— Да здравствует король Бард! — продолжали кричать горожане. — Хватит с нас стариков и торгашей!

— Ура лучнику! — гаркнул кто-то. Стоявшие рядом подхватили: — Ура лучнику! Долой толстосумов!

— Я вовсе не хочу обидеть Барда, — вкрадчиво проговорил градоправитель, косясь на стоящего неподалеку лучника. — Он спас множество жизней, и его подвиг будет прославлен в песнях. Но почему, о жители Эсгарота, — голос градоправителя вдруг стал громким и звонким, — почему вы во всем вините меня? Чем я вам не угодил? Разве это я пробудил дракона? Кому мы помогли, кого снабдили припасами, кто заставил нас поверить, будто древние предания могут стать явью? Кто воспользовался нашей добротой, нашим гостеприимством? Гномы! И чем они отплатили? Золотом? Как бы не так! По их милости дракон напал на Эсгарот! По их милости сотни людей остались без крова! Сколько женщин овдовело, сколько детей осиротело!

Теперь вы понимаете, почему градоправитель стал градоправителем, как он сумел занять свой важный пост? Лукавые речи заронили подозрение в сердца горожан, они тут же забыли о короле Барде и стали проклинать Торина и прочих гномов. Зазвучали горькие, обидные слова; те, кто еще недавно распевал песни о возвращении короля Одинокой Горы, теперь стали утверждать, что гномы нарочно растормошили дракона, чтобы тот уничтожил город на озере.

— Глупцы! — воскликнул Бард. — Нашли, на кого свалить! Да эти бедолаги наверняка сложили свои головы первыми! — И тут ему пришла мысль, заставившая призадуматься. Если гномы и вправду погибли, выходит, сокровища под Горой охранять некому. Если их добыть да набрать людей — над лежащим ныне в развалинах Долом вскоре вновь поплывет перезвон колоколов…

Бард отогнал наваждение и продолжил, обращаясь к градоправителю:

— Сейчас не время для перебранок и споров. У нас хватает других дел. Пока еще я должен тебе подчиняться — но однажды я вспомню твои слова и уйду на север со всеми, кто пожелает ко мне присоединиться.

Он повернулся и пошел туда, где ставили шалаши для раненых. Градоправитель проводил его хмурым взглядом, а потом погрузился в размышления и отвлекся от них лишь затем, чтобы потребовать для себя огня и еды.

Потолковав с горожанами, Бард понял, что весть об оставшемся без охраны кладе распространяется быстрее лесного пожара. Люди рассуждали о том, что сокровища — достойная плата за все их страдания, что теперь будет чем платить за любые товары с юга, ни в чем себе не отказывая, и за подобными разговорами веселели на глазах. Других поводов веселиться не было. В шалашах разместили раненых и один отдали градоправителю, а еды едва хватило на всех (даже градоправителю досталась лишь крохотная порция). Той ночью многие простудились и впоследствии умерли. Только представьте себе — счастливо избежать гибели в битве с драконом, уцелеть при пожаре и умереть от простуды!

День не принес облегчения. Больных становилось все больше; вдобавок еды не хватало и люди голодали.

Бард распоряжался по своему разумению, не забывая, правда, всякий раз напомнить, что действует от имени градоправителя. Ему пришлось нелегко — нужно было позаботиться о жилье, о пропитании, об охране лагеря и о многом, многом другом. Наверное, мало кто из бывших жителей Эсгарота перенес бы зиму, когда бы не подоспевшие на подмогу эльфы. Гонцы, которых Бард отправил в Лихолесье, столкнулись на берегах лесной реки с целым войском (а ведь прошло всего три дня, как погиб свирепый Смог).

Король лесных эльфов узнал о событиях на озере от своих лазутчиков и от птиц, которые разнесли вести о гибели Смога по всему Дикому Краю. Пернатые разволновались настолько, что никак не могли успокоиться. В небе собирались громадные стаи, крылатые гонцы, не ведая отдыха, сновали туда-сюда. На опушках Лихолесья стоял невообразимый гам. Деревья шелестели листвой, точно прислушиваясь, звери настораживали уши. Беорн в своем доме у Мглистых гор узнал о гибели Смога даже прежде короля эльфов, а гоблины спешно собрались в пещере на совет.

— Боюсь, о Торине Дубовом Щите мы больше никогда не услышим, — сказал король эльфов своим приближенным. — А ведь я предлагал ему не спешить, погостить у меня подольше. Но нет худа без добра. — Он тоже вспомнил о сокровищах Трора, а потому приказал снарядить войско и выступил в поход с множеством копейщиков и лучников, которых и встретили на реке посланцы Барда. А в небе кружило воронье — кровожадные птицы словно чувствовали, что вот-вот начнется война вроде тех, какие случались в здешних краях в незапамятные времена.

Услыхав о злоключениях жителей Эсгарота, король внял просьбе Барда, свернул с дороги, что вела прямиком к Одинокой горе, и поспешил вниз по реке к Долгому озеру. Лодок и плотов было мало, поэтому войско пошло по берегу, а вот съестные припасы отправили водой. Эльфы легки на ногу, а потому уже на пятый день после гибели дракона, хотя идти пришлось по не слишком-то знакомой, болотистой местности, они достигли берегов озера и увидели лагерь. Люди во главе с градоправителем так обрадовались, что готовы были обещать своим спасителям любую награду за помощь.

Вскоре составили план. Градоправитель оставался в лагере вместе с женщинами, детьми, старыми и немощными; там же остались мастеровые — и люди, и эльфы. Кто валил деревья, кто вытаскивал из воды приплывавшие по реке бревна. До наступления зимы успели возвести на берегу целое селение. А еще, по настоянию градоправителя, заложили новый город, больше и красивее прежнего. Место выбрали другое, севернее, и подальше от воды, ибо никому не хотелось жить на озере, на дне которого распростерся мертвый дракон. Неподвижный, словно статуя, Смог лежал на отмели; никогда уже ему не вернуться в свое логово под Горой. Должно быть, и через много столетий в хорошую погоду можно будет разглядеть его скелет среди развалин Эсгарота. Однако и мертвый дракон внушал страх: немногие отваживались проплывать над ним на лодках, и никто не нырял за самоцветами, усеявшими дно озера.

Итак, градоправитель остался в лагере, а воины Барда и войско короля эльфов выступили в поход к Горе. На одиннадцатый день после разрушения Эсгарота передовой отряд перевалил через холмы, переправился через ущелье, по которому несла свои воды Бегущая, и очутился в Раздраконье.

Вернемся же к Бильбо и гномам. Ночью поочередно несли дозор, но ничего подозрительного не заметили, вот только над Горой собиралось все больше птиц. Обитавшие на Горе вороны кружились над вершиной с громкими криками, а с юга подлетали другие птицы, стая за стаей.

— Что-то здесь не так, — сказал Торин. — Осень минула, все перелетные птицы давно должны были улететь в теплые края. И вот на тебе! Тут и скворцы, и зяблики, а за ними целые стаи стервятников. Не иначе где-то поблизости случилась великая битва.

— Глядите! — воскликнул Бильбо, ткнув пальцем. — Вон тот самый дрозд! Верно, удрал, когда Смог принялся крушить все подряд, а теперь вернулся. Хоть один уцелел — улитки-то, боюсь, сгорели заживо.

Старый дрозд уселся на камень недалеко от входа в сторожевую башню, сложил крылья и защебетал. Потом склонил голову набок, словно прислушиваясь, снова защебетал — и снова выжидательно замолчал.

— Кажется, он хочет нам что-то сказать, — проговорил Балин. — Но слишком уж торопится, я его понять не могу. А ты, Торбинс?

— Да, трудновато, — согласился Бильбо, на деле не разобравший в дроздовьей скороговорке ни единого слова. — Но по-моему, он сильно беспокоится.

— Эх, был бы он вороном! — с чувством сказал Балин.

— Ты же не любишь воронов! Когда мы взбирались сюда, ты их проклинал на чем свет стоит.

— То были не вОроны, а ворОны, твари гнусные, мерзкие и грубые. Ты, верно, слышал, как они ругались нам вслед? Вороны — совсем другие. Мы завели с ними дружбу еще при Троре, они приносили вести из дальних краев, а мы одаривали их всякими блестящими безделушками, которые им так нравились.

Вороны живут долго, и память у них долгая, свою же великую мудрость они передают по наследству. И я был знаком со многими воронами. Знаешь, почему этот пик назвали Враньим? — в честь старого Карка и его супруги. Чудесная была пара! Хорошо бы снова с ними встретиться, да вряд ли они дожили до наших дней: старина Карк уже и тогда был совсем дряхлым.