Тут я замолчал, пожав плечами.

Они задумались.

— Страшные ты вещи Ваня говоришь, — покачал головой Андропов, — словно всё, что делали наши деды, отцы, да и мы, рассыплется вскоре в прах.

— Юрий Владимирович, я не говорю, что скоро или вообще это когда-то случится, я просто сказал, что прочитал и проанализировал все отчёты министерств за послевоенные годы, особенно закрытых их частей. Вы же знаете, что аграрная политика Хрущёва фактически уничтожила колхозы? Мы теперь закупаем зерно за границей. Мы! Потомки Российской империи, кормившей почти весь мир, закупаем зерно за валюту! Которую получаем, в основном продавая нефть. Думаю, не стоит говорить, что будет, если цена на баррель нефти, если арабо-израильский конфликт таки состоится и цены на сырую нефть вырастут минимум в два-три раза, то последующее их падение обратно до трёх будет губительно для страны, которая за пару лет успеет подсесть на нефтяные доходы и у нас наступит голод, опять.

— Тебя Иван вообще куда-то не туда понесло, как цена на нефть может так сильно колебаться! — не поверил мне товарищ Белый.

— Да, очень просто. Америка подговорит хотя бы двух-трёх ведущих стран ОПЕК по добыче нефти на Ближнем Востоке или Южной Америке, те увеличат или снизят добычу и всё, спрос изменится, количество предлагаемой на рынке нефти будет разным, вот вам и «чёрное золото» по дешёвке или по космическим ценам. Попросите экономистов посчитать, что будет с нашей экономикой при двух годах формирования бюджета исходя из десяти долларов и потом обратно до трёх.

— И что тогда делать? — это уже спросил Андропов.

— Юрий Владимирович, я-то откуда знаю?! Я просто умный парень, а не Генеральный секретарь или Председатель КГБ. Я на том же корабле, что и все мы, просто считайте, что сижу в вороньем гнезде и вижу, как наше судно несётся на всех парусах к айсбергу, который пока только маячит на горизонте. А вниз я докричаться не могу потому, что команда сильно занята своими делами.

— Какое-то безрадостное будущее ты тут нарисовал нам, — поёжился плечами мой куратор.

— Я буду рад ошибиться, — ответил я, — но мне интересно, ЦРУ решат всё же устроить арабо-израильский конфликт или нет? С тем анализом, что я им дал, лучшим вариантом, чтобы разбогатеть было бы устроить его, накачав в собственные хранилища нефти, чтобы потом ею спекулировать и продавать своим партнёрам по завышенным ценам.

— А почему не предотвратить его, например?

— Юрий Владимирович, чтобы капиталист отказался от прибыли? — я с искренним удивлением на него посмотрел, — да ни в жизнь. Больше чем уверен, выдоят своих партнёров досуха, если этот энергетический кризис начнётся, сделав их слабее и подмяв тем самым Европу под себя.

— Ну это мы ещё посмотрим, — он всё ещё мне не верил, — осталось недолго ждать по нашим данным.

— Главное, чтобы мы тоже были к этому готовы.

— Ладно, это мы позже обсудим с другими участниками, — Андропов, снял очки и медленно протёр их, как делал всегда, когда ему требовалось время подумать.

— Юрий Владимирович, прошу разрешить мне выезд, обещаю, если ко мне пристанет ЦРУ, то буду сотрудничать только по тем вопросам, которые вы мне согласуете, — попросил я.

— У тебя слишком много в голове того, что нельзя никуда вывозить, — он покачал головой, — почему твоя американка не хочет приехать к нам?

— Она не знает русского, чужая тут — это я такой мультикультурный, — пожал я плечами.

— Пока рано об этом говорить Иван, — строго сказал он, — позже вернёмся к этому вопросу.

Я расстроился и развёл руки. Он поднялся, поблагодарил за чай и вышел из кабинета, но как только я собрался последовать за ним, как был остановлен.

— А ты куда? Пока не напишешь обо всех своих геройствах, из кабинета ни шагу, — ласково заверил меня товарищ Белый, — а ещё потом устно нам расскажешь.

— Я только с самолёта, даже не принял душ и не переоделся.

— Ничего мы люди простые, потерпим твои миазмы, — заверил меня он, — пиши Ваня, да подробнее.

Я даже не представлял себе, какой это ад, когда ты становишься известным в СССР. Как бы ты ни оделся, тебя всё равно узнают на улицах. Возле твоего дома дежурят с десяток девочек пубертатного периода, и ты с этим ничего не можешь поделать. И это я уже молчу про мешки писем и телеграмм с признаниями в любви, приглашением в гости, а также бесконечными звонками от тысяч людей с просьбой рассказать в их школе, заводе, колхозе о своём успехе. Пожив так всего неделю, после возвращения с Олимпиады, я стал скучать о временах, когда меня все ненавидели. Тогда я хотя бы мог ездить спокойно в такси, не сильно привлекая к себе внимание, а сейчас приходилось полностью перейти на Димину помощь, поскольку таксисты начинали вместо поездки, слишком много болтать, звать в гости, и привлекать к моей персоне слишком много внимания.

Единственной пользой моей болтовни заграницей стало то, что Суслова и правда сняли со всех его многочисленных должностей, оставив только должность секретаря ЦК Политбюро. Потеряв контроль над десятками комитетов и министерств, он превратился лишь в тень от былого себя и это мгновенно отразилось на том, что стала печатать та же пресса. В газетах шире осветилось нападение на израильских спортсменов, а также моё участие в этих событиях, после того, как меня напечатали в капитанской форме, да ещё и с наградами, эйфория поклонения вместо того чтобы стихнуть, ещё более усилилась. Я понял, что больше так не выдержу и напросившись на встречу с товарищем Белым, попросил узнать у МИД-а, что там насчёт моей поездки в Израиль. Поскольку я писал об этом приглашении в своих показаниях, он несильно удивился и позвонил. И через неделю от них пришёл ответ, что да, меня там ждут, могу вылетать хоть завтра.

Вот только тут наметились проблемы другого характера. СССР вот уже как десяток лет прервал все дипломатические отношения с Израилем, и едва узнав, что они меня к себе пригласили сами, да ещё и на таком высоком уровне, как тут же собрался консилиум, что я могу там говорить, что нет, а особенно меня удивило, что Андрей Андреевич Громыко решил лично со мной познакомиться и поговорить.

Беседа состоялась на Лубянке, в присутствии моего куратора и самого Андропова, сильно меня этим удивив. Едва сев за стол в его кабинете, я тут же почувствовал, как между ним и министром иностранных дел существует неприязнь, хотя чему удивляться, ведь Громыко был ближайшим другом Брежнева.

— Андрей Андреевич, рад с вами лично познакомиться, — я первым поздоровался с более старшим, чем я, человеком.

Невысокого роста, в сером костюме, белой рубашкой и чёрном галстуке, он обаятельно мне улыбнулся в ответ.

— Иван, я с вами тоже, — ответил он, — ведь меня правильно проинформировали? Вам не нравится, когда вас называют по имени и отчеству?

— Всё верно Андрей Андреевич, поэтому можете говорить на «ты», я вас много младше по возрасту, — с благодарностью за понимание, склонил я голову.

— Тогда перейду к сути нашей встречи, — посерьёзнел он, повернувшись к Андропову, — Юрий Владимирович, насколько открыто я могу говорить с Иваном?

— У него полный доступ, — кратко ответил тот.

— Отлично, — обрадовался министр, — будет проще обрисовать картину.

— Если вы о том Андрей Андреевич, что мы с момента поддержки в ООН образования отдельных государств в виде Палестины и Израиля, затем планомерно делали всё, чтобы поссориться с последним, то я в курсе этих событий. Всю доступную периодику я прочитал. Также знаю, что сейчас СССР официально разорвав отношения, не может как сверхдержава объявить об их восстановлении, а Израиль, как раз этого ждёт. Все остальные встречи происходят больше не на официальном уровне.

Громыко после моих слов удивлённо на меня посмотрел.

— Я ведь говорил вам Андрей Андреевич, — хмыкнул товарищ Белый, — Ваня не просто так с нами связан.

Тот уважительно посмотрел на меня.

— Что же это ещё больше облегчает мне задачу, — ответил он, — в общем Иван, нам нужно восстановить хоть какие-то официальные каналы с израильтянами. США полностью подмяли под себя внешнюю политику Израиля и даже опосредованно на это влиять мы не можем. Поэтому приглашение, да ещё и от Голды Меир, шанс попытаться наладить эти отношения.