От Халида я тоже не знала чего ожидать. Но с ним было безопасней, понятней. Злость Зафара для меня непонятна, а поэтому всё тело вытягивается струной от сквозящей опасности.

– Халид велел не спускать с тебя глаз. Так что даже не надейся.

–  А твой хозяин не решит, что ты слишком сильно на меня смотришь? Не просто следишь?

Чувствую себя сукой, но перекатываю фразы на языке. Если с Халидом не получалось, то при других моя вросшая броня возвращалась. И дарила ощущение, что я это я.

Не просто блеклая копия, без права голоса. Я знаю, что мужчина позволяет мне больше, чем мог бы. В его понимании возможность дерзить – великое послабление. Но мне его недостаточно.

Я хочу иметь возможность в любой момент подняться и выйти на прогулку. Заскочить в магазин или на рынок, ходить на работу. А теперь не представляю, как смогу вернуться обратно в ФСБ.

Вадим, конечно же, всё поймёт. Меня не объявят предательницей за связь с подручным Цербера. Но я сама себя так называют, не понимаю, как могу спать в одной кровати с мужчиной, который видится с тем, кто пришел в мой дом и убил приемных родителей.

Да, не родные, да, я не была даже официально их дочерью. Они оформили опеку, я обрела дом. Но всё равно они любили меня, я любила их. Привыкала к нормальной жизни, чувствовала себя счастливой.

Я до сих пор не нашла причин, что именно могло связать их с Цербером. Подставили его, работали с ним, были должниками – я понимаю, что мои родители могли быть не самыми честными людьми. Но смерти они точно не заслуживали. И никто не виноват, что в детдоме были изверги и воспитатели только добавляли огня. Знаю, понимаю.

Но Цербер жестокий монстр, у меня с ним личная вендетта, у меня месть, которая может очистить город. На его место придёт кто-то другой, но Цербер должен умереть.

– Знаешь, Ада, ты любишь нарываться. Не боишься, что я доложу Халиду о твоей попытке побега?

– Я даже не двигалась в сторону выхода.

– Ну, мы оба можем солгать, да?

Я срываюсь с места, но вместо того, чтобы броситься к Зафару, которого дико хочется ударить, несусь в ванную. Меня тошнит, выворачивает наизнанку. Цепляюсь пальцами за холодный фаянс, пытаюсь дышать.

Ком нарастает, прошибает меня спазмами. И первая мысль мне совсем не нравится. Логичный финал наших отношений, но нет. Нет-нет-нет, я не могу быть беременной.

Только не от Халида.

Не сейчас.

– Креветки нужно выбросить, - заявляю Зафару, который уже не выглядит таким надменным. – Видимо, я отравилась ими.

– Конечно.

– И закажи что-то лёгкое, кашу и лимонад.

– А ты не обор…

– Закажи. А после спустись вниз, тебя Халид вызывает.

Другого мужчину в квартире я замечаю не сразу. Но голос, конечно, узнаю. Я долго слушала его рассказы, комплименты, оттенок пошлостей. А теперь смотрю на Луку и не представляю, что ему сказать.

– Халид отдал приказ, Зафар. Хочешь, набери ему и уточни. Не забывайся.

Впервые слышу такую власть в голосе Луки. Для меня он всегда казался слишком мягким и нежным для кровавого бизнеса. Но сейчас мне кажется, что я могу понять, что сделало его помощником Халида.

Эта уверенность в словах, которая заполняет всю комнату. Душит так, что мне не хватает воздуха. Или это другое так влияет? Я подхватываю накидку с кресла и вылетаю на террасу.

Глубоко дышу, рассматривая, как вдалеке разбиваются волны об огромные скалы. Вдыхаю солёный воздух, наслаждаюсь бризом. Зима, но мне и так хорошо.

Холод это хорошо, это идеально. Отрезвляет, прочищает мысли, которых сейчас слишком много. А мне нужно придумать, что делать, если всё зайдёт слишком далеко.

Уже зашло.

– Прекрасно выглядишь, Адель, - Лука следует за мной. Щёлкает зажигалкой, подкуривая сигарету. Ссадины от кулака Халида на его лице практически затянулись. – Или называть тебя Адой?

– Не уподобляйся Халиду, Лука. Адель меня устраивает больше.

Потому что Адель всего лишь миф и мираж, созданный из нужных мне крупиц. А Халид сразу сделал меня «Адой», возвращая к реальности. Руша мнимые барьеры, перепрыгивая их.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Смотрю, ты неплохо обустроилась тут. И на прежнюю Адель мало походишь.

– Мне нужно было выживать как-то. Обвинишь меня в этом? Ты-то смог уехать от Халида, а я застряла в его доме.

– Не нужно было говорить, что жучок принадлежит тебе.

– Он не мой! Но… - голос срывается, растираю лицо ладонями, хватаюсь за деревянные перила. – Я пыталась защитить тебя.

– Я знаю, Ада. И что жучок не твой, и что пыталась защитить. Но тебе нужно было дать мне со всем разобраться, а не бездумно действовать.

– Всегда пожалуйста.

– Но ты всё равно лгала мне, - вскидывает ладонь с зажатой сигаретой, не давая возразить. – Не надо. Адель бы не выжила, а сломалась. А ты словно стала сильнее. Что наталкивает на некие мысли…

Мы молчим. Я не считаю нужным оправдываться, Лука ведь не дурак, он всё успел понять. Тру заживающую рану на шее, напоминание ещё одной моей ошибки. Скоро снимать швы, делать что-то, остраивать жизнь заново.

Но не уверена, что с Халидом я вообще смогу жить так, как привыкла. Мы ведь даже не вместе, так, любовники. Через время Халид найдёт кого-то интереснее, отпустит.

Или нет. Вцепится хваткой.

Кому-то из нас придётся измениться, чтобы можно было быть вместе. Но я не лагала мужчине, когда говорила – люди не меняются. К двадцати давно сформирован характер, его не переправить. Халиду давно за тридцать, там нерушимый кремень.

Который можно только разбить. Но мужчину не сломать, а значит, придётся мне.

На такое я не готова.

– Прости, - произношу себе под нос, потому что перед Лукой я виновата больше всего. – Это не…

– Всё нормально, детка, - привычное обращение царапает слух. – Нужно было подумать перед тем, как верить, что мне попалась такая «идеальная» девушка.

– Нужно думать перед тем, как ты называешь мою женщину деткой.

Халид чем-то недоволен, не только словами Луки. Напряжен до предела, чувствую повисшие нитки нервоза в воздухе. Рассеяно киваю уходящему мужчине, который без слов оставляет нас наедине.

– Зафар сказал мне, что ты отравилась.

– Я в порядке, - отмахиваюсь. – Или ты примчался посмотреть, что твоя игрушка не умирает?

– Меньше дерзости, Ада. Кажется, я никогда не называл тебя своей игрушкой. Но да, хотел убедиться, что с тобой всё хорошо. Потому что Зафар не знает одной интересной детали.

– Какой же?

Вздрагиваю, когда Халид бросает мне полупрозрачный пакет с пятью картонными коробочками. Не составляет труда понять, что там лежит.

– Что ты не принимаешь противозачаточных. Поэтому, Ада, ты сейчас сделаешь тесты. Чтобы я понимал, что всё дело действительно в отравлении.

– А если нет?

– Тогда будем решать этот вопрос.

Направляюсь в ванную, дрожащими пальцами закрываясь на замок. Скидываю коробки в умывальник, долго смотрю на них, как на главного врага. И не хочется знать, как именно Халид будет «решать».

И что заставит меня сделать.

Пожалуйста, ну пожалуйста.

Только бы не две полоски.

– Ада.

Зову, потому что мое терпение на пределе. Шумит вода, а больше ничего. Девчонка молчит, проверяя нервы. Надо было её изначально на место поставить, запихнуть таблетки, чтобы пила постоянно. Или к врачу утащить, какие-то же уколы есть, новомодные, чтобы нихера подобного не было.

Или, блять, голову включать, чтобы презервативами пользоваться. А не топтаться возле ванной, ожидая результата. Ребёнок мне сейчас вообще ни к месту. У меня не должно быть слабостей, Цербер всегда на этом упор делал.

Когда учил, брал под своё крыло, воспитывал. Ни жалости, ни слабостей, чтобы надавить можно было. Хватает конкурентов, которые хотят добраться. И семья с ребёнком – их главная цель. Цербер ведь этим тоже не гнушался, поэтому знал, какие точки нужно защищать.