Аредэль Ар–Фейниэль, Белая Дева нолдоров, дочь Финголфина, жила в Неврасте со своим братом Тургоном и ушла с ним в Тайное Королевство. Но она соскучилась в охраняемом граде Гондолине, и все больше желалось ей вновь скакать по зеленым лугам и бродить в лесах, как привыкла она в Валиноре; и когда со времени воздвижения Гондолина минуло две сотни лет, она обратилась к Тургону с просьбой дозволить ей уйти. Тургон не хотел соглашаться на это и долго отказывался, но наконец сдался и сказал так:

— Ступай, если желаешь, хоть сердце мое и противится этому; я провижу, что злом обернется это для нас обоих. Но уйдешь ты лишь навестить нашего брата Фингона, те же, кого я пошлю с тобой, возвратятся оттуда в Гондолин.

Аредэль, однако, возразила:

— Я сестра твоя, а не служанка, и ты не запретишь мне идти, куда я хочу. Если же отказываешь мне в свите — я уйду одна.

— Я не отказываю тебе ни в чем, что имею, — отвечал Тургон. — Однако я желаю, чтобы никто из знающих дорогу сюда не жил вне этих стен. Тебе я верю, сестра моя, но я не верю, что другие тоже смогут уследить за своими речами.

И Тургон велел троим из своей свиты сопровождать Аредэль и, если они сумеют уговорить ее, отвезти ее к Фингону, в Хитлум.

— Будьте бдительны! — добавил он. — Ибо, хотя Моргота еще сдерживают на севере, есть много опасностей в Средиземье, о коих сестра ничего не знает.

Потом Аредэль покинула Гондолин, и с ее отъездом тяжесть легла на сердце Тургона.

А она, подъехав к броду Брйтиах на Сирионе, сказала спутникам:

— Повернем теперь на юг, а не на север, ибо я не желаю ехать в Хитлум; сердце мое жаждет отыскать моих давних друзей, сыновей Феанора.

И так как переубедить ее не удалось, они повернули на юг и попытались войти в Дориат. Но стражи не впустили их, ибо Тингол не потерпел бы, чтобы нолдоры — кроме его родичей из рода Финарфина — проникли за Завесу, и менее всего друзья сыновей Феанора. Потому стражи границ сказали Аредэль: «В земли Келегорма, куда стремишься ты, дева, нельзя проехать через владения Тингола; придется тебе объехать Завесу Мелиан с севера или с юга. Быстрейший путь — по тропе, что ведет на восток от Бритиаха через Димбар и вдоль северных границ Дориата, пока не минует Моста через Эсгалдуин и не приведет в земли за Холмом Химринг. Там, как нам известно, и живут Келегорм и Куруфин, и, возможно, ты отыщешь их. Но путь этот опасен».

Тогда Аредэль повернула назад и вышла на полную угрозы тропу меж зловещими долинами Эред–Горгорот и северными границами Дориата. Попав в жуткий край Нан–Дунгортеб, всадники заплутали в тенях, и Аредэль отбилась от спутников и потерялась. Они долго и напрасно искали ее, боясь, что она попала в ловушку или напилась из здешних ключей; но жуткие порождения Унголианты, что жили в ущельях, растревоженные, погнались за ними, и они едва спаслись. Когда же они возвратились, Гондолин узнал печальную весть, и Тургон долго сидел одни, молча переживая скорбь и гнев.

Между тем Аредэль, безуспешно проискав спутников, поскакала дальше, ибо была, как все дети Финвэ, бесстрашна и тверда духом; она продолжала путь и, переправившись через Эсгалдуин и Арос, попала в Химлад, между Аросом и Келоном, где в те дни, до прорыва Осады Ангбанда, жили Келегорм и Куруфин. В то время они отсутствовали — ускакали с Карантиром на восток, в Таргелион; но народ Келегорма встретил ее с почетом и просил остаться у них и дождаться возвращения их властелина. Там она какое–то время жила спокойно и радовалась, вольно бродя по лесам, но время шло, Келегорм не возвращался — и непокой вновь овладел ею, и она стала уезжать все дальше, ища новых троп и нетоптаных полян. И однажды, в конце года, Аредэль отправилась на юг Химлада, переправилась через Келон и, не успев понять, что случилось, заблудилась в Нан–Эльмоте.

В этом лесу в давние годы, когда молоды были деревья, в сумерках Средиземья бродила Мелиан, и чары жили в нем до сих пор. Но теперь чащи Нан–Эльмота стали выше и гуще всех лесов Белерианда, и солнце никогда не заглядывало туда; и там жил Эол, прозванный Темным Эльфом. Некогда он был родичем Тингола, но ему было неуютно и беспокойно в Дориате, и когда Завеса Мелиан накрыла лес Регион, где он жил, Эол бежал оттуда в Нан–Эльмот. Там и жил он в глубокой тьме, любя ночь и подзвездные сумерки. Нолдоров он сторонился, виня их в возвращении Моргота и нарушении покоя Белерианда; зато гномов любил больше, чем все эльфы древности. От него гномы узнали о многом, что происходило в землях эльдаров.

А надо сказать, что, приходя в Белерианд с Синих гор, гномы пользовались двумя дорогами через Восточный Белерианд, и северный путь, ведя к Аросским Бродам, проходил мимо Нан–Эльмота; там Эол встречал наугримов и беседовал с ними. Когда же дружба их упрочилась, он время от времени уходил в глубинные крепости Ногрод и Белегост и гостевал там. Многое узнал он о работе с металлами и стал в ней весьма искусен; он создал металл прочный, как гномья сталь, но столь ковкий, что мог делаться тонким и гибким — и все же отводил любое копье или стрелу. Эол назвал его га?лворн,ибо был этот металл черен и блестящ, как гагат; и куда бы ни отправлялся Эол, он неизменно облачался в доспехи из галворна. И хотя кузнечный труд согнул его плечи, был Эол не гном, но статный эльф из славного рода тэлери, с лицом благородным, хотя и мрачным; вздор его проницал тени и мрак, и случилось так, что он увидел Аредэль Ар–Феи?ниэль, когда она брела по опушке Нан–Эльмота, подобная светлому лучу средь темных земель. Дивно прекрасной показалась она ему, и он возжелал ее; и опутал он ее чарами так, что она не могла найти дороги назад и подходила все ближе к его жилищу в сердце леса. Там были его кузня, и его темные чертоги, и слуги, скрытые и безмолвные, как их господин. И когда Аредэль, утомленная дорогой, подошла к его дверям, он явился ей и, приветствовав, ввел в дом. Там она и осталась, ибо Эол взял ее в жены, и прошло немало времени, прежде чем родичи вновь услыхали о ней.

Нигде не сказано, что Аредэль оставалась в Нан–Эльмоте против своего желания или что жизнь там была ей ненавистна. Ибо, хоть по велению Эола ей и приходилось избегать солнца, они часто гуляли под бледной луной; либо она одна шла куда хотела — Эол запретил ей только искать сыновей Феанора и других нолдоров. И во мраке Нан–Эльмота Аредэль родила сына и в душе дала ему имя на запретном языке нолдоров — Лбмион, Сын Сумерек. А отец никак не называл сына, пока ему не исполнилось двенадцать лет; тогда Эол нарек его Маэглин — Островзор, ибо увидел, что глаза сына зорче его собственных, а мысль способна проникать в тайны сердец, скрытые словесным туманом.

Когда Маэглин вырос, он оказался нолдор лицом и телом, но нравом и духом — сын своего отца. Говорил он мало, но если дело близко его трогало, голос его наливался силой, способной подвигать тех, кто его слушал, и низвергать тех, кто ему противостоял. Был он высок и черноволос, с белой кожей и глазами темными, но зоркими и лучистыми, как у нолдоров. Часто ходил он с Эолом в города гномов на востоке Эред–Линдона и охотно учился у них всему, чему они могли научить, в особенности же — искусству отыскивать в горах рудные жилы.

Говорят, однако, что Маэглин больше любил мать и, если Эол бывал в отлучке, подолгу сидел с ней, слушая ее рассказы о родичах, их делах в Эльдамаре, о мощи и доблести принцев дома Финголфина. Все это лелеял он в сердце, более же всего то, что слышал о Тургоне и о том, что у него нет наследника, ибо жена Тургона Эленве погибла при переходе Хелкараксэ, и единственным его ребенком была Идриль Келебриндал.

Эти разговоры зажгли в душе Аредэль желание вновь увидеть родных, и удивительным показалось ей, что она могла устать от света Гондолина и сверкания Фонтанов на солнце, и зеленых лугов Тумладена под весенним ветреным небом; к тому же она слишком часто оставалась одна во мраке, когда ее сын и муж уходили вдвоем. Эти же рассказы повели к первым ссорам между Маэглином и Эолом. Ибо ни за что на свете не открыла бы Маэглину мать, где живет Тургон, и он выжидал, надеясь выпытать у нее тайну или догадаться по случайной обмолвке; но прежде хотел он взглянуть на нолдоров и поговорить с сыновьями Феанора, своими родичами, что жили неподалеку. Но когда он поведал о своих желаниях Эолу, отец разгневался.