бархатный берет, оказавшийся на редкость прочным, надо будет такой же потом купить.

— Я попал в небольшую переделку и уничтожил несколько десятков негодяев, что набросились на меня словно стая волков. Вот только они просчитались! Я не баран или осёл, я морской пёс по прозвищу Филин. И скоро обо мне узнают многие моряки. Но дело не в этом, дело в том, что они знали, что у меня есть деньги.

Штольц усмехнулся.

— Скажу вам честно, об этом знали уже многие. Вы изрядно наследили здесь, избавив от денег всех местных ювелиров. А у каждого есть помощники, да и у них самих мог случиться казус по недоразумению или в пьяном виде. Если вы думаете на меня, то совершенно напрасно, я верен своим обязательствам.

Я недоверчиво хмыкнул.

— Предполагаю, — продолжил Штольц, — что вы опасаетесь за перевод своих денег. Вот, посмотрите, пришло подтверждение о том, что все ваши обязательства оплачены.

Я внимательно осмотрел бумаги, предъявленные банкиром. Всё было действительно оплачено и выглядело исключительно достоверно. Проверив с помощью магии подлинность, я молча вернул их обратно и вышел из конторы.

Теперь мой путь лежал в порт. Там меня ожидало ещё одно разочарование: ни один из кораблей не собирался заходить в Гамбург, парочка заходила в Амстердам, но это мне было не нужно. Побродив по пирсу, я решил не заходить в местную таверну, а отправился прямиком в сторону портовой администрации.

Мелкий чиновник портовой администрации Курт Шрёдер, весь в трудах и заботах, корпел над документами, оформляя грузы. О том, что кто-то вошёл в кабинет, он скорее догадался, чем услышал.

— Что вам угодно? — обратился он к молодому дворянину, смотревшему на него глазами с опалёнными ресницами, видимо совсем недавно побывавшему в огне. Дворянин не был немцем, он принадлежал то ли к испанцам, то ли к итальянцам.

— Мне нужно купить корабль, — на очень ломаном немецком ответил я, но клерк меня не понял. Я говорил по-голландски, объяснял знаками, орал по-русски — всё бесполезно.

Плюнув, я ушёл в таверну, где, пнув дверь сапогом, с порога заорал.

— Есть ли тут морские волки, которые умеют не только шпрехать, а говорить на испанском или голландском?

Эту фразу я проорал на обоих языках и уже чисто ради прикола повторил на русском. Возникла удивлённая пауза, а потом в ответ послышалась разномастная речь, но на немецком.

— Пристрелил бы всех вас, немецкие гниды, — в сердцах бросил я, и тут в самом центре таверны из-под стола приподнялась грязная голова с перепутанными волосами.

— Ась, никак по-русски кто что-то сказал?

Хрена се! Я подошёл к столу и смог лицезреть пьяное тело, упавшее под стол, но там он был не один. Внизу валялось ещё несколько таких же пьянчуг.

— Ты русский?

— Как есть русский! — мужик трезвел просто на глазах, крестясь.

Схватив его за шиворот, я притянул к себе, заставив подняться.

— Что тут делаешь, пьянь?

— Не пьянь мы, — пытаясь оттолкнуть меня, проговорил моряк, пыхнув в лицо мощным перегаром от местной сивухи из перебродившей брюквы или вереска, или дубовых листьев. Не знаю, из чего они тут гонят свой шнапс.

— Кто это мы?

— Мы: я, Сергий, Аврамий, Мефодий и Пафнутий, мало нас осталось, остальные все сгинули в море. Горюшко своё заливаем.

— А тебя-то как зовут?

— Так вестимо барин — Иваном!

— Действительно, как это я не догадался! — усмехнулся я.

— Сколько вас всего в живых осталось и откуда вы?

— Здеся пятеро и на коче двое. Семеро, а было двадцать парней. Митьку жалко, — и пьяные слёзы побежали по грязному лицу, заросшему сивым волосом.

— Ясно, подымай своих и на выход, я расплачусь, — поморщился я от его благодарности. Но расплатиться было легче, чем поднять мертвецки пьяных, как оказалось, псковичей.

— По-немецки разумеешь? — снова обратился я к Ивану.

— Так, немного, поневоле приходилось учиться.

— Тады хорошо, — передразнил я его и решил их протрезвить самым мне доступным и максимально для них жёстким способом. А вокруг между тем царила пьяная суматоха и мне даже пришлось несколько раз пнуть особо зарвавшихся моряков. Один и них порывался броситься на меня в драку, но уставленный пистоль быстро охладил его пыл. И, проворчав непонятные для меня слова, он развернулся к своему столу.

Я же, мерзко улыбаясь, поднял одну руку, пропел короткую арию и резко её опустил. Весь алкоголь, растворившийся в крови у всех без исключения присутствующих, резко вскипел, разлагаясь на воду и энергию.

Вычислять, кто там валяется под столом — русский или немец, я не стал, а ударил площадным заклинанием. Заклинание имело очень сильные побочные последствия, в том числе и психологические.

Только что тебе было хорошо, и ты чувствовал себя то свиньёй, то львом, то бараном, в зависимости от стадии опьянения, и вот ты уже трезвый и понимаешь, кто ты и зачем. Это горько! Да и резкий выброс воды в выделительную систему ни к чему хорошему не привёл.