В отличие от Руси, большая часть населения литовского великого княжества всё ещё поклонялась языческим богам. В своих труднопроходимых лесах литвины довольно успешно отбивали атаки ордынцев и, при случае, норовили поживиться тем, что плохо лежит у соседей. Литва расширялась за счёт прилегающих русских юго-восточных княжеств, которые, чтобы не стать ордынскими данниками, добровольно включались в её состав. К тому же в середине тринадцатого века там было довольно терпимое отношение к православной вере. Литва, как и северо-западные русские княжества, находилась между двух огней — Ордой и Ливонским рыцарским орденом.

Милонег уже два года служил десятником в новгородской дружине и, в основном, выполнял поручения по разведке и другим неафишируемым контактам с иноплеменниками. Не обладая богатырским телосложением, хорошо владел мечом, метко стрелял из лука, имел молниеносную реакцию, развитую интуицию, ответственность за своих людей и порученное дело, мог изъясняться по-немецки и понимал литовскую речь. В его отряде большинство парней были из семей охотников. Все умели передвигаться тихо, растворяться в лесу, читать следы, наблюдать и выжидать. Вооружение и доспехи были лёгкими — мечи, топоры, ножи, небольшие копья, луки, кольчуги, у десятника с металлическими пластинами на груди, шлемы — довольно разнотипные, и круглые щиты, обитые бычьей кожей. В случае обнаружения на чужой территории, отряд должен оторваться от погони, а не вступать в схватку. Если дело дошло до рубки, значит дозор раскрыт и задачу свою не выполнил в полной мере.

Отряд приблизился к рубежам ржевского княжества, на границе которого должен был развернуться и возвращаться назад. Десятник дал команду спешиться: надо было отдохнуть, заночевав вблизи соседних пределов. Дружинники принялись сооружать шалаши в небольшом перелеске, разводить костёр, после чего четверо из них с бреднем спустились по довольно крутому берегу к небольшой речке — добыть рыбки для ухи. Тем временем Милонег в паре со Змеем, обследовал прилегающую территорию. Сначала верхом, а потом, взяв коней под уздцы, разведчики выдвинулись вперёд по лесистому берегу реки. Пройдя версты три, они вышли на узкую тропу, которой кто-то часто пользовался, возможно, не более двух-трёх человек. Видимо, жильё было расположено в негустых зарослях и к реке жильцы спускались ежедневно. Разведчики привязали коней к небольшим дубкам и осторожно двинулись вверх, параллельно лесной тропе. Змей, шедший левее, ловко уворачивался от ветвей и, не наступая на сухой валежник, обогнал Милонега.

— Кто-то за нами наблюдает, — подумал десятник, — кто-то поджидает. Он пробирался сквозь заросли так же бесшумно, ни одна сухая ветка не треснула под его сапогом. В отличие от Змея, он прокрутил в голове уже не один вариант действий в случае схватки, обнаружения или враждебного поведения местных жителей. Сканируя взглядом заросли, Милонег, с луком наизготовку, ещё более замедлил своё продвижение вперёд и, правее своего направления движения, боковым зрением обнаружил наблюдателя. Взор, замаскированный листьями орешника, принадлежал крепкому, статному старику с седой бородой и длинными, с проседью, волосами. Он стоял среди ветвей, опершись на деревянный посох, в длинной рубахе неопределённого цвета, одетой поверх светлой льняной, подпоясанный кожаным ремнём, на котором висел довольно большой нож в ножнах и несколько небольших матерчатых мешочков. В серо-зелёных глазах ещё не потух блеск, взгляд доброжелательный и в то же время пронизывающий, как бы проникающий в мозг. Милонег ослабил натяжение тетивы, вернул стрелу в колчан и не спеша пошёл на сближение с волхвом. Подойдя, поклонился, с интересом рассматривая отшельника, пожелал здоровья на многие лета.

— И тебе здравствовать, — ответил волхв.

— Что ищут здесь дружинные?

Десятник по глазам уже понял, что хитрить смысла нет.

— Порубежье проверяем, за соседями присматриваем. Литвины не озоруют тут, старче?

— В последнее время тихо. Хотя… если долго всё тихо, то жди перемен.

— Значит, подозрительное всё же происходило?

— Только дурак ведёт себя подозрительно, перед внезапным нападением, — волхв еле заметно улыбнулся.

— Тоже верно, — улыбнулся в ответ Милонег, — они хоть и язычники, но люди близкие, по восприятию мира.

— А я и сам язычник, по твоему представлению, — глаза волхва чуть сузились, на лице появилась ироничная улыбка.

— Князь Владимир больше трёх веков назад христианство на Русь принёс, а посмотри: по малым городам, по деревням народ всё равно соблюдает обычаи, обряды, веру исконную, от пращуров доставшуюся.

— Ну да, ни Масленицу, ни Купалу приказом не отменить, однако и веру в Христа — тоже.

— Христос, судя по всему, был великим Мастером, он не только знал суть вещей, но мог менять их свойства. Мудростью не был обделён, и пророческим даром, и целительским, но что сделали римские попы из его учения?

— Что?

— Они вывернули его слова наизнанку, трактуя их по своему разумению, и сделали из него идола. Чем их религия выше нашей?

— Говорят, что у нас идолов больше. Многобожие.

— Так у них тоже многобожие. Духов можно по-разному называть: и богами, и Элохимами или Архангелами… суть не меняется. Во всех религиях есть главный Бог, и есть его сподручные. Вот Христос говорил, что Бог есть Любовь, а почему тогда еврейский бог, Иегова, как они его зовут, и кровожадный, и гневливый, и к другим народам немилостивый? Выходит, что есть Бог-Отец, который далеко на небе, и есть ещё один, который на земле свои порядки устанавливает…

— Возможно кто-то очень хитрый решил соединить учение Христа с ветхозаветным.

— Вооот, соображаешь. Довелось мне встречаться с разными христианами, и не только на нашей земле. Мало кто из них вник в суть учения. А ретивых много. Есть и сильно верящие, но понимающих — единицы.

— Так что же они не понимают?

— А то, что все люди — сыны Бога. Христос ведь так и сказал: «Дела которые я творю, и вы сотворите, и большие сотворите». Человек — существо божественное, особенно когда оно знающее и любящее. Отец — это Бог Мысль. Человек потому и Сын его, что он тоже Мысль, но живущая в материальном теле, а потому ограниченная… временно. Все мы когда-то уйдём на небо, чтобы там жить вечно, богами.

В зарослях, сквозь которые проходила тропа, послышался низкий, утробный рык и вскоре собеседники увидели ретировавшегося Змея, с ножом в руке, он пятился, не отводя глаз от зарослей.

— Волчок мой, дом исправно стережёт, — с улыбкой молвил волхв.

— Матёрый, да уж, — разведчик сердито зыркнул в сторону хозяина зверя.

Милонег жестом показал напарнику, чтобы тот вернулся к лошадям.

— Как тебя зовут, старче?

— Любомир, — молвил волхв.

— Хочу поговорить с тобой о многом, но сейчас надо возвращаться к своим. Мы ещё увидимся, я в этом почти уверен. Напоследок скажи, почему не удаётся удержать любовь двоим, мужчине и женщине надолго? Год, два, три… и сходит она на нет. Что мешает?

— Два эго… соревнование между ними постепенно приносит всё больше обид. Вот представь каждого серебряным ковшом, стоящим над горящей свечой его любви. Пока свеча горит в полную силу, капли обид и недопониманий не накапливаются, испаряются от тепла, оставляя на дне лишь тёмный налёт. Но чем толще налёт, тем меньше нагревается ковш, капли уже не успевают испаряться, уровень обид и недовольства становится всё выше, пока не наполнит сосуд до краёв.

— И что тогда?

— Ковш переполнен, обиды переливаются через край и гасят свечу — любовь. Только очень мудрые души могут хранить любовь десятилетиями, а то и пожизненно. Знаешь, почему им это удаётся?

— Скажи.

— Они могут любить не воспитывая, не осуждая, не переделывая под себя другого. Пока живы, мы норовим научить близкого человека, соревнуемся с ним, раздражаемся. Только когда он покидает этот мир, понимаем всю ненужность этих потуг…

— Спасибо тебе, Любомир, умеешь ты доходчиво всё пояснить. Мир тебе, и до встречи!