Временно командующий 3-й армией имеет основною идеей: неуклонное, безостановочное и непрерывное приведение раз выработанного плана в исполнение, что требует всесторонней подготовки и принятия во внимание целой совокупности данных. «Можно отсрочить, — пишет генерал Бильдерлинг, — начало самой операции, но затем, обеспечив успех значительным превосходством сил, ломить безостановочно». Вот основание его мнения, что «время для перехода в наступление должно зависеть от воли главнокомандующего».

В вопросе о развитии наступательных действий командующий 1-й армией и временно командующий 3-й армией стоят за самое решительное продолжение операции по занятию Сандепу и даже Лидиутуня. При этом генерал Линевич имеет в виду опасность в замедлении активных действий и отсрочке «решительного сражения»; генерал Бильдерлинг идет дальше и находит, что занятие Сандепу и Лидиутуня «как отдельная операция, без непосредственной и непрерывной связи с дальнейшим наступательным планом, не имеет даже значения». «Широко задуманный и по возможности хорошо предусмотренный план», по мнению генерала Бильдерлинга, «должен сам по себе развиваться при твердом намерении всех исполнителей довести его до конца». Командующий 2-й армией хотя и не касается в своем письме вопроса о характере действий после взятия Сандепу, однако мнение его о необходимости «возможно усилить 2-ю армию» указывает, по всей вероятности, на желание вести наступление самостоятельно в самых широких размерах.

Генерального штаба капитан граф Игнатьев.

Русско-японская война 1904–1905 гг. Сборник документов. М., 1941, с. 401–402.

…С 13 по 22 февраля, в течение десяти дней, войска вверенного мне корпуса вели упорный бой с японцами на р. Шахэ. Доблесть всех родов войск была выше всякой похвалы. Не только стрелки, уже неоднократно доказавшие свою непоколебимую стойкость при обороне вверенных им позиций, но и полки 1-й Сибирской пехотной дивизии, дравшиеся в составе корпуса впервые, показали себя с самой лучшей стороны. Артиллерия наша, выдержав четырехдневный бой с превосходящей по численности и по калибрам артиллерией противника, принимала самое деятельное участие в отражении всех атак стрельбой на картечный выстрел.

Служба казаков телеграфной роты, обслуживавших до 50 телефонных, телеграфных и гелиографных станций, саперных рот, принимавших, помимо специальных работ, участие в отражении неприятельских атак, служба медицинского персонала и парков заслуживают полного одобрения.

Общий успех на всей позиции был в течение 10 дней упорного боя. Ни одно из укреплений главной позиции не было уступлено японцам, несмотря на их яростные атаки. При начале последних в корпусном резерве было всего два батальона Сретенского полка. Все остальное было отдано в помощь соседям на Гаутулинскую позицию и позицию 11-го Вост. — Сиб. стрелкового полка.

Несмотря, однако, на столь малый резерв, быстрое перебрасывание частей войск с неатакованных участков на атакуемые и накопление резервов днем дали возможность парировать все попытки японцев ворваться на позицию в разных местах.

Всего на правый участок позиции в подкрепление было послано 10 1/2 батальонов и снято для образования резерва 7 батальонов; на левый боевой участок послано 6 3/4 батальона, снято 4 батальона.

Таким образом, вместо 18 батальонов, которыми я располагал при начале атак, всего к 22 февраля разновременно приняло участие в бою до 38 батальонов, а общее число батальонов, принимавших участие в жонглировании, простирается до 65 батальонов.

Потери наши были велики, но противник, безусловно, понес в 2–3 раза больше.

Всего у нас убито офицеров и зауряд-прапорщиков 16; ранено офицеров и зауряд-прапорщиков 34; контужено 14; всего выбыло из строя 64.

Нижних чинов: убито 350, ранено 1334, контужено 59, не вернулось 11. Всего выбыло 1754 человека. В том числе: частей 2-го Сибирского корпуса: выбыло 60 офицеров и 1581 нижний чин; частей 4-го Сибирского корпуса: выбыло офицеров 4 и нижних чинов 173. Кроме того не показано число убитых и раненых Читинского, Нерчинского полков и 6-й Вост. — Сиб. стрелковой артиллерийской бригады.

Эти потери на укрепленной позиции ясно свидетельствуют об упорстве боя.

Все 27 атак японцев на нашу позицию были отбиты. Насколько настойчивы и яростны были атаки противника, насколько горяч был бой на позиции у Кандолисана, свидетельствует показание одного раненого, что горные орудия, поставленные японцами на берегу р. Шахэ, открывали огонь по своим же солдатам, чтобы остановить отходящие после отбитых атак части и чтобы огнем своих орудий поднять измученные войска на новые и новые атаки.

Телеграмма из Токио в газете «Новое время» от 2(15) марта описывает этот бой в следующих выражениях: «Офицер гвардии Микадо описывает начало великого боя, состоявшее из ряда ожесточенных ночных атак. Один раз русские с изумительным мужеством произвели три контратаки; бились врукопашную. Русские, получив значительные подкрепления, открыли фланговый огонь по японцам, которые понесли большие потери и должны были отступить. Затем русские, в составе 10 батальонов, произвели атаку. Завязался ужасный бой. Были пущены в ход штыки и шашки. Один японский капитан убил трех русских, но затем был сам заколот штыком, пронизавшим ему горло. В конце концов, русские были отражены».

Весть об отходе была тяжела для всех. Войскам приходилось теперь расстаться со своими неприступными позициями, обильно политыми кровью, и покинуть свои горные землянки, в которых они провели более месяцев с твердой верой в победу над врагом. И этой победы — частной в общем ходе дел — они, безусловно, достигли.

Одно слово — и войска двинулись бы стремительным потоком вперед, добивая уставшего и разбившегося о нашу позицию врага. Но было отдано приказание, — войска повиновались и отошли в полном порядке.

После 10-дневного упорного боя на р. Шахэ войскам вверенного мне корпуса пришлось совершить 14-дневный отступательный марш до д. Сяозантай. С 22 февраля по 1 марта марш совершался при непосредственном соприкосновении с противником. Уже 23 февраля после небольшого арьергардного дела у д. Тундятунь выяснилось, что японцы на этот раз будут неотступно нас преследовать. Действительно, на следующий же день по занятии нами позиции на р. Хунхэ корпус был атакован японцами. После полученного отпора 25 февраля японцы в этот день нас не преследовали. Но уже 26 наш арьергард на перевале южнее д. Лацзыгоу снова вошел в соприкосновение с противником.

Точно так же 27 февраля корпус занял позицию на р. Фанхэ у д. Суятунь, а 1 марта было горячее дело у этой деревни. И на этот раз после отбитых нами атак японцев на нашу передовую позицию они не рискнули в течение остального дня повторить свои атаки на главную позицию.

Потери наши — до 600 человек на р. Хунхэ и до 850 человек на р. Фанхэ лучше всего свидетельствуют о большом напряжении этих кратковременных, но горячих боев, и после каждого боя японцы временно приостанавливали свое преследование.

На марше войска сохраняли полный порядок.

Не только все обозы 2-го корпуса были своевременно отведены назад без всяких потерь, но и обозы чужих корпусов, как-то: 3-го, 4-го и 6-го Сибирских, 1-го и 17-го армейских, парки, транспорты и повозки тыловых учреждений — всего до 5000 повозок получили возможность уйти по нашей корпусной дороге, несмотря на три труднопроходимых перевала у дд. Сандагоу, Лацзыгоу и Фэнсуйлин…

Русско-японская война 1904–1905 гг. Сборник документов. М., 1941, с. 449–450.

…Как на одну из главных причин (поражения под Мукденом) можно указать на страшную запутанность в командном отношении, господствовавшую в армии. Все было так перепутано, что до сих пор еще не все распутано. Ген. Церпицкий в последних боях не имел под своей командой ни одной части своего корпуса. Это он сам говорил. То же и многие другие. Когда выяснилось, что мукденские операции окончились и все перемешалось, корпусные командиры 2-й и 3-й армий искали свои войска, бывшие в разных отрядах. Многие начальники ездили с одним конвоем, ибо части их были рассыпаны по полкам, батальонами и даже ротами по разным отрядам. Шли толпы, составленные из разных армий, корпусов и дивизий.