А Элгэ жива — потому что едва не погибли все рабы в доме Поппея. Чтобы спасти десяток своих, нужно убить тысячу чужих. И далеко не все из них — враги. Большинство тебя даже не знает. Как и ты их.

— Безумие не вернется. Мы успели. С ней всё будет в порядке, — устало вздыхает Аза. — И с Сильвией — тоже. И, может, даже с Марком — раз твои друзья его нашли. Еще бы судьба дала ему шанс отомстить. Сполна. Иногда это — лучшее лекарство. И никому уже не повредит.

Намек понят. На вред, уже нанесенный. И вовсе не Андроником.

Друзья? Любой из них вправе убить Элгэ — за всё, что она сотворила. Что спасла их — ценой гибели половины вражеского города. А прежде того — сама же подставила. Потому что жаждала мести Поппею. За никогда прежде не виденную рабыню.

Холодит камень вечерних стен, пылает зарево за темными окнами. Пожары в Сантэе только успевают тушить. Вспоминая добром прежнюю пожарную стражу — покойную. Да где же теперь искать новую? Кто выйдет на улицу без патруля за спиной? Вооруженного до зубов.

Элгэ решительно обернулась к старой банджарон:

— Ну, говори. Что твой табор остался бы жив, если б никогда не встретил меня.

— Остался бы, — согласилась та.

В бликах камина ее лицо кажется странно отрешенным. Будто Аза в клетке. Что чистая правда. Камин вместо костра, камень стен вместо свободных степей. Одинокая старуха без корней и ветвей.

— И остался бы жив — если б баро не вздумал тебя выгодно продать. Я думала, всё будет иначе.

— Как? — тупо уточнила илладийка.

Какая уже разница? Если Ичедари и впрямь богиня Смерти — ясно, зачем она пощадила Элгэ. Той довольно ступить — и люди гибнут сотнями. Кто же уничтожит столь рьяную служительницу?

— Да откуда же мне знать? Например, что ты станешь предательницей. А твоей вины в гибели моего племени нет. Не вали на себя всё вперемешку, Элгэ Илладэн. Крови на тебе и так довольно. Как и невинных смертей.

— У меня не осталось выбора. Смерть этих рабовладельцев на совести я как-нибудь переживу. Если вообще выживу.

Если бы из-за нее погибли Анри или Кор, осталось бы только застрелиться.

— Сколько мародеров и насильников ты убила сегодня? — нарушила молчание старуха.

— Не помню, — усмехнулась Элгэ. — Не больше других. И меньше, чем многие. Но даже если больше — это ведь мало что искупает, верно?

— Каждый живет со своими грехами, — проронила Аза. — Впрочем, возможно, это уже почти не про тебя. Возможно, песок твоих часов всё же иссякнет раньше, чем ты надеешься.

— Намек, что мне завтра вскроют горло свои же? Или даже сегодня? До полуночи еще успеют.

— Вряд ли. Они-то как раз понимают… многое. А еще больше — михаилиты. Нет, убьют тебя не те и не другие.

— Ты говорила и с михаилитами?

А почему бы и нет? Раз уж беглянок приютили именно они.

— О да. Кардинал Иннокентий лично удостоил меня аудиенции. А еще я говорила с одной из «дев» — с Юстинианой.

— Которая жрица?

— Послушница. Чтобы стать полноценной жрицей, мало танцевать и завораживать. Еще нужно убить своего первого мужчину, — поморщилась Аза. — Ичедари любит такие жертвы.

— Не любит, — неизвестно зачем бросила Элгэ. — Терпеть не может. Ей это всё до гроба надоело. Но, увы — такие игры любят ее последователи.

— Тебе лучше знать. Раз уж ты похоже, накоротке и с древней богиней. Да еще и столь похожа на нее — оправданиями отсутствия выбора. В любом случае, хочет Ичедари или нет, но Посвящение совершается именно так. Юная жрица убивает любовника во время сближения и забирает его силу.

— Мило. Где-то у кого-то такое тоже принято. Кажется, у пауков. Странно, что тогда уж культ посвящен не ему. В чём змея-то виновата? Но зачем ты пересказываешь это мне? Я — не Ичедари, не змея, не паук и уж точно не мужчина. Да и мой первый любовник отсюда далековато.

— Затем, что я не знаю, как трактовать убийство Поппея прямо на алтаре Ичедари.

— Он не был у меня не только первым, но и вообще никаким, — хрипло рассмеялась илладийка. — Поппей, видишь ли, выхлебал не то зелье.

— Существуют и другие обряды, Элгэ, кроме Посвящения в Ичедари. Как бы то ни было, но жертву богиня, похоже, приняла.

Крыть нечем. Приняла. И даже лично за ней явилась.

А если бы не принимала другие жертвы — срывались бы все Посвящения. У нее и здесь нет выбора?

А разве не так она сама говорила?

— И даже это — еще не всё. Видишь ли, эта площадь пригодна не только, как Алтарь Ичедари. Хотя бы потому, что в прежние времена здесь не было ее культа. Зато… ты когда-нибудь слышала, что все нынешние храмы построены на месте древних святилищ? А порой и на старом фундаменте. Больно уж он в древности был крепким и устойчивым. Тогда умели строить. И хорошо знали, где молитва дойдет скорее. Боги-то были попроще и… поближе.

— И…

— Судя по тому, что случилось с Конрадом, святилище протянулось и туда. Но вряд ли на весь дом Поппея. Иначе он давно бы умер — вслед за первой же казненной рабыней.

— То есть?

Холод вновь струится в кровь. Как ни храбрись.

Будто еще невесть почему, но уже возникло ощущение ловушки. Опять.

Осталось лишь сохранить лицо. Не выдать страха.

— Алтарь Ичедари, место Силы, древний Алтарь для бракосочетаний Нерушимым Союзом. Всё было здесь. На одном и том же месте.

— Погоди, ты имеешь в виду…

— В прежние времена существовало два вида брака — для людей и для богов. Первый отличался от нынешнего лишь словами свадебной клятвы, а вот второй заключался крайне редко. Представляешь — жена умирает от родов, а мужу придется вслед за ней. Вот если б действовало только наоборот — его применяли бы сплошь и рядом, — расхохоталась старуха. — Но, увы — древние боги любили справедливость.

— А сбежать было нельзя?

— От молнии с небес? Или от сердечного приступа?

— Один просто умирал без другого? Сам по себе?

— Именно. Второй супруг уходил за своей половиной в течение года, но дня и часу никто не знал. Год — это, очевидно, чтобы женщина успела родить, если беременна. К детям у древних богов была особая слабость — их почему-то чаще жалели, чем нет. Как ты понимаешь, практиковали этот брак только несчастные влюбленные. Ну, или жаждущие принудить к браку — кому без него и жизнь уже не дорога. За последнее боги карали нещадно, но связанного даже против воли спасти уже не могли. Это как чумой заразиться. Или в капкан ногу сунуть. Что сам, что тебя толкнули — зубья захлопнутся.

— А если просто не жить вместе? Сбежала — и ищи тебя, свищи.

— Это можно. А вот с кем-то другим — нельзя, если не хочешь его скоропостижной смерти. От «помех» древние боги избавлялись легко. Даже желать связанного Алтарем — грех.

— Но какое отношение всё это имеет ко мне?

— Такое, что спать с Поппеем совсем не обязательно. Никто не мог заранее сказать, после чего боги свяжут вас — чего для них довольно. Поцелуя, клятв или, может, простого рукопожатия. Но мало у кого хватало наглости сближаться прямо на Алтаре — значит, как раз такое было не обязательно. Так что молись, Элгэ Илладэн. Молись, чтобы границы Алтаря не простирались на Храмовую Площадь. Молишь, чтобы он не распространялся на всё Место Силы. Или тебе конец.

— Мне конец? — Элгэ попробовала слово на вкус. — Забавно. Аза, я слышала такое много раз. И мне уже не впервой грозит очередное древнее божество или кто оно там. Выжила тогда — переживу и сейчас. Если не убьют всепонимающие свои же. Или чужие. Желающих на улицах много.

И кому молиться, если сила такого Алтаря — выше воли Творца? Толку-то теперь молиться?

Кстати, богиня ничего не упоминала о грядущей гибели собеседницы. Не сочла нужным? Или «Алтарь венчания» всё же ограничен каким-то куском Поппеева сада? Или всё это вообще — вранье?

С другой стороны, прежде здесь и впрямь стояла скромная церквушка Творца. А до особняка кровожадного патриция тянулся просто кусок старой дороги. И гнилые дома снесли, чтобы расчистить площадь.

Элгэ чуть не застонала. Именно эти вечно теплые камни с фонтаном в Сантэе и прозвали Площадью Влюбленных!