— Нет, Сэм, я не из Черных Всадников, — мягко сказал он, — и не из их подручных. Я хотел узнать, где они затаились — и отчего. Им бы заново напасть, а они отступили. Непонятно мне это. Однако поблизости даже духу их нет.

Услышав пересказ бессвязных речей Фродо, он очень обеспокоился, покачал головой и тяжело вздохнул. И велел Мерри с Пином беспрерывно кипятить воду и все время промывать рану.

— Огонь чтоб так и пылал, и держите его в тепле! — распорядился он, отошел от костра и подозвал Сэма. — Теперь, кажется, кое-что ясно, — сказал он вполголоса. — Враги напали вроде бы впятером: не все, должно быть, собрались, и отпора не ожидали. Отошли они, боюсь, недалеко и назавтра к ночи снова явятся. Им некуда спешить — по их расчетам, дело почти что сделано. Кольцо далеко не уйдет. Да, Сэм, они так понимают, что хозяин твой случайно задержался на пороге смерти, и дальше — больше им подвластен. Похоже на то — а впрочем, еще посмотрим!

Сэм беспомощно расплакался.

— Это ты брось, — сказал ему Бродяжник. — И уж изволь положиться на меня. Ваш Фродо куда покрепче оказался, чем я думал; правда, Гэндальф на то и намекал. Его чудом не убили, и теперь ему главное дело — держаться, а он продержится — вот этого-то они и не понимают. А я постараюсь его немного подлечить. Грейте его и стерегите, если что — кричите во всю мочь и палите все вокруг; я ненадолго.

С этими словами он снова исчез во тьме.

Фродо задремывал и просыпался от холодной, вяжущей боли. У него постепенно омертвело плечо, рука, весь бок. Друзья без устали промывали ему рану и грели-согревали его, как только могли. А ночь тянулась медленно и вяло. Серый предутренний свет затопил лощину, когда Бродяжник наконец вернулся.

— Смотрите-ка! — воскликнул он, подняв с земли дотоле не замеченный и распоротый у подола черный плащ. — Вот так прошелся меч нашего Фродо. Плащ-то он распорол, а ранить его не ранил: этого царственного мертвеца простым клинком не достанешь. Вот имя Элберет — оно ему было страшнее, чем удар кинжальчика… А нашему Фродо — да, страшнее не бывает!

Бродяжник снова нагнулся и поднял длинный и тонкий кинжал, холодно блеснувший в рассветной мгле. Конец зазубренного жестокого клинка был обломан, и кинжал на глазах истаял тонким дымом — лишь рукоять уцелела.

— Плохи наши дела! — заметил он. — Нынче почитай что и некому врачевать такие страшные раны. Сделаю, конечно, что смогу, но могу я не много.

Он сел на землю, положил на колени черную рукоять и пропел над нею медленное заклинание на незнакомом языке. Потом отложил рукоять в сторону, пригнулся к Фродо и проговорил ему на ухо какие-то странные слова. Из поясной сумки он извлек длинные листья.

— Это целема, — объяснил он, — по-древнему ацэлас. На здешнем каменистом Угорье она не растет, я отыскал ее в темноте по запаху далековато отсюда, в чащобе к югу от Тракта.

Он растер лист в пальцах, и разнеслось сладкое, тонкое, стойкое благоухание.

— Что называется, повезло, — сказал он. — Здесь у нас, на севере, мало кто слышал о целеме — разве что Следопыты. Они ее ищут и находят возле древних стойбищ. Растение-то волшебное, но и оно если поможет, то ненадолго… Тяжелая рана.

Он заварил листья и промыл терпко-душистым отваром раненое плечо Фродо. Благоуханная свежесть успокаивала и проясняла душу. И у Фродо боль слегка утихла, но оледенелая, неподъемная рука словно примерзла к боку. Он горько корил себя за то, что надел Кольцо по велению Врага. Он-то теперь, наверно, останется калекой на всю жизнь, а дальше как быть? Сил нет двинуться…

Между тем обсуждалось именно это — как быть дальше. Решено было немедля покинуть Заверть.

— Дело ясное, — сказал Бродяжник. — Место это, значит, давно уже под вражеским надзором. Если и был здесь Гэндальф, то был и ушел, отбившись от врагов. А если мы пробудем здесь еще ночь, то тут нам и конец, где угодно лучше, чем здесь.

Как только рассвело, они наспех перекусили и собрались. Фродо идти не мог, и его ношу разделили на четверых, а самого усадили на пони. За последние дни заморенный конек поправился на удивление: потолстел, окреп и привязался к новым хозяевам, особенно к Сэму. Видно, Бит Осинник так его заездил, что даже самый трудный путь был ему не в тягость по сравнению с прежней жизнью.

Путь их лежал на юг, и прежде всего надо было, увы, пересечь Тракт, чтобы как можно скорее добраться до лесистых мест. Иначе под рукой не будет хвороста, а Бродяжник велел все время обогревать Фродо, тем более ночью — да и всем им огонь послужит какой-никакой защитой. И еще он хотел выгадать время, опять-таки срезав размашистую дорожную петлю: от восточного подножия Заверти Тракт круто и надолго сворачивал к северу.

Скрытно и осторожно обогнули они юго-западный склон горы, подобрались к Тракту, перебежали его — он был пуст на всем видимом протяжении, — и над головами их перекликнулись два замогильных голоса. Пригибаясь, они со всех ног метнулись в густой кустарник. Шли они под уклон, но кругом не было ни тропки, и приходилось то продираться сквозь кусты и заросли цепких, чахлых деревец, то брести по вязким проплешинам. Трава торчала редкими, серыми, скудными пучками, деревца осыпали их вялой, трухлявой листвой. Безотрадные это были места, и продвигались они медленно и уныло. Верховой Фродо тоскливо оглядывал тяжко понурившихся друзей — даже Бродяжник казался усталым и угрюмым.

Плечо Фродо наливалось ледяной болью, но жаловаться не годилось, он помалкивал и, стиснув зубы, терпел что было сил. Миновали четыре тяжких, однообразных дня. Заверть медленно отдалилась, дальние горы немного приблизились. После той переклички на Тракте враги не объявлялись, и не понять было, следят или следуют они за ними. Темнота их страшила, и ночами они сторожили по двое, с дрожью ожидая, что серую, мутную лунную мглу вдруг пронижут черные пятна. Но никаких пятен, сколько ни гляди, не было, и слышался только сухой шелест жухлой травы. Близкой и страшной беды, какую они почуял? на Заверти, как не бывало. Неужели же Всадники так вот сразу и сбились со следа? Вряд ли, наверняка затаились, выжидают, готовят новую засаду.

Вечерело в пятый раз, и начался еле заметный подъем: они пересекали широкую-широкую долину Бродяжник опять свернул на северо-восток, на шее той день они одолели долгий пологий склон, и вдали показалось лесистое взгорье. Где-то внизу виднелся Тракт; справа в жидком солнечном свете поблескивала тускло-серая река. Другая река угадывалась совсем уж далеко, в затуманенной каменистой ложбине.

— Боюсь, придется нам, хочешь не хочешь, немного пройти по Тракту, — задумчиво сказал Бродяжник. — Перед нами вот она, речка Буйная, по-эльфийски Митейтиль. Она берет начало в Эттенблатс, в излюбленной логовине троллей к северу от Раздела, и там, на юге, впадает в Бесноватую. Когда они сливаются, их начинают именовать Сероструй. Широкое у него морское устье. И никак эту Буйную не обойдешь ниже эттенблатских истоков. Один путь — Последний мост, а по нему-то и идет Тракт.

— А другая какая река виднеется? — спросил Мерри.

— Да там-то уж Бесноватая, Бруинен, там и до Раздола рукой подать, — отозвался Бродяжник. — Но дотуда от Последнего моста еще идти и идти. Тракт хорошие петли выделывает. Как мы брод перейдем, этого я еще не придумал. На первый случай хватит с нас и одной реки. Нам и то повезет, если Последний мост покамест свободен.

Рано поутру путники снова приблизились к Тракту. Бродяжник и Сэм отправились на разведку — никого: ни пешеходов, ни всадников. Тракт пустой, и конских следов нет — два дня назад здесь, в предгорье, шел дождь, так, может, смыло, а с тех пор не проезжали.

Прибавили шагу, торопились изо всех сил, и через милю-другую вдалеке под крутою горой показался Последний мост. Того и гляди из-под горы возникнут Черные… — да нет, ничего такого не видать. Бродяжник велел им спрятаться в кустах, а сам пошел вперед — и вскоре вернулся.

— Врагов у моста нет и не было, — сказал он. — Хотел бы я знать, куда они подевались. Зато вот что я нашел — а это уж совсем непонятно. — Он вытянул руку с бледно-зеленым камнем на ладони. — Лежал на мосту в грязи посреди дороги. Это эльфийский берилл. Положили на виду — а может, и обронили, — но все-таки обнадеживает. Так что через мост рискнем, а там… там посмотрим, но дорогой не пойдем, пока не будет указанья пояснее.