Поняв, что они не смогут нас догнать, пираты стали палить по нам из пушек и мушкетов. Пока пули и ядра по нам не попадали, я пытался оторваться от них, помогая себе с помощью магии. Но очередное ядро с треском прорвало парус, и я понял, что уйти не удастся.

Коч под завязку был набит порохом, и мы рисковали взлететь на воздух в любое мгновение. А я, к сожалению, не маг воздуха, а маг воды, со всеми вытекающими.

— К румпелю, — заорал я. Но меня сразу не поняли. — К кормилу, вашу мать! — всё сразу стало понятно и Арсений, белоголовый юноша с белыми ресницами и веснушками, рассыпанными по всему лицу, бросился к рулю.

Сам же я, направив коч навстречу его судьбе, застыл на носу. Пришло время испытать мой «Шторм» в морском бою. Абордажная сабля покинула свои ножны, я нагнулся над водой и стал всматриваться в серые свинцовые воды.

Они словно зеркало отразили мои мысли. На мгновение возник образ Левиафана, превратившегося в сельдевую акулу, и сразу же исчез. Я усмехнулся и тонким голосом быстро проговорил арию усиления, после чего, взбесившись, резко хлестнул «Штормом», направив всю силу удара на приближающийся корабль.

***

Капитан пиратского корабля Френсис Мач с удовлетворением смотрел, как маленький корабль странной конструкции, тяжело осевший нагруженным корпусом в воду, был готов упасть ему в руки, став очередным призом. То ли ценным, то ли нет, но каждая мелочь имеет значение.

Корабль, очевидно, хотел сдаться, а на его носу стоял капитан с обнажённой саблей. Внезапно Френсис понял, что этот человек маг, это было видно по его повадкам. Но у пиратов была магическая защита амулетов, купленных за большие деньги. Что может сделать этот человек, если он плывёт на мелком судёнышке?

Неизвестный маг в это время резко взмахнул саблей. Грозно засвистел ветер, резко потемнело, море вздыбилось и выпустило из себя волну. Не успев вырасти выше корабля, волна одним рывком обрушилась на корабль, смыв в море всех, кто был на палубе.

Раздался треск ломающихся как спички мачт, скрежет расщепляющегося рангоута, шум лопающихся от чрезмерных усилий пеньковых канатов. Куски разрезанных и раздавленных тел тех, кого не смыло за борт, покрыли корабль. Удар был настолько страшен, что судно не затонуло только из-за того, что он также быстро закончился, как и начался.

Судно стало заваливаться набок, следом за сломанными мачтами, и вскоре перевернулось, печально уставясь в хмурое небо своим днищем, густо заросшим ракушками.

Посмотрев на дело рук своих, я дал отмашку, переводя коч на другой галс, и уплыл прочь, не обращая внимания на крики погибающих и не пытаясь поживиться трофеями. Очередной пират был потоплен, и ничего милее для меня не было.

Немного погодя ко мне подошёл Иван и спросил: — Так ты ведун?

Я разозлился.

— Ты ещё ведьмак скажи.

— Тьфу, тьфу, не похож ты на ведьмака.

— Вот именно… Я морской маг и инквизитор.

— А откель язык наш знаешь? — снова удивился Иван. Все остальные прислушивались к нашему разговору, несмотря на шум волн.

— Откель надо, оттуда и знаю, я полиглот.

— Кто-кто?

— Люблю языки иностранные изучать.

— Так ты ж это, понимаешь нас не хуже русича, а не то, что просто говоришь.

— Душа у меня русская, брат, а сам я испанец с Нового Света.

Оставив озадаченного ответом Ивана, я спустился в тесный трюм и прилёг на подвесную койку, что уже не висела, а скорее лежала на бочках с порохом. «Какая ирония судьбы», — мелькнула мысль и погасла. Действительно, жизнь, как на пороховой бочке. Ну и ладно! Устав, я прикрыл глаза, погрузившись в некрепкий, но здоровый сон.

Амстердам встретил нас теплом поздней весны и почти достроенным фрегатом. Пока я ходил на верфь и ездил на пушечный двор узнавать о готовности пушек, коч мирно дремал на рейде.

Никто из моей команды не знал, какие деньжищи спрятаны у меня в сундуке, который я приобрёл ещё в Киле, да и вряд ли бы смог это узнать без боязни умереть. Сто пятьдесят тысяч талеров — это совсем не шутка, это ровно два миллиона четыреста тысяч реалов.

Со времени моего ранения прошло больше месяца, наполненного разными приключениями. Пушки были уже все отлиты и сейчас их перегружали на корабль, доделывая последние работы. Привезённый мной порох сейчас загружался в специальный пороховой погреб, расположенный глубоко в трюме. А сам фрегат свежеструганным корпусом гордо возвышался над стапелями, готовый в скором времени отчалить из дока.

Требовалось придумать ему название. Хлёсткое, яркое и в то же время безрассудное. Сначала я хотел назвать корабль «Морской пёс», потом «Филин», потом придумывал ещё десятка два названий, включая и романтическое «Мерседес», но решил отказаться от повтора. В конце концов, я остановился на говорящем названии «А materia principium» (Дело принципа).

Как и договаривались, построенный фрегат был трёхмачтовым, с косыми парусами на бизань-мачте и прямыми на фок и грот-мачте. Но получился он сорока восьми пушечным, а не как предполагалась ранее — сорока пяти пушечным. И главное, он был очень быстрым, а его вытянутый корпус словно стремился вперёд.

Недостающие пушки были докуплены, название ярко написано на корме и на носу, и корабль через неделю моего прибытия уже был готов отчалить с верфи. Осталось только набрать команду. Те пятнадцать человек испанских матросов, что приплыли вместе со мной, понесли потери. Один из них погиб в пьяной драке, другой заразился дурной болезнью в многочисленных притонах Амстердама, и его пришлось оставить здесь существовать, как придётся. Тут уж каждый сам выбирает свою судьбу.

Оставшихся тринадцати человек было явно недостаточно для того, чтобы доплыть до ближайшего испанского порта. И я решил спросить у русичей, есть ли у них желание остаться. В один из дней я привёл их на верфь и показал свой фрегат, начиная от трюма и до верхней палубы. Фрегат получился двухдековый, на обеих его палубах и располагалась вся батарея пушек, говорящих о его мощи.

Остановившись на полубаке, я спросил у удивленных моряков.

— Кто готов остаться со мной и плавать всю жизнь, а когда и воевать на этом корабле?

Возникла пауза. Русичи обдумывали слова с заманчивым предложением.

— Я не заставляю вас, вы можете забрать свой коч или продать его. Купить себе места на любом корабле и отправиться домой. Денег я вам на это дам. Но мне очень нужны преданные люди. Что скажете? Добавлю, что те, кто останутся, никогда не увидят родных берегов.

Русичи молчали, внимательно слушая, и я продолжил.

— Мой фрегат пойдёт в далёкие моря к берегам Испанского Мэйна. К неведомым для вас берегам. Подумайте, Аврамий, Сергий, Мефодий, Пафнутий, Арсений, Афанасий и Иван. Подумайте хорошо! Что вас ждёт дома? А тут вы познаете приключения, встретите женщин, которым неведом стыд, разбогатеете и осядет там в почёте и уважении.

Не хочу каркать, как ворон судьбы, но до родных берегов вы можете и не добраться, на всё воля господа нашего! И я не властен над вашими судьбами, так же, как и над своей. Я могу обещать вам только суровую и интересную жизнь, вдали от отчих берегов.

Семеро русичей стояли, онемев, только переглядываясь между собой. И хочется, и колется, и страшно, и заманчиво. Трудно сразу принять решение, способное полностью изменить жизнь. И я их понимал.

Ответил мне Иван, как старший над всеми.

— Премного благодарен тебе, барин, за доброту и ласку, но мы поплывём обратно. Дюже охота обнять жёнушку и деток, да и други мои того же хотят.

«Други» же стояли и молчали, а Арсений дёрнулся, явно не согласный с утверждением Ивана. Это не укрылось от меня, да и остальные моряки колебались, а люди мне были нужны. А жёнушек, как и детей, очевидно, имели не все.

— Ну, вы подумайте, не стоит сразу с плеча рубить. Здесь всё нужно взвесить. Ты же купец, Иван, подумай.

— Нет, — покрутил он головой, — это точно не про меня.