Она чем-то похожа на маму Ники. Та тоже постоянно суетилась, хлопотала по дому и старалась поддерживать идеальный порядок. И так же закатывала глаза на наши с подругой проделки.

– Я повторю вопрос, Ада. Зачем он вам?

– Спасти свой наряд, похожий на мешок картошки.

– Халиду не понравится подобное.

– И мне с этим разбираться. Я попросила для головы, обманула вас. Всё валите на меня.

– И вам не страшно? Жизнь, Ада, ценная вещь. И не стоит рисковать по мелочам, чтобы кого-то разозлить. Склоните голову и смиритесь. Этот совет всё, чем я могу помощь.

Киваю, даже не чувствуя злости из-за слов женщины. В её культуре, наверное, так принято. Позволять всё решать мужчине и не перечить. Быть тихой и скромной. И это не плохо, но мне не подходит.

Если бы я смирялась и покорялась каждый раз, когда мне говорили, то никогда бы не выжила. Ни в детдоме, ни на работе, где тоже приходилось доказывать свою силу.

– Кемаль! – и тот появляется спустя секунду, явно поджидая под дверью. – Принеси платок из моей комнаты.

– Зачем? – кажется, это излюбленный вопрос в этом доме. Интересно, они и у Халида так всё уточняют?

– Надо. Давай, быстрее.

– Кто он? Кемаль. Охранник, надсмотрщик, ваш помощник?

– Его приставил Халид, чтобы наблюдать за вами.

– Значит, надсмотрщик.

Принесённый платок я завязываю на талии, выделяя её. Вся в чёрном, от корней до лакированных туфлей. Словно ношу траур по тому, что потеряла, попав сюда.

– Пора, - Кемаль кивает на дверь. – Халид ждёт.

– Ещё раз, дословно, что тебе сказала Ада?

Слышу, как Вера тихо фыркает в трубку. Своенравная и глупая, не понимающая, когда стоит заткнуться. Ада такая же, только той нечего терять, напролом идёт. От смелости излишней. А Вера просто тупая и привыкла, что вечно её мужик всё разгребает. И лезет туда, куда не стоит лезть.

– Ничего, Халид. Осмотрела рану, ты сказал выйти. Можешь по камерам просмотреть, если так хочешь.

– И не просила помочь? Не уговаривала, слёзы, крики?

– Ни словечка, - Вера замолкает, пока я щёлкаю зажигалкой. Подкуриваю сигареты, оставленные Шамилем, и затягиваюсь. – Она не дура, знает, что никто не поможет.

– Не дуры тоже чудят. Шею себе черканула знатно.

Тру руки, словно там ещё кровь засохшая. Долго отмывал, велев напрочь выбросить вещи. Не первый раз избавляюсь, часто приходится возвращаться в крови. Своей и чужой, чужой – чаще. Но с Адой, блять, нормально не бывает.

Каждый раз думаю, что учудит. Послал Кемаля проверить и вещи притащить. Не удивлюсь, если реально голой спустится. Ни один охранник не посмеет поднять глаза, выдрессированные. А я бы полюбовался.

И после потащил в спальню, наказывать за самоуправство. До той степени, пока у неё не останутся силы лишь на «да». Она могла с другими жопой вилять и характер показывать.

Но со мной придётся другому учиться.

– Шрам будет ей напоминанием, Халид.

– Да не будет шрама.

– Всё-таки убьёшь её? Она так и говорила.

– Не понял.

Цербер раньше ничем не гнушался. И детей, и баб трогал. Убирал, если считал лишними. Все до сих пор обсуждали момент, как он за предательство едва ли не весь род прирезал. Но теперь успокоился, принципами начал обрастать.

Временя меняются, и Цербер тоже.

– Сказала, что умрёт до того, как образуется шрам. Неважно, дело твоё.

Ещё бы она мне советы давала. Понимает, что Пуля её драгоценный и его компания, с Дамиром вместе же, пробилась только благодаря тому, что я решил дела с Цербером. Сделал так, чтобы брата не трогали. И сейчас не много усилий надо, чтобы убрать с дороги.

– Лечение я расписала, через две недели нужно будет снять швы.

Интересную схему Ада мутит, сильнее внимания притягивает. Вере, девчонке молодой, на жалость не давила. А вот моего охранника пыталась переманить, словно не понимала, что пустая затея.

Понадеялась взять телом и невинной улыбкой? Может быть, раз с Лукой так удачно всё устроила. Прокололась лишь со мной, тем самым давая повод забрать.

Видел своими глазами запись камеры. Где один из охраны, молодой пацан, новенький, относил той воду. Присматривал, чтобы больше не повторяла своих гонок голышом. И видел, как Ада что-то говорила. Было не разобрать, но в разговоре участвовала.

А этого достаточно, чтобы ей приговор подписать.

Цербер вторых шансов не даёт, а я слишком стал на него похож. Но проверить Аду хочется, насколько в ней мозги над страхом преобладают. И как сегодня себя поведёт.

– Сənab Халид, можно?

На пороге Турай топчется, едва не подпрыгивая от нетерпения. Киваю, туша сигарету. Нечего девчонке дымом дышать. Раз неиспорченная ещё, то и не мне её портить. Тем более, что Зафар так над сестрой печётся.

– Что хотела?

– Спасибо сказать. За новое платье.

– Ты сама его себе купила.

Всунул карточку Турай, чтобы вещи Аде купила. Не понимаю нихера в этих бабских тряпках, да мне и не по статусу. Ада хороша голой, но такой из комнаты не выпустишь. А у меня пока на неё туманные планы, надо ко всему быть готовым.

Вот и послал девчонку, сказав, чтобы себе что-то прикупила. С меня не убудет, а ей радость. Её отец не Зафар, в ежовых рукавицах пытается держать. Что-то натворила дома, вот и сослал ко мне, с личной просьбой.

Знаю, чего на самом деле хотел. И мой отец подталкивал. Присмотрись, поговори. Отличная жена. Но Турай скучная до безумия, с неправильной правильностью, от которой воротит. Угождать мне шлюхи будут, а жена такой должна быть, чтобы мне домой возвращаться хотелось.

Да и не для того я империю Цербера столько времени выстраивал, чтобы под кого-то прогибаться. Хватило, теперь сам всё решаю.

– Я Нигяр буду помогать обед готовить. Может, хотите чего-то? Кутабы или долму? Я хорошо их научилась готовить.

– Турай, Нигяр знает, что я хочу. Если это всё, то не отнимай время. У меня дела.

Поднимаюсь из-за стола, заканчивая разговор. Вывожу из кабинета, закрывая тот на ключ. Девчонка сопит тихо, ни одним мускулом не показывает, что обиделась на слова. А мне плевать, даже если разбил её надежды.

Я не нанимался нянькой быть. В восемнадцать лет пора понимать, что и кому можно говорить. Хотя Ада до сих пор не осознала. Спускается по лестнице, ни на секунду не опаздывая.

Медленно шагает, бёдрами качает. Едва, но всем заметно. Ещё и, блять, в платье блядском. Ощущение, что её реально в мешок закутай, выкрутится. Сказал же Турай, чтобы приличные шмотки брала. Только нихера прилично нет в том, как талия тонкая выделяется.

Намеренно сделала же, по взгляду дерзкому понятно.

Я знаю это. А Ада знает, что просто так не спущу.

Сначала её реакцию увижу на старого знакомого, с которым, уверен, она связана. А после уже буду разбираться.

И Аду воспитывать, если терпения моего не понимает, которое за «пряник» считалось, то пора доставать кнут.

Ада редкостная стерва. Сука, на самом деле. Не знаю, как Лука мог не заметить, если всё на поверхности лежит. Как двигается и стреляет взглядом. Медный цвет глаз едва не раскалён до предела, показывая, насколько его обладательница не довольна.

Двигается легко, плывёт по лестнице. И улыбается, широко, наигранно. Знает же, что не нравится, когда она в таких платьях расхаживает, и при этом делает всё, чтобы сильнее разозлить.

В первую секунду хочется Турай сделать выговор, чтобы четко следовала приказам. После понимаю, что Ада просто повязала поверх талии шарф какой-то, чтобы платье исправить. Значит, нужно будет сказать, чтобы у девчонки все платки и пояса позабирали.

Официально, чтобы не вздёрнулась где-то с горя. На самом деле, чтобы никто её, кроме меня, такой не видел.

Красивой и сексуальной, в каждом движении. Едва наклоняет голову, подходя ближе. Но молчит, первой не нарушает молчание. Не гребу, это проявление покорности или её новый вид безумия.