— Он как раз очень даже просил, — сказал Мерри, — и давно бы я тебе это передал, если б меня не перебивали посторонними вопросами. Мне велено сказать вам, что ежели повелитель Ристании и Гэндальф соизволят съездить к северной окраине Изенгарда, то они там имеют встретить Древня, и он будет очень рад с ними свидеться. Смею ли прибавить, что там для них приготовлена отличная трапеза из припасов, отысканных и отобранных вашими покорными слугами. — И он опять поклонился.

— Давно бы так! — рассмеялся Гэндальф. — Что ж, Теоден, поехали со мной, поищем, где там Древень! В обход придется ехать, но все равно недалеко. Зато, увидевши Древня, многое уразумеешь. Ибо он — Фангорн, древнейший и главнейший из онтов. Переговоришь с ним — и услышишь первого из ныне живущих.

— Да, я поеду с тобой, — сказал Теоден. — До свидания, холь… хоббиты! Может, еще увидимся у меня во дворце. Вы тогда мирно усядетесь рядом со мною и расскажете обо всем, о чем душа пожелает: и о деяниях ваших предков, обо всем, что памятно из них; поговорим заодно и про старину Тобольда, про его ученье о травах. До свидания, государи мои!

Хоббиты низко поклонились.

— Вот он, значит, повелитель Ристании! — вполголоса проговорил Пин. — Старик хоть куда. А учтивый какой!

Гэндальф и конунг с дружиной отправились на поиски Древня в объезд разрушенных изенгардских стен, а Леголас, Гимли и Арагорн отпустили коней щипать, какую найдут, травку и уселись рядом с хоббитами.

— Догнать мы вас, голубчиков, догнали, но как вас сюда занесло — это уму непостижимо, — сказал Арагорн.

— Вот-вот, — подхватил Леголас, — пусть сильные мира сего обсуждают великие дела, а мы, охотники за хоббитами, возьмем-ка их в оборот, раз попались. Ведь что получается — мы их, можно сказать, проводили до самого леса, и все равно загадок не оберешься.

— А нам, наоборот, про вас, охотничков, интересно, — возразил Мерри. — Древень — это который самый старый онт — нам кое-что поразъяснил, теперь очередь за вами.

— За нами? — возмутился Леголас. — Кто за кем гнался? Мы за вами — вот давайте вы сперва и рассказывайте.

— Не сперва, а потом, — сказал Гимли. — После еды оно лучше пойдет. У меня голова с голодухи побаливает, да и время, кстати, самое обеденное. Соберите-ка вы нам, бездельники, какой ни на есть обед: хвастались ведь добычей. Поем-попью-глядишь, и подобрею.

— Сейчас мы тебя задобрим, — пообещал Пин. — Пить-есть-то где будете — здесь или все-таки, для пущего уюта, в Сарумановой бывшей караулке, вон там, под аркой? Мы-то здесь расположились, чтобы вас не проморгать.

— И проморгали, ротозеи! — сказал Гимли. — Но я в гости к оркам, даже к мертвым, не пойду и не стану подъедать за ними объедки.

— А кто тебя зовет в гости к оркам? — осведомился Мерри. — Нам они и самим, знаешь ли, слегка осточертели. В Изенгарде всякой твари было по паре: у Сарумана и у того хватало мозгов не очень-то доверять оркам. Ворота люди стерегли — похоже, это его лейб-гвардия. Ну, так или иначе, а кормили их не худо.

— И табачным зельем снабжали? — ехидно спросил Гимли.

— Нет, не снабжали, — рассмеялся Мерри. — Но это уже другая, послеобеденная история.

— Ладно, уговорили, ведите обедать! — согласился гном.

Следом за хоббитами они прошли под арку налево в широкую дверь за лестницей и очутились в просторном покое с большим очагом и двумя маленькими дверцами в дальней стене. Окна его глядели в туннель, и обычно здесь, должно быть, царила темнота; нынче, однако, свет проливался сквозь разломанные своды. В очаге пылал огонь.

— Это я разжег, — сказал Пин. — Как-никак, все веселей у огонька, тем более в тумане. Только вот хворосту маловато и дрова сыроваты. Спасибо, дымоход треснул, и тяга такая, что лучше некуда. А теперь огонек очень даже пригодится — я вам сделаю гренки. Хлебушек-то, извините, черственький, третьегодняшней выпечки.

Арагорн и спутники его присели к длинному столу, а хоббиты скрылись за дверцами.

— Там у нас ихняя кладовка, ее, по счастью, не залило, — пояснил Пин, когда они вернулись с мисками, кружками, плошками, столовыми ножами и съестными припасами.

— И нечего нос воротить, сударь ты наш Гимли, — сказал Мерри. — Это тебе не оркская жратва, а самая настоящая людоедА, как говорит Древень. Хотите вина или, может, пива? Имеется здоровенный бочонок — и недурное, знаете, пивцо. А это, изволите видеть, отличнейший окорочок. Не угодно ли поджаренного бекону? С гарниром, правда, плохо: последнюю неделю, представьте, никакого подвозу не было! Кроме мясного, могу предложить только хлеб с маслом и медом. Устроит?

— Ай да хоббиты! — сказал Гимли. — На славу задабривают!

Все трое ели так, что за ушами трещало, но и хоббиты от них, как ни странно, не отставали.

— Хочешь не хочешь, а гостям надо составить компанию, — вздохнули они, усаживаясь.

— Фу-ты ну-ты, какие гостеприимные хозяева! — захохотал Леголас. — Чего дурака-то валяете, не было бы нас, вы бы и друг другу компанию составили.

— А что, почему бы и нет, — ответствовал Пин. — Орки нас чуть не уморили, раньше тоже знай пояс подтягивай. Давненько живем впроголодь.

— Изголодались, бедняжки, а по вас и не скажешь, — заметил Арагорн. — Вид у вас цветущий.

— Да уж, — сказал Гимли, выхлебнув кружку в один глоток и оглядывая их. — И волосы у вас вдвое гуще и кучерявее, чем прежде, и сами вы, помнится, были пониже — выросли, что ли? Расти-то вам вроде уж поздновато. Но Древень этот вас, видать, голодом не морил!

— Чего не было, того не было, — признался Мерри. — Но онты — они только пьют, а ведь иной раз и пожевать что-нибудь не мешает. Даже путлибы и те приедаются.

— Ах, вы напились воды из онтских родников? — сказал Леголас. — Тогда все понятно, и Гимли, стало быть, верно углядел. Про чудесные фангорнские родники у нас и песни поются.

— Я тоже наслышался чудес о тамошних краях, — сказал Арагорн. — И никогда там не бывал. А вы побывали — вот и рассказывайте сперва об онтах!

— Онты, они… — начал Пин и осекся. — Они вообще-то совсем разные, онты. Вот глаза у них у всех… ну, необыкновенные! — Он поискал слов и махнул рукой. — Да что тут говорить, ведь вы онтов уже видели, хоть и издали, а они-то вас уж точно видели и донесли, что вы сюда едете. Ладно, еще насмотритесь на них, тогда, наверно, сами разберетесь.

— Погоди, погоди, ишь расскакался! — сказал Гимли. — Ни складу, ни ладу. Давай по порядку, с того злосчастного дня, когда все пошло кувырком.

— Можно и по порядку, если времени хватит, — сказал Мерри. — Только сначала, — если вы наелись, конечно, — набьем трубки и закурим. И вообразим ненадолго, будто мы, живы-здоровы, вернулись в Пригорье, а то и в Раздол.

Он достал толстенький кожаный кисет.

— Табачку у нас хоть отбавляй. Набивайте карманы, пока мы добрые. Поутру был богатый улов — чего тут только не плавает! Пин изловил два бочонка: их небось вынесло откуда-нибудь из подвала. Мы их взяли да вскрыли, а там — что бы вы думали? — первейшее трубочное зелье, и ничуть не подмокшее.

Гимли растер табак в ладонях и понюхал.

— Пахнет не худо и на ощупь хорош, — сказал он.

— Да что там не худо, он лучше хорошего! — укорил его Мерри. — Друг мой Гимли, он же из Длиннохвостья! На бочонках-то было, шутка сказать, клеймо Громобоя! А вот как он сюда попал, ума не приложу. Не иначе Саруман сам для себя расстарался. Оказывается, наши товары вывозят за тридевять земель. Но ведь как кстати пришелся, а?

— Пришелся бы кстати, — пробурчал Гимли, — будь у меня трубка. А я свою потерял не то в Мории, не то еще раньше. Или, может, вы и трубку тоже выловили?

— Увы, — сказал Мерри, — не выловили. И в кладовках не нашлось ничего похожего. Видно, Саруман не хотел табачком делиться с лейб-гвардией. Можно бы, конечно, сбегать в Ортханк, спросить, не одолжит ли он трубку, да, по-моему, не стоит. Дружить так дружить — обойдемся одной трубкой на двоих.