— Теперь пора и ведущего догонять.

Михаил двинул рычаг управления двигателем вперёд до упора, выходя на взлётный режим. Набирая высоту, почувствовал небольшие толчки, передававшиеся ему по телу самолёта.

— Проснулись фрицы — на крыльях, элеронах появилось несколько отверстий, пару раз пули высекли искру, попав в бронекорпус кабины. Трассеры пулемётных очередей то шли параллельно, то смыкались на выходящем из атаки штурмовике. Сзади заработал пулемёт Витька.

— Что там у тебя?

— Всё хорошо, прекрасная маркиза! Пришлось ответить, обнаглели клиенты.

— Ну-ну, держи хвост пистолетом, сейчас второй заход делать будем.

Михаил догнал ведущего и занял своё место. Теперь уже строй штурмовиков представлял собою замкнутый круг, пара следовала за парой, атакуя цель, готовая прикрыть огнём соседнюю. Гвалт в эфире усилился до предела — команды, мат, обращение по именам, а не позывным, восклицания, кого-то из наших уже подбили…

— Мишка, заходим, ты в норме?

— Пока да, Петь, заходим!

— Давай по складам, по тупикам их пройдёмся.

— Там «эрликон» был, видел?

— Видел, молодец, что подавил.

От самолёта ведущего отделилась пара стокилограммовых бомб, Михаил тут же сбросил и свою пару, пикируя под небольшим углом. Иловский прицел на таких высотах и углах пикирования был бесполезен, приходилось уповать на опыт «стариков». Прошив парой пушечных очередей два складских помещения, опять добавил газа и вслед за ведущим пошёл в набор высоты. Тут же почувствовал удар по правой плоскости, будто оглоблей кто саданул по крылу снизу. Скосив глаза, увидел большую дыру со рваными краями, самолёт стало сильно кренить вправо. Добавив двигателю оборотов, Михаил выровнял свой Ил-2 и доложил:

— Петь, нас подбили, правое крыло изуродовали.

— Дотянешь до линии фронта?

— Посмотрим.

Тут в радиообмен вмешался командир эскадрильи: Полста пятый, топайте домой с полста шестым, мы вас догоним.

— Десятый, понял, уходим домой, — Пётр пропустил вперёд своего ведомого, пристроился справа, глядя на крыло, покачал головой.

— Миха, добавляй обороты, и снижаемся до ста метров, через линию фронта надо проскочить с ветерком!

— Понял, Петь, поехали! По внутрисамолётной связи обратился к своему стрелку:

— Витёк, ты живой там? Чё притих?

— Да вот дырочку рассматриваю в плече… не знаю, падать в обморок, или уж после посадки?

— Что, большая? Кровь остановил?

— Ага, заткнул пилоткой.

— Ты держись, нам до дома минут десять ещё ковылять.

— Ладно, по пути всё равно не высадишь, подержимся.

Пока дошли до своего аэродрома, у Михаила уже затекли руки от постоянного давления на ручку управления, компенсирующего кренящий момент. Сел первым, вполне пристойно, на все три точки, ведущий прикрывал заход. Пока заруливал на свою стоянку, подоспела полуторка с врачом — руководитель полётов по радио был оповещён о ранении стрелка. Выбравшись из кабины, помог Витьке покинуть своё рабочее место, проведя по крылу и передав в руки Макарычу и врачихе Валентине Степановне. Влад, находясь в теле Михаила, ощутил в полной мере его усталость и опустошённость:

— Не лёгок ваш труд, воздушные рабочие войны, теперь я знаю, откуда у меня эта эйфория от запаха авиационного бензина и от мощного, утробного звука работающего на пределе двигателя.

— Крови потерял не мало, но кости-артерии не перебиты, жить будешь, — изрекла после осмотра и перевязки стрелка Валентина Степановна, женщина зрелая, лет под сорок, плотная, с короткой стрижкой и красными щеками.

— Ну вот, даже в обморок ляпнуться не дали. Ладно, давай выздоравливай, Витьк, набирайся сил, сегодня зайду к тебе в санчасть после ужина. Михаил подмигнул товарищу. Витя догадался, о чём было недосказано, и подмигнул в ответ.

Не успела полуторка с врачом и раненым доехать до санчасти, как к аэродрому подошли вернувшиеся с задания эскадрильи. Готовясь к посадке, они рассредоточились по большому кругу и наблюдали за заходом совершенно растерзанного Ил-2. Машина с бортовым номером 12 имела по большой дыре в каждом крыле и хвост, изодранный в клочья: на дырявом киле болталась лишь половинка руля поворота, рули высоты были в чуть лучшей форме. Двигатель натужно тащил, ставший плохообтекаемым и непослушным, самолёт.

— Исаев заходит, командир звена из второй эскадрильи. На брюхо будет садиться, шасси не выпустил, похоже гидросистема пуста, — комментировал Макарыч.

— Много ты знаешь, может он сам уже на грани, — Михаил снял шлемофон и провожал глазами самолёт до соприкосновения вращающегося винта с землёй. Полетевшие ошмётки дёрна, туча пыли и замолкший двигатель скользящего по траве штурмовика воспринимались как-то не реально. Наконец оцепенение наблюдавших посадку закончилось, и они всей толпой бросились к аварийному самолёту. Врач опять подъехала на дежурном грузовике без промедления. Исаева вытащили из кабины и, положив на медицинские носилки, погрузили в кузов автомобиля. Ранение в шею, большая кровопотеря, да ещё сильно травмировано лицо о приборную доску при посаде на брюхо. Его стрелка, изрешечённого пулями и осколками, без признаков жизни положили на дощатый пол рядом, и машина помчалась в санчасть. Техники уже подцепляли тросами к трактору подбитый Ил, чтобы побыстрее освободить посадочную полосу.

Итоги налёта: станция и находившиеся на её территории железнодорожные составы, склады и подразделения охраны уничтожены полностью или частично. Один наш экипаж сбит над целью, из трёх подбитых штурмовиков один восстановлению не подлежит. Трое погибших, пятеро раненых. На разборе полёта командир эскадрильи отметил отличившихся, недостатки и шероховатости при атаке станции, поздравил четверых лётчиков с первым боевым вылетом. Одного из них — Михаила — похвалил за своевременное подавление зенитного орудия немцев.

В этот день ещё дважды вылетали на штурмовку исправные, восьмёрка, а потом шестёрка самолётов. Михаил на время стал «безлошадным»: ремонт пострадавшего лонжерона крыла, обшивки, не обещал быть быстрым, к тому же и стрелок был на излечении. Во время обеда он принял боевые сто грамм, напряжение ушло, настроение поднялось. Всё, что касалось службы, было сделано, отчёт написан, теперь можно было и исчезнуть из поля зрения командиров. Выбрав подходящий момент, когда медицинскую палатку покинули все посетители, Михаил вошёл внутрь. Юлька, тихо пискнув, вскочила со стула и, подбежав, обняла возлюбленного. Он вдохнул запах её волос, ладони легли на её голову, придерживая её с боков и со стороны затылка, губы встретились с губами в долгом, неистовом поцелуе.

— Как же я тебя ждала!

— Как же я хотел к тебе вернуться!

— С боевым крещением! Как всё прошло?

— Как-то уже не верится в то, что несколько часов назад тысячи пуль и снарядов искали меня в небе, за сотню километров отсюда… будто в кино всё это видел.

Он продолжал крепко прижимать её к себе, обнимая за талию, будто две половинки одного целого, наконец, соединились. Недалеко от палатки послышались чьи-то голоса, Михаил отпустил любимую. Юля села на свой стул, поправила волосы, он присел на табурет, стоявший напротив.

— Витьку зацепило осколком, хорошо держался в первом боевом.

— Да, я слышала от Валентины. Слышала, что вас подбили. А когда её срочно вызвали встречать вас, у меня ноги подкосились. Слава Богу, ты жив и невредим.

— Юляш, налей немного спирта, обещал к Витьке зайти, поднять боевой дух товарищу по оружию.

Юля, улыбнувшись, отлила в стеклянный пузырёк сто граммов медицинского, разбавила его водой, один к одному и заткнула резиновой пробкой.

— Вот спасибо, красота моя! После ужина встречаемся там же?

— Да, как вчера, — в её глазах запрыгали сверкающие чёртики, — люблю тебя!

— А я тебя обожаю! — Михаил поцеловал Юлю в губы и, спрятав пузырёк в карман галифе, направился в палатку медсанчасти, стоявшую метрах в двадцати от медпункта.