Диор же, наследник Тингола, простился с Береном и Лютиэн и, покинув Лантир–Ламат, с женой своей Нимлот пришел в Менегрот и поселился там: с ними были их юные сыны Элуред и Элурин и дочь Эльвинг. С радостью приняли их синдары и восстали из мрака скорби о гибели владыки и своих сородичей и об уходе Мелиан; и Диор Элухил взошел на престол, дабы возродить величие и славу королевства Дориат.

Однажды, темным осенним вечером, некто постучал во врата Менегрота, требуя, чтобы его провели к королю. Был то предводитель Зеленых Эльфов, прибывший из Оссирианда, и привратники провели его в палату, где сидел в одиночестве Диор; там он молча вручил королю шкатулку и удалился. В шкатулке лежало Ожерелье Гномов с вплетенным Сильмарилом; и, узрев его, понял Диор, что это значило — Берен Эрхамион и Лютиэн Тинувиэль умерли и, как все смертные люди, ушли за пределы мира.

Долго смотрел Диор на Сильмарил, который его отец и мать в безнадежном походе добыли из–под жуткой власти Моргота; и тяжко скорбел он о том, что слишком рано пришла к ним смерть. Мудрые, однако, говорят, что Сильмарил ускорил их конец, ибо пламень красоты Лютиэн, носившей его, был слишком ярок для смертных земель.

Затем Диор встал и застегнул на своей шее Наугламир; и теперь уже он казался прекраснейшим из детей мира, сын трех племен — аданов, эльдаров и майаров Благословенного Края.

Среди рассеянных эльфов Белерианда прошел слух, что Диор, наследник Тингола, носит Наугламир, и все говорили: «Феаноров Сильмарил вновь пылает в лесах Дориата», и тут клятва сынов Феанора вновь пробудилась. Ибо, пока Лютиэн носила Ожерелье Гномов, ни один эльф не осмелился бы выступить против нее; но сейчас семеро, услыхав о возрождении Дориата и о величии Диора, оставили скитания, собрались вместе и послали к Диору, требуя свое.

Диор, однако, ничего не ответил сыновьям Феанора, и Келегорм подстрекал братьев напасть на Дориат. И вот они явились внезапно в середине зимы и бились с Диором в Тысяче Пещер; и так случилась вторая братоубийственная резня среди эльфов. От руки Диора погиб Келегорм; там же пали Куруфин и мрачный Карантин; но и Диор был убит, и погибла жена его Нимлот; а жестокие слуги Келегорма схватили юных сынов Диора и бросили их умирать от голода в лесу. Маэдрос воистину сожалел об этом деянии и долго искал их в лесах Дориата, но поиски его были напрасны, и о судьбе Элуреда и Элурина не говорило ни одно предание.

Так был разорен Дориат и не возродился более. Однако сыновья Феанора не завладели тем, что искали, ибо уцелевшие бежали от них, и была с ними дочь Диора, Эльвинг; они спаслись и, неся с собой Сильмарил, пришли со временем на берег моря, к устью Сириона.

Уже говорилось, что Хуор, брат Хурина, был убит в Битве Бессчетных Слез; а зимой того же года жена его Риан в дебрях Митрима родила сына; назвали его Туором, и его взял на воспитание Аннаэл из Сумеречных Эльфов, что жили еще в тех холмах. Когда Туору исполнилось шестнадцать, эльфы решили покинуть пещеры Андрота, где жили они до сих пор, и тайно пробраться на далекий юг, в Сирионские гавани; однако, прежде чем они успели бежать, на них напали орки и смуглолицые. Туор был взят в плен и стал рабом Лоргана, вождя Хитлумских предателей. Три года сносил он рабство, но на исходе этого срока бежал, вернулся в пещеры Андрота и жил там один; и причинил он смуглолицым столько вреда, что Лорган назначил награду за его голову.

И когда Туор прожил так, одиноким изгнанником, четыре года, Ульмо вложил в его душу желание покинуть край отцов, ибо избрал его исполнителем своих замыслов; и вновь, покинув пещеры Андрота, Туор прошел на запад, через Дор–Ломин, и отыскал Аннон–ин–Гэлид, Врата Нолдоров, что возвел народ Тургона, еще когда жил в Неврасте. Оттуда сумрачный подгорный ход вел в Кирит–Нинниах, Радужную Расселину, по которой бурлящая вода стекала в Западное Море. Побег Туора из Хитлума не был замечен ни человеком, ни орком, и ни единое слово о том не достигло ушей Моргота.

Туор пришел в Невраст, и вид Белегаэра зачаровал его; и с тех пор голос Великого Моря и тоска по нему навеки заполонили его слух и сердце; и навечно овладел им непокой, который привел его в конце пути в глубины владений Ульмо. В одиночестве жил Туор в Неврасте, а меж тем проходило лето, и Рок Нарготронда близился к свершению; когда же пришла осень, Туор увидал семерых огромных лебедей, летящих на юг. Он счел это знаком того, что слишком долго медлил, и последовал за ними вдоль берега. Так пришел он к заброшенным чертогам Виниамара, что у подножья горы Тарас, вошел туда и отыскал там щит и кольчугу, меч и шлем, что некогда оставил там Тургон по велению Ульмо. Туор облачился в эти доспехи и спустился к морю. Тут налетела с запада великая буря, а из нее восстал в мощи своей Ульмо, Владыка Вод, и заговорил с Туором, стоящим на берегу. Велел ему Ульмо уйти отсюда и отыскать потаенное королевство Гондолин; и дал он Туору огромный плащ, дабы скрыться от глаз врагов.

Утром же, когда буря стихла, Туор встретил на берегу эльфа, стоящего под стенами Виниамара: был то Воронвэ, сын Аранвэ, из Гондолина, отплывший на последнем корабле из тех, что Тургон посылал на запад. Когда корабль этот, возвращаясь из бескрайнего океана, затонул во время бури у самых берегов Средиземья, Ульмо взял из всех мореходов Воронвэ и выбросил его на берег неподалеку от Виниамара. Узнав о велении, которое получил Туор от Владыки Вод, Воронвэ изумился и дал согласие провести его к потаенным вратам Гондолина. Потому они вместе вышли в путь, и Суровая Зима застигла их, когда они тайно пробирались на восток под зубцами Теневого Хребта.

Наконец пришли они к озеру Иврин и узрели с грустью разрушения, причиненные здесь драконом Глаурунгом: когда же смотрели они на разор, то увидели вдруг человека, спешащего на Север; был он высок, одет в черное и опоясан черным мечом. Однако они не знали ни кто он, ни что приключилось на юге; человек миновал их, и они не окликнули его.

И вот, ведомые силой, что даровал им Ульмо, пришли они к потаенным вратам Гондолина и, пройдя подземным ходом, достигли внутренних врат и были там взяты стражей. Затем их привели в огромную расселину Орфалк–Эккор, прегражденную семью вратами, и там предстали они перед Эктелионом, Владыкой Источников, стражем главных врат, что венчали горную тропу; и там Туор сбросил свой плащ, и доспехи из Виниамара подтвердили, что он истинно послан Ульмо. И Туор взглянул на прекрасную долину Тумладен, изумрудом мерцающую среди сомкнувшихся гор; и узрел вдали, на скалистой вершине Эмон–Гварета, Гондолин Великий, град семи имен, чей блеск и слава воспеты всеми эльфами Внешних Земель. По велению Эктелиона на привратных башнях затрубили трубы, и эхо отозвалось в горах; и ясно прозвучал ответный голос труб с белоснежных стен, что окрасила алым цветом поднявшаяся над равниной заря.

И вот сын Хуора пересек Тумладен и пришел к вратам Гондолина; его провели по широким ступеням улиц города к Королевской Башне, и там он узрел изображение Древ Валинора. Затем Туор предстал перед Тургоном, сыном Финголфина, верховным королем нолдоров. По правую руку короля стоял сын его сестры Маэглин, по левую же руку сидела дочь Тургона, Идриль Келебриндал. Те, кто внимал Туору, дивились, не веря, что это и вправду Смертный, ибо устами его в этот час вещал Ульмо, Владыка Вод. Он предостерег Тургона, что Жребий Мандоса близок к свершению и недалек тот час, когда сгинет все, сотворенное нолдорами; и велел ему покинуть возведенный им прекрасный и могучий город и по Сириону спуститься к Морю.

Долго размышлял Тургон над советами Ульмо, и на память ему пришли слова, сказанные некогда в Виниамаре: «Не люби слишком сильно творения рук твоих и замыслы души твоей и помни, что истинная надежда нолдоров лежит на Западе и придет из–за Моря». Но гордыня Тургона стала велика, а Гондолин — прекрасен, как Тирион Эльфийский; и все еще верил Тургон в потаенную и неодолимую мощь Гондолина, пусть бы даже валар отрицал это, к тому же после Нирнаэт Арноэдиад жители города не желали более ни разделять злосчастья прочих эльфов и людей, ни возвращаться на Запад через ужасы и опасности. Сокрытые средь своих непроходимых и зачарованных гор, они не принимали никого, даже тех, кто бежал, преследуемый ненавистью Моргота. Вести из Внешних Земель доходили до них слабыми отголосками и мало их трогали. Соглядатаи Моргота тщетно искали их — место их обитания было тайной, которую никто не мог разгадать. Маэглин на королевских советах возражал Туору, и слова его были тем более вески, что звучали в лад с мыслями Тургона; и вот Тургон презрел веление Ульмо и отказался следовать его совету. Однако в предостережении валара услыхал он вновь слова, прозвучавшие много лет назад, перед уходом нолдоров, на берегах Арамана; и страх предательства пробудился в сердце Тургона. А потому в те дни был завален самый ход к тайным вратам в Окружных Горах. И с тех пор никто, пока стоял Гондолин, ни на бой, ни по мирному делу, не выходил из того града. Торондор, Владыка Орлов, принес вести о падении Нарготронда, а потом о гибели Тингола и его наследника Диора и о разорении Дориата; но Тургон замкнул слух для горестных вестей и объявил, что никто не выйдет в бой под знаменами кого–либо из сыновей Феанора; народу же своему он навеки запретил переходить горы.