— Пошли на травку?

— Да, — он вышел с нею из воды не разъединяясь, аккуратно опустил на свой плащ, брошенный на траву, — замучаю тебя сегодня.

— Это трудно, ведьмы, они такие выносливые, — смеясь ответила Илонка. Сейчас в её глазах просто сверкало счастье, — хочу, чтобы этот день не кончался! Я уже дважды на вершине чувств оказывалась, и с тобой — это далеко не предел.

— Побудь и вправду на высоте, — Милонег лёг на спину и помог ей сесть верхом, — присаживайся колдунья на свой трон.

— Чтобы с него не свалиться, надо усесться поудобнее, — Илона вошла в раж, её было уже не остановить: она, покачивая бёдрами, одновременно опускалась, потом начала приподниматься, чуть ли не до полного выхода и снова опустилась полностью на свой «трон». Он смотрел на неё не отрываясь, она, время от времени, как бы смущаясь, с лёгкой улыбкой отводила глаза вниз и в сторону. Во время очередного её подъёма Милонег не удержался и, положив ей руки на талию, довольно резко опустил вниз до упора. Он навсегда запомнил выражение её лица в этот момент: расширенные глаза и удивлённо приоткрытый рот, с опущенными уголками губ, будто лицо ребёнка, который растерялся от нового впечатления.

— Всё ли хорошо, милая моя? Тебе не больно? — Милонег даже забеспокоился.

— Мне хорошооо, — пропела она, — уже в третий раз сегодня. — Это что-то неописуемое, это как ключ и замок, идеально подходящие друг к другу.

— Точно! Как будто одного под другого делали. И мы на трёх не остановимся, наклонись ко мне.

Она слегка нагнулась, пряди её волос образовали тоннель, в противоположных концах которого теперь светились глаза влюблённых. Он медленно, не спеша, начал опять познавать её, согнув ноги в коленях, догнав её, а она прильнула грудями к его груди… начинался их новый виток спирали познания восторга…

— Божеее! Я с ума сойду! — по телу Илоны пробежала волна трепета.

— Ну, теперь отдыхай, — с усталой улыбкой промолвил Милонег, натянул штаны и опять разлёгся на плаще. Ведьмочка, одев рубаху любимого, легла рядом, положив голову ему на плечо.

— Ты с отцом приехала?

— Да, к его брату. Сам он дичью торгует, а нам шкурки сбыть подсобит, отец в этом году много белки набил.

— Значит ненадолго.

— Ну, как дела пойдут.

— Торговцы сотнями покупают, а продают ганзейским или готским купцам связками по тысяче шкурок. Если сойдётесь в цене, сразу весь товар у вас возьмут.

— Хорошо, с одной стороны, а с другой — опять разлука, будь она неладна! Возьмёшь меня в жёны?

— Возьму, но не сейчас. Договор на службу в дружине за мной. Через год, Бог даст, будут у меня деньги на свой дом, тогда и сосватаю тебя.

— Жених у меня какой… богатый, — прошептала Илона улыбаясь.

— Пока живой, не увечный — да, не бедный. Но, в любой момент всё может измениться — могут послать к чёрту на рога на день, а может и на полгода… или навсегда, если не повезёт.

— Неет, я заговорю тебя. Я тебя уже два месяца берегу от всего дурного. Прихожу по ночам, присаживаюсь рядом, охраняю твой сон, а днём сопровождаю во всех делах солнечным лучиком.

— То, что между нами возникло — это как маленькое солнце на двоих, мы оба живём в нём.

— Да, мой милый.

Вечер подкрался незаметно. Влюблённые, осознав это, не мешкая сели на коней и понеслись в город. Во избежание пересудов соседей и родственников девушки, надо было успеть ко двору до сумерек, соблюсти приличия.

— Завтра, после полудня, постараюсь уйти из Городища, ты свободна будешь?

— Да, после обеда ничего такого не намечалось. Буду ждать тебя, — она соскочила с коня, наградила его пронзительным, заигрывающим взглядом и исчезла за воротами двора.

Утром, подъехавшего Милонега тут же вызвали к сотнику. Даниил был серьёзен, сразу же приступил к постановке задачи: «Ганзейские наших купцов захватили в немецких землях, опять торговые споры начались, партию товара конфисковали. Новгородцы тоже кое-кого из немцев и шведов закрыли. Поплывёшь с ними, обменяешь на наших».

— В какие города?

— В Висбю, на Готланд, и в Любек. Из своих пару человек возьми. Конфискованный товар вернёшь вместе с немецкими купцами… только если наших купцов с товаром отпустят.

— Если товара нет, меняем только людей?

— Верно. В Висбю приплывёте — сразу на новгородский двор иди, наши купцы тебе всё, что нужно, доложат. Так же и в Любеке. Ну и походи, послушай там, ты же немецкий знаешь, может что ценное и разведаешь.

— Так и сделаю. Когда ладья отплывает?

— Да они уже готовы поди, вас дожидаются. Храни вас Бог, — сотник обнял Милонега, — путь дальний, в два месяца бы обернуться.

— Постараемся.

Подойдя к своим подопечным, он выкликнул: «Змей, Лось, со мной отплываете, ладья нас дожидается уже». По пути к реке десятник заехал домой, оставил в конюшне своего Буяна, попрощался с родителями, братом, сестрой, захватил тёплый плащ и направился к пристани.

— Не смогу Илонке сообщить об отъезде, — подумал он, — да и нет её дома сейчас.

Ладья действительно стояла готовая к отплытию. Подъехали Змей с Лосем, попрощались с провожающими Щеном и Лузгой, отдали им своих казённых лошадей и по сходням взбежали на борт корабля. Милонег поднялся замыкающим, помахал рукой своим младшим подопечным, окинул взглядом пристани, Великий мост, крепостные стены.

— Прощай Господин Великий Новгород, даст Бог, вернёмся.

Ладья отчалила от берега, парни со свежими силами на вёсла подналегли, и полетел корабль по Волхову.

— Выйдем в море, поставим паруса и пойдём себе к Готланду, ветер попутный, — обратился к десятнику владелец судна Алексий.

— Сколько же дней до него идти?

— С попутным-то ветром и за семь-восемь суток можно доскочить, главное — шторма бы не было, да всяких ненужных встреч.

— Зажечь есть чем стрелу? Пакля, смола?

— Найдётся, конечно.

Милонег показал глазами на три полных колчана стрел, — Пусть попробуют сунуться, спалим их паруса и драккары, издали. Среди обычных стрел опытный глаз морехода заметил и зажигательные, с удлинёнными наконечниками, снабжённые ячейками, в которые и вставлялась просмолённая пакля. Алексий приободрился после такого заявления.

— Разведчики?

— Может и так, улыбнулся десятник, а сам уже провалился в своих воспоминаниях во вчерашний день.

— Её как будто специально под меня кто-то вылепил. И вот подумай, да, она не девственница, не то что воспитанные новгородские барышни, но неужели найдётся такая же ещё одна? Чтобы как ключ в замок без заеданий вошёл и открыл, твоя, ближе некуда и это — навсегда. Только… когда теперь увидимся? Вернусь в конце сентября видимо, пошлют ли ещё раз в ту сторону с разведкой в грязь и распутицу? До её деревни около сотни вёрст…

— Алексий, а сколько вёрст нам до моря идти на вёслах?

— Двести с хвостиком. Завтра до полудня доберёмся. Сейчас легче — по течению плывём, на обратном пути вдвое дольше получится. Пока мы на своей земле, лагерь в любом месте можем устроить. А вот у чужих берегов надо быть всегда начеку — береговое право действует во многих землях.

— Что море выбросит на мой берег, то моё?

— Да. Часто местные добивают спасшихся после кораблекрушения, чтобы завладеть остатками корабля и их имуществом, так что расслабляться нельзя.

— Поганые у них законы.

— Вообще, есть у нас договор с готским берегом о содействии нашим кораблям, но он действует в гавани Висбю. Крестьяне же, живущие по другим берегам Готланда, часто не прочь поживиться за чужой счёт и даже попиратствовать.

Под вечер ладья приблизилась к левому берегу реки, уже не такая стремительная как утром. Несколькими выстрелами Милонег со Змеем добыли четырёх уток, которых и подобрали с корабля, прежде чем тот подошёл к причалу Ладоги на ночёвку.

Влад, глазами Милонега, поглощал пейзажи древнерусской земли: берега реки, густо поросшие лесом, пристань и стоящая за ней крепость с массивными каменными башнями, всплески крупной рыбы на водной глади, обилие уток, лебедей, плавающих вблизи зарослей.