— Отец с матерью развелись, когда мне было шесть лет. Я к нему приезжал регулярно, на каникулы. У него новая доброжелательная жена, дочь. Работа напряжённая, умственная… инфаркт в 37, потом инсульт. Умер от второго инсульта в 48 лет. А через два года у нас с женой родился сын, назвали в честь деда Владимиром. Блондин, как и дед в молодости. Ему было лет пять, когда мы всей семьёй решили навестить московскую родню. Когда приехали, в шестнадцатиэтажку сын вошёл как в свою, родную. Обычно стеснительный, в квартире он повёл себя совершенно как дома, где всё привычно и знакомо. Мы не переставали удивляться его поведению при незнакомых людях. Именно тогда у меня зародилось понимание — отец не случайно так внезапно ушёл. Его душа уже предвидела такое развитие событий и намеревалась вселиться в нашего новорождённого.

— Так и есть! Души вселяются в младенцев своего рода — вне конкурса, и знают заранее о переменах.

— Потом так же скоропостижно ушла из жизни мать зятя, а через несколько лет дочь родила девочку. Знаешь, на кого похожа характером, да и обликом?

— Ты же не оставил других вариантов, — ухмыльнулся волхв, — конечно знаю. Её душа видела, что за события маячат впереди, и с учётом потери жизненной силы, решила сбросить изношенное тело и возродиться в твоей внучке.

— Обычно, души отдыхают десятилетиями на «том свете», прежде чем опять воплотиться на этом.

— Забудь про эти сроки. Раньше они ждали столетиями своего нового воплощения. Сейчас население планеты за семь с половиной миллиардов перевалило. Круговорот душ раскрутился до максимальной скорости. Уже через год, два, три, они вселяются в новые тела. Мы ещё поминаем их, как усопших, а они появляются в нашем окружении детьми и внуками.

— Спешим опять попасть в разряд живущих на земле…

— Разве это плохо?

— Да вроде нет, но… опять их ждут разочарования!

— Пойми, Владислав, это почётная миссия — регулярно бросаться на амбразуру, как в последний раз. Даже самый распоследний бомж живёт и мучается не зря! Он обретает опыт. Все наши мысли и желания понемногу формируют новые миры, как бы смешно это ни выглядело сейчас со стороны.

— Тогда почему внутри у меня всё протестует? Всё не так и всё не то. Подделки на каждом шагу. Лицемерие, жажда денег и удовольствий правят этим миром. Причём в открытую!

— Мы приходим сюда, чтобы испытать эту жизнь. Все те грани, которые нас манят. Нам надо научиться тому, что интересно душе. В следующий раз испытаешь другие грани. Если чувствуешь себя выше земного существования, значит, ты начинаешь сдаваться. Тот, кто продвинулся в понимании жизни, находит счастье в любом месте. И ещё, если бы ты не хотел сюда приходить, ты бы здесь не оказался, поверь мне.

— Догадываюсь. Верю.

— Души стоят в очереди на «том свете», чтобы обзавестись телом на этом. Каждая душа мечтает с толком провести здесь время, показать на что способна, запомниться многим навечно.

— И некоторым это удаётся!

— Напрасно иронизируешь, — Любомир пристально посмотрел на Влада смеющимися глазами. Не забывай, для Бога-Отца нет понятий «хорошо», «плохо». Всё, что творит здесь каждый «сын» Его, всё уместно. Если бы Богу нужен был порядок и контроль, Он никогда бы не дал людям свободу выбора. На такой подарок способен лишь настоящий, любящий Бог.

— По-твоему, получается — твори что хочешь?

— Твори, но не вытворяй! Соизмеряй. Свобода в выражении себя, она же всем дана. Но даже если твои планы не совпадут с планами других людей, всё равно ты — бессмертен. Да, жаль терять оболочку, особенно симпатичную, но ты же вечен. Именно поэтому Бог спокойно созерцает смерти людей. Смерть — это иллюзия, правда, могущая отравить жизнь страхом любому.

— Да, все мы под этим страхом ходим.

— Это нормально. Мы так тысячелетиями привыкали выживать. Теперь пришло такое время, когда люди должны вспомнить, что они пришли когда-то на этот план богами. И полюбить себя, и всё себе простить. Всё, что было сделано, ради опыта, ради обретения мудрости.

— Часто мы осуждаем других за то, что самим в себе не нравится.

— Вот когда увидишь себя в них, и простишь, и полюбишь, вот тогда ты станешь Мастером.

Ладья на вёслах вошла в устье довольно широкой реки. Влад, со своими парнями с интересом рассматривал незнакомые берега.

— Это Траве. В устье она широка. Вёрст пятьдесят на юг, и мы будем в Любеке, — прояснил ситуацию Алексий. — Сто лет назад тут жили славянские племена. Как-то раз язычники напали на живших на острове в деревянной крепости Любице христиан, и разорили её. Остатки населения поселились на острове, расположенном в пяти верстах выше по течению, под защитой небольшого замка, и стали называть своё поселение Любеком. С тех пор город стал расти как на дрожжах, а позднее купил себе право быть вольным. Так что, коренные жители здесь — со смешанной славяно-датской кровью.

— Чем они торгуют в основном? — спросил десятник.

— Основной товар — соль! Сельдь, вино, шерстяные ткани, железо, медь тоже в большом почёте. Здесь можно плавать спокойно, никаких пиратов, — успокоил Алексий дружинников, которые напряжённо всматривались в проходящие на встречных курсах корабли.

Наконец, вдали показались шпили немецких соборов и островерхие крыши купеческих трёх-четырёхэтажных домов, вырастающих из-за каменных крепостных стен Любека.

— А это церковь Святой Марии, самая высокая из всех мне известных на берегах Варяжского моря, — Алексий показал пальцем на масштабное строение из красного кирпича, западный фасад которого украшали две высоченные башни. Лось с открытым ртом рассматривал металлических петухов, венчавших шпили.

— Да она в высоту локтей двести с лишним будет, — удивлённо проговорил он.

— А вы на городскую ратушу полюбуйтесь, — Алексий кивнул на огромное здание со множеством окон, арок и башенок.

— Мдаа, купцы тут не бедствуют, — констатировал Влад.

— На их пожертвования и вон тот госпиталь Святого Духа достраивают.

Ладья причалила к пристани. Лось первым спрыгнул на долгожданный берег. В этом плавании его мутило поменьше, но твёрдую землю почувствовать под ногами он мечтал более всего. За ним последовали и остальные. Алексий, как купеческий посол, в сопровождении дружинников миновал башенные ворота со стражей и направился на русский двор.

— Смотрите ребята, запоминайте, домой вернётесь, будете своим девахам про иноземные города рассказывать.

Змей мотнул головой, — До девиц нам не скоро удастся добраться.

— А ты смотри, сколько народу на площади собралось, и женщин чуть ли не половина.

— Эти не про нашу честь. Интересно, что за вече тут созвали?

— Скорее всего, публичную казнь проводят, — Алексий привстал на цыпочки, — да, так и есть. Вон, над головами горожан видите, колесо возвышается? Колесованием кого-то казнят.

— Это как? — спросил посла Лось.

— Кладут преступника на деревянный крест, типа Андреевского, привязывают руки, ноги верёвками. Под каждой голенью, бедром или предплечьем в брёвнах вырублены понижения. Палач берёт тяжёлый лом и с размаха ломает каждую кость, аккурат над выемкой в бревне. Иногда и хребет ломают. Потом кладут на колесо, на всеобщее обозрение, оставляют умирать в мучениях. Вороньё любит таких беспомощных бедолаг. Иногда, если просыпается гуманизм, казнённых обезглавливают.

Вдруг раздался глухой стук и истошный крик. Толпа отреагировала непроизвольным общим возгласом.

— Весело у них тут бывает, — Милонег постояв в задних рядах публики, послушав разговоры, опять примкнул к своим друзьям, вставшим на некотором отдалении от горожан. — Это они своего купца так обихаживают, обвинён он в лжесвидетельствовании. Воспользовался доносом, бывших хозяев имущества казнили, а он прибрал к рукам чужую собственность. Теперь вот расплачивается.

Ещё один вскрик, как испуганный голубь, взлетел над площадью и завершился протяжным стоном. По толпе опять прошёл ропот.