Когда несколько дней спустя мы выяснили, что командир крестоносцев находится в городском замке, то отправились засвидетельствовать ему свое почтение. Внешний двор замка был полон рыцарей, принадлежащих к разным орденам: одни просто неспешно прогуливались, другие играли в кости, спокойно беседовали или ссорились, а еще, несмотря на раннее время, нам попалось несколько пьяных. Казалось, никто не собирался бросаться в битву с сарацинами. Больше того, не похоже, чтобы хоть кто-то жаждал этого или сожалел, что у него нет такой возможности. Когда отец объяснил цель нашей миссии двоим сонным рыцарям, охраняющим замковые ворота, они ничего не сказали, а лишь кивнули головой в знак того, что мы можем войти. Оказавшись внутри, отец рассказал о нашем деле какому-то лакею, который проводил нас вперед и передал другому. Таким образом, из одного зала мы следовали в другой, пока нас не ввели в комнату, увешанную боевыми знаменами, где попросили подождать. Спустя некоторое время вошла дама. Лет тридцати, не то чтобы миловидная, но очень воспитанная и обходительная. На голове у нее была золотая корона. Дама обратилась к нам по-французски с сильным кастильским акцентом:

— Я принцесса Элеонор.

— Никколо Поло, — представился отец, отвешивая поклон. — А это мой брат Маттео и мой сын Марко. — И в шестой или в седьмой раз он рассказал, почему просил аудиенции.

Дама произнесла с изумлением и даже легкой опаской:

— Вы собираетесь в Китай? Боже, надеюсь, мой супруг не надумает отправиться с вами. Он вообще-то любит путешествовать да к тому же испытывает отвращение к этой мрачной Акре.

Дверь в комнату снова отворилась, и появился мужчина примерно такого же возраста, что и принцесса.

— Вот и он. Принц Эдуард. Мой дорогой, это…

— Семейство Поло, — произнес он бесцеремонно с английским акцентом. — Вы прибыли на судне, которое привезло крестоносцам припасы. — На принце тоже были корона и плащ, украшенный крестом госпитальеров. — Чем я могу помочь вам? — Он сделал ударение на последнем слове, словно мы были просителями из длинной очереди подающих апелляцию.

В седьмой или восьмой раз отец снова все объяснил, заключив:

— Мы просто просим ваше королевское высочество представить нас главному прелату, начальствующему над всеми капелланами крестоносцев. Мы хотим обратиться к нему с просьбой отпустить с нами на время некоторых из его священнослужителей.

— По мне, так можете забрать их всех. А заодно и всех крестоносцев. Элеонор, моя дорогая, не попросишь ли ты его преподобие присоединиться к нам?

Стоило принцессе покинуть комнату, как дядюшка дерзко сказал:

— Ваше королевское высочество, а вы, кажется, не слишком-то довольны этим Крестовым походом?

Эдуард скорчил гримасу.

— Одно несчастье за другим. Наша последняя надежда была на то, что этот поход возглавит благочестивый Людовик Французский, поскольку тот уже добился успеха в предыдущем походе, но он заболел и умер на пути сюда. Его место занял брат, но Карл всего лишь политик и ведет бесконечные переговоры. Какой уж из него полководец. Увы, каждый христианский монарх, оказываясь втянутым в эту неразбериху, преследует лишь свои собственные интересы, а не интересы христианства. Так стоит ли удивляться тому, что рыцари стали такими равнодушными и утратили былые иллюзии?!

На это отец заметил:

— Да уж, те, которых мы встретили возле замка, не выказывали особого энтузиазма.

— Чтобы от этого похода был хоть какой-то толк, я вынужден изредка совать нос в их девственные постели, чтобы заставить рыцарей совершить вылазки против врага. Однако сии доблестные воины — поразительные сони. Недавно ночью они сладко спали, в то время как сарацинские ассасины проскользнули мимо часовых прямо в мой шатер, можете себе представить? А я не имею привычки прятать меч под одеялом. Мне пришлось схватить подсвечник и заколоть ассасина его острием. — Принц глубоко вздохнул. — Поскольку надеяться мне не на кого, я вынужден сам искать выход из положения. Я лично обратился к послу монголов, надеясь заручиться его поддержкой и заключить союз против нашего извечного врага — мусульман.

— Так вот оно что, — сказал дядюшка, — а мы-то удивлялись, когда встретили парочку монголов в городе.

Отец с надеждой в голосе произнес:

— Тогда наша миссия прекрасно согласуется с целями вашего королевского…

И в этот момент дверь снова отворилась: вернулась принцесса Элеонор, ведя за собой высокого и довольно толстого человека, одетого в богато расшитый далматик. Принц Эдуард представил нас друг другу:

— Преподобный Теобальд Висконти, архидиакон Льежский. Этот добрый человек пришел в отчаяние от неверия его собратьев во Фландрии и испросил у Папы должность легата, чтобы сопровождать меня сюда. Тео, эти люди — почти что твои земляки, поскольку живут неподалеку от твоей родной Пьяченцы. Поло прибыли из Венеции.

— Да, конечно, i Pantaleoni, — сказал старик, назвав нас презрительным прозвищем: так обращались к венецианцам жители других соперничающих городов. — Вы здесь для того, чтобы продолжить с язычниками свою подлую торговлю во благо Венецианской республики?

— Ну хватит, Тео, — сказал принц, который выглядел сбитым с толку.

— Действительно, Тео, — сконфузилась принцесса. — Я же объяснила вам: эти господа здесь вовсе не для того, чтобы торговать.

— Тогда для каких же иных прегрешений? — спросил архидиакон. — Я никогда не поверю, что венецианцы способны делать хоть что-то, что не принесет пользу Венеции. Льеж — большое зло, но Венеция столь же печально известна в Европе, как и Вавилон. Это город алчных мужчин и распутных женщин.

Казалось, он уставился прямо на меня, словно знал о моих недавних приключениях в этом Вавилоне. Я уже приготовился было защищаться, возразив, что никогда не был алчным, но отец заговорил первым. Тон его был умиротворяющим.

— Возможно, наш город действительно пользуется такой славой, ваше преподобие. Tutti semo fatti de carne[103]. Но мы путешествуем не по поручению венецианского дожа. Напротив, нас послал великий хан монголов, и если мы выполним его просьбу, это может обернуться на пользу всей Европе и Святой Церкви.

И отец подробно объяснил, почему Хубилай просил прислать ему миссионеров-священников. Висконти позволил ему высказаться, а затем надменно спросил:

— Но почему вы обращаетесь ко мне, Поло? Я всего лишь член монашеского ордена, я даже не посвящен в духовный сан.

Этот человек даже не пытался быть вежливым, и я очень надеялся, что отец осадит его. Но он всего лишь сказал:

— Вы занимаете очень высокое положение, будучи папским легатом в Святой земле.

— Папы в настоящее время нет, — резко возразил Висконти. — И пока его выбирают, какое я имею право направлять сотню христианских священников в далекие неизвестные земли по прихоти варвара-язычника?

— Довольно, Тео, — снова сказал принц. — Думаю, у нас тут в Акре капелланов больше, чем воинов. Разумеется, мы вполне можем отпустить некоторых из них ради такой благородной цели.

— Цель-то, может, и благородная, ваше высочество, — сказал архидиакон, нахмурив брови. — Но не забывайте, что сие предлагают венецианцы. И это, кстати, не первое подобное предложение. Около четверти века назад монголы уже предпринимали такую попытку, обратившись тогда прямо в Рим. Один из их ханов по имени Гуюк послал письмо Папе Иннокентию, в котором просил, нет — приказывал, чтобы его святейшество и все монархи Запада немедленно прибыли к нему, дабы выказать ему почтение и принести присягу. Естественно, на это послание никто не обратил внимания. Я это к тому, чтобы вы поняли, какого рода приглашения исходят от монголов. Это надо же, теперь дело дошло до того, что они прибегли к посредничеству венецианцев…

— Можете отзываться с презрением о нашем происхождении, если хотите, — сказал отец все еще спокойным тоном, — все мы не без греха, но если бы в мире не грешили, то и не прощали бы. Но, пожалуйста, ваше преподобие, не пренебрегайте такой возможностью. Великий хан Хубилай не просит ничего, он лишь хотел, чтобы наши священнослужители прибыли к нему и проповедовали христианство. У меня с собой послание хана Хубилая, начертанное писцом под его диктовку. Читает ли ваше преподобие на фарси?