Девушка вздрогнула, словно бы от испуга. Если помните, она вот уже достаточно долгое время избегала ложиться со мной в постель. Вот и сейчас Биликту начала сопротивляться и пробормотала:
— Может, лучше не надо, господин Марко?
— Пойдем, — с воодушевлением произнес я. — Хватит уже ссылаться на недомогание. Если ты в состоянии пользоваться этим, — я кивнул на отброшенный su-yang, — то вполне можешь воспользоваться и настоящим.
Биликту больше не сопротивлялась, если не считать того, что она немножко похныкала и попыталась помешать мне войти в нее слишком глубоко. Я пришел к выводу, что она все еще неважно себя чувствует или, возможно, испытывает небольшую боль после прошлой ночи, но хочет доставить своему господину наслаждение. Кстати, меня сильно возбудило осознание того, что я, разнообразия ради, занимался любовью с Биликту, а не с ее сестрой-близняшкой.
В общем, все прошло великолепно. Я кончил, но моя «красная драгоценность» все еще была внутри Биликту, наслаждаясь ее заключительными, шедшими на спад сжатиями «лепестков лотоса», когда чей-то голос резко произнес:
— Великий хан примет вас, как только вы прибудете в его покои.
Это была Биянту. Склонившись над кроватью, она с яростью смотрела на меня и сестру. Биликту снова захныкала (это напоминало тихое ржание испуганной кобылы), выскользнула из моих объятий и вылезла из постели. Биянту повернулась на каблуках и убежала из комнаты. Я тоже встал и тщательно оделся: ведь мне предстоял визит к самому Хубилаю. Биликту тоже оделась, но, похоже, не решалась выйти из комнаты, опасаясь столкнуться с Биянту.
Та поджидала нас в гостиной, скрестив руки внутри широких рукавов со зловещим выражением на лице, словно школьная учительница, собирающаяся наказать провинившегося ученика. Девушка открыла было рот, но я повелительным взмахом руки остановил ее и сказал:
— До этого момента я никак не мог взять в толк, в чем дело. Ты, оказывается, очень ревнивая, Биянту, но нельзя же быть такой эгоисткой. Месяцами, очевидно, ты постепенно отучала меня от Биликту. Мне, конечно, очень лестно, что ты желаешь, чтобы я принадлежал только тебе. Но я не собираюсь тебе потакать, ибо ревность может нарушить мир в нашем маленьком жилище, а ведь мы до сих пор так славно жили втроем. Мы всем будем делиться и все делить поровну, и тебе придется просто смириться с тем, что моя любовь и внимание принадлежат вам обеим.
Биянту уставилась на меня так, словно я сказал полнейшую ерунду, а затем разразилась истерическим смехом.
— Ревность? — кричала она. — Да, я ревную! И вы еще пожалеете, что вероломно воспользовались моим отсутствием. Вы пожалеете о том, что сегодня утром у меня за спиной развлекались с Биликту! Но вы думаете, что я ревную вас? Значит, вы слепой и напыщенный дурак!
Я отшатнулся в удивлении: никогда еще ни одна служанка не обращалась ко мне столь непочтительно. Я решил, что девушка лишилась рассудка. Но в следующее мгновение я был просто потрясен, потому что она в бешенстве продолжила:
— Ты заносчивый козел, ференгхи! Ревновать тебя? Это ее любви я хочу! Хочу, чтобы Биликту любила меня одну!
— Так оно и есть, Биянту, и ты прекрасно знаешь об этом! — пылко воскликнула Биликту, вбегая в комнату и кладя руку на плечо сестры.
Но Биянту сбросила ее руку.
— Да неужели? А по-моему, я сейчас видела кое-что другое.
— Мне жаль, что ты это видела. И еще больше мне жаль, что я сделала это. — И Биликту с ненавистью посмотрела на меня. Я стоял, совершенно ошалевший. — Он застал меня врасплох. Я не знала, как мне отбиться.
— Ты должна научиться говорить «нет».
— Я научусь. Правда. Я обещаю.
— Мы — близнецы. Ничто и никогда не должно стоять между нами.
— Этого больше не повторится, моя дорогая, никогда.
— Запомни, маленькая ты моя!
— О да! Я твоя! А ты моя!
Затем они бросились в объятия друг друга, словно страстные любовники, и залились слезами. А я стоял как дурак, переминаясь с одной ноги на другую. Наконец я прочистил горло и сказал:
— Ну…
Биликту одарила меня взглядом своих влажных глаз — взглядом, полным страдания и упрека.
— Ну… в общем… великий хан ждет меня, девушки.
Биянту одарила меня совершенно убийственным взглядом.
— Когда я вернусь, мы… надо все хорошенько обсудить… ну и… как-то изменить… — Потом я все-таки взял себя в руки и заявил: — Вот что, мои дорогие. Займитесь-ка делом, в конце концов, вы мои служанки. Видите этот горшок на жаровне?
Сестры повернули головы, чтобы бросить на жаровню совершенно равнодушные взгляды. Горшок уже сильно нагрелся, поэтому я, прихватив краешком халата крышку, поднял ее и заглянул внутрь. По комнате поплыл тонкий удушливый дымок, но было не похоже, что составные части порошка плавятся. Я снова осторожно накрыл горшок крышкой и сказал:
— Постоянно поддерживайте под ним огонь, девушки, но совсем слабый.
Они, не отрываясь друг от друга, покорно подошли к жаровне. Биликту подложила еще немного топлива в уже едва тлеющие угли.
— Спасибо, — произнес я. — Видите, ничего сложного тут нет. Просто стойте рядом и поддерживайте медленный огонь. А когда я вернусь…
Но сестры уже не обращали на меня внимания и влюбленно смотрели друг на друга, поэтому я пошел своей дорогой.
Хубилай принял меня в кабинете, где находилось знаменитое устройство, определяющее подземные толчки. Хубилай-хан был один. Он приветствовал меня дружелюбно, но весьма сдержанно. Хубилай знал, что у меня есть для него что-то, и был готов к тому, что я расскажу об этом немедленно. Однако мне не очень-то хотелось сразу выбалтывать сведения, которые я раздобыл, поэтому я начал осторожно:
— Великий хан должен простить мне мое невежество, ибо хотя я с огромным пылом отношусь к своей скромной службе и верю, что принес известия, которые чего-то стоят, но я не могу правильно составить мнение о них, ибо мне прискорбно мало известно о расположении армий великого хана, их составе и устремлениях в настоящее время.
Хубилай не оскорбился на мою наглость и не велел мне отправиться и сообщить свои сведения его мелким чиновникам.
— Как любой завоеватель, я должен прежде всего удержать то, чего достиг. Пятнадцать лет тому назад, когда меня избрали великим ханом всех монголов, мой родной брат Ариг-Буга взбунтовался, и мне пришлось усмирять его. А совсем недавно мне пришлось разбираться со злобными происками двоюродного брата Хайду. — Он взмахнул рукой показывая, что это мелочи. — Ну, мухи всегда строят козни, чтобы свалить кедр. Всего лишь досадные неприятности, но мне приходится постоянно держать часть армий на границах Китая.
— А могу я попросить великого хана рассказать о тех, которые находятся на марше, а не в гарнизонах?
Хубилай ответил мне очень кратко:
— Если я хочу сохранить Китай, который отобрал у Цзинь, я должен захватить и южные земли Сун тоже. Легче всего это сделать, если я окружу их, первой покорив провинцию Юньнань. Так что это единственное место, где мои армии сейчас ведут активные военные действия под командованием очень способного полководца орлока Баяна.
Чтобы не поставить под сомнение способности этого орлока Баяна, я осторожно поинтересовался, тщательно подбирая слова:
— Он занимается этим, насколько я понял, уже некоторое время. Возможно, покорить Юньнань оказалось гораздо труднее, чем ожидалось? Как там сейчас у орлока Баяна обстоят дела?
Хубилай одарил меня строгим взглядом.
— Его не разбили, если ты это имеешь в виду. Но у него не было и легких побед. Баяну пришлось продвигаться в эту провинцию из государства Тибет, а это значит, что ему пришлось спуститься в Юньнань через Шанское нагорье. Наши воины-всадники больше привыкли к сражениям на плоских равнинах. А юэ, жители провинции Юньнань, знают каждую расщелину в этих горах, они сражаются весьма хитрым и вероломным способом — никогда не нападают на нас в лоб, но стреляют из-за скал, деревьев, а потом убегают, чтобы спрятаться где-нибудь еще. Это все равно, что пытаться прихлопнуть комара при помощи ведра с кирпичами. Ну что же, если говорить откровенно, Баян и сам считает, что победить юэ будет нелегко.