Да, недостойно — если речь о глупышке Соланж. Но не о даме, уже знавшей объятия других. Может, не слишком благородных, но вполне галантных кавалеров.

— Поверьте, Ирэн, я не добивался внимания кузины Соланж.

— Неужели я вынуждена заподозрить вас в нежных чувствах к кузине Одетте? — мелодично рассмеялась Ирэн. У нее воистину жемчужный смех! — Или к Ортанс?

— Осмелюсь ли я…

— Нет, не осмелитесь! — Столь внезапная холодность обескуражит кого угодно. Так же мило уже болтали… — Я не думаю, что вы осмелитесь зимой клясться в любви Соланж, а едва на порог весна — лезть в окно к ее кузине.

Да уже лето перевалило на излете! И да — как же это символично. Соланж — ранняя весна, Ирэн — знойное лето…

— С Соланж я был всего лишь галантен, — переборол замешательство Констанс. — Как и положено доброму кузену. В то время как с вами…

— В то время как со мной — нет нужды! — оборвала на полуслове жестокая красавица. — Потому что я не собираюсь с вами кокетничать. Я люблю другого мужчину. Так что вам, Констанс, придется покинуть мою комнату — тем же путем, каким проникли.

— Но, Ирэн… Прошло уже… Ваш возлюбленный вряд ли вернется из Квирины и…

Из двух возлюбленных лучше выбрать помоложе и покрасивее. А то если заявить, что возлюбленный Ирэн скончался у себя в кабинете на семьдесят третьем году жизни… В руке прекрасной дамы — всё еще пистолет. А с полутора шагов не промажет и Соланж. А может, и тетушка Одетта.

— Неважно, в Квирине он, в Мэнде или пиратствует на Элевтерисе! — вновь перебила Ирэн. — И неважно, увижу ли я его вновь. Имейте уважение к истинной любви, Констанс, и покиньте мою спальню.

— Но моя любовь — тоже истинна! — запротестовала раненая душа поэта.

— Уговорили! — вздохнула девушка. — Сейчас я прострелю вам ногу и закричу. Раз уж всё равно мою репутацию вы намерены погубить…

— Ирэн!

— Уходите. Считаю до трех. Раз, два…

Констанс предпочел не медлить. Ночной сад вновь принял влюбленного поэта в мокрые от росы объятия.

Глава десятая.

Мэнд, Тайран.

1

Кармэн усмехнулась. Почти незаметно.

Сплетни старой дуэньи, до боли серьезное личико графского наследника. А сам граф будто сжевал лимон. И сейчас дожевывает.

Очередной ужин. Очередная будущая прогулка в обществе почтенной старой дамы. И на сей раз кислая мина еще и у гувернера. В этом доме теперь вообще кто-нибудь улыбается? С тех пор, как перестали стесняться гостью. Почти во всём.

Они все приговорены? Кармэн — тоже, но это же не причина заранее себя оплакивать. И из каждой трапезы устраивать собственные поминки.

Алексис бы уже устроил здесь… да хоть что. И вместе с ним Кармэн было бы не так страшно. Она и сама тогда была веселее и отчаяннее.

А Анри обязательно придумал бы что-нибудь, чтобы вытащить их отсюда. В безопасность. Один раз уже сумел.

— Сеньорита Изабелла опять ужасно себя вела. Просто невыносимо!

Невыносимо — без конца слушать одну и ту же песню. А она не кончается. И не меняется. Всё еще.

— Я настаиваю на наказании.

Может, тот вечер в сумрачном саду Кармэн вообще померещился? И старая садистка просто помешана на розгах?

— Если вы сами, господин граф, не готовы это сделать, поручите гувернеру.

А сама дуэнья станет наблюдать? С плотоядной усмешкой?

— Если хотите, я готова это сделать, — обворожительно (и будем надеяться — в меру сурово) улыбнулась Кармэн. — У меня двое детей и куча воспитанников. В Эвитане я отлично набила руку на розгах.

Не будем порочить дядин Аравинт.

— Только позвольте наедине. Не стоит так позорить молодую девушку.

Если старая курица так уж желает полюбоваться чем подобным — пусть чешет в бордель. И там хорошо приплачивает. В Эвитане таких заведений навалом — вряд ли Мэнд чем-то особо отличается. Тут по слухам при дворе такое веселье творится…

Никого бить Кармэн не собирается, но вот увидеть наконец эту загадочную Изабеллу просто глаза чешутся. Не зря же ее так старательно прячут.

— Благодарю вас, Ваше Высочество, — любезно ответил Его Высочество граф. — Но я остаюсь при прежнем мнении — никаких розог в моем доме.

Будто это не он совсем недавно широким жестом разрешил дуэнье всё, вплоть до кнута.

— Возможно, я могла бы просто поговорить с ней. Я — мать двоих детей, — нахально полезла с непрошенной помощью дважды эмигрантка. С самой скандальной репутацией на обе покинутые страны.

— Я очень признателен вам. — Откуда в его голосе столь искренняя благодарность? Тоже — прирожденный актер? Или отлично вышколенный придворной жизнью? — Но сначала попробую повлиять я. С помощью отцовского авторитета.

На который Изабелла давно уже плевала.

И без того кислые губы старой мегеры свелись в нитку. Поняла, что вожделенное зрелище отменяется.

Хоть бы для приличия притворилась, что довольна. Граф ведь согласился на одно из ее предложений. На менее скандальное.

Неловкое молчание вовремя прервал слуга с поклоном. Как и все в этом доме — скучный и смирившийся с грядущей участью. Очевидно, уволиться отсюда так же сложно, как и удрать. Догонят и вернут. Или отправят в еще более мерзкое место.

Письмо. Хорошо иметь безупречное зрение. Даже отсюда видно королевскую печать. Хозяину дома от хозяина дворца?

Почти угадала. Не хозяину, а гостье. Той самой скандальной эмигрантке. С приглашением (читай: приказом) завтра к обеду явиться на высочайшую аудиенцию.

2

— Матушка, — Виктор склонился над ее рукой.

Иначе нельзя — здесь полно чужих прознатчиков. А еще больше — прознатчиц. В том числе — юных и красивых. Это Кармэн достались граф в годах и наглый гувернер, а за красавца Виктора взялись всерьез.

Сыну не по себе. Это видно только Кармэн или еще и многочисленным шпионам? Особенно юным и красивым?

Творец, есть ли во всём Мэнде хоть одно место, где мать с сыном могут толком поговорить наедине? Если и есть, то уж точно не в доме герцога Валентайна. Не говоря уже о его правящем брате.

Тут за каждой статуей…

Зато здесь цветет и благоухает сад. Может, хоть по дорожкам им позволят прогуляться одним? Хватит эскорта у ворот? И статуй.

— Приветствую вас, сын мой. Как ваше здоровье?

Она слишком многого ждала от этой встречи! И теперь сердце колотится, как безумное. И у Виктора — не меньше.

— Пока еще жив. А у вас, матушка?

— Спасибо, не жалуюсь, — церемонно изрекла мать.

Чьими духами благоухает сын? Тонкий, цветочный, еле уловимый аромат? Кто из дам таким пользуется? Из своих, или Виктор тоже рвался к матери всеми способами?

Правящий герцог внезапно болен, и его сегодня не увидеть. Ни Кармэн и никому другому. Кроме одной-двух доверенных любовниц.

Хорошо это или плохо? Для Кармэн или для шпионов?

— О, Вик. — Эта — одних лет с Виктором. И даже чем-то похожа. Черноволоса, черноглаза. А алый шелк выгодно подчеркивает… всё. Особенно… сверху. — Вы меня познакомите с вашей благородной матерью?

А вот улыбка — мерзейшая. И духи, кстати, не те.

— Знакомлю, — сдержанно оскалился сын. — Моя благородная мать — принцесса Кармэн Ларнуа нир Вальданэ. Баронесса Мишелетта Нирсон, супруга Адама Нирсона, троюродного кузена государя.

Еще одно исконно Мэндское имя. Даже два.

— Вы прекрасно выглядите…

Еще бы добавила: для вашего возраста.

— Но у меня ужасная мигрень. Всё время чувствую духоту.

— Думаю, свежий воздух пойдет вам на пользу, — на лету подхватил сын. — Позвольте сопроводить вас в сад. Там прохладно.

Отпустили их, хвала Творцу, одних. Без Мишелетты. И даже статуи здесь попадаются редко. Им мешают розовые кусты.

Среди деревьев вежливая маска с лица сына слетела. А улыбку стерла боль. Нестерпимая.

— Мама, я не знал, говорить тебе или нет.

Белла⁈ Анри⁈ Нет!..

Сердце провалилось куда-то вниз — сквозь дорожки сада. Ноги подкосились сами, в глазах темнеет…