И Туор остался в Гондолине, ибо был пленен его красотой и блеском, равно как и мудростью его жителей; стал он крепок статью и умом и глубоко искушен в познаньях эльфов–изгоев. И сердце Идриль было отдано ему, а его — ей; тайная же ненависть Маэглина все росла, ибо ничего так не желал он, как обладать Идриль, единственной наследницей владыки Гондолина. Однако так высоко стоял Туор в милости короля, что, когда он прожил в Гондолине семь лет, хоть и не внял король велению Ульмо, он провидел, что судьба нолдоров связана с посланцем валара; не забыл он также слов, сказанных Хуором перед тем, как войско Гондолина отступило с поля Битвы Бессчетных Слез.
Был устроен великий и радостный пир, ибо Туор завоевал сердца всех, кроме Маэглина и его тайных приверженцев; так был заключен второй Союз людей и эльфов.
Весной следующего года в Гондолине родился Эарендил Эльфид, сын Туора и Идриль Келебриндал; было это на пятьсот третий год прихода нолдоров в Средиземье. Необыкновенной красотой отличался Эарендил, лик его словно сиял неземным светом; сочетались в нем краса и мудрость эльдаров с силой и мужеством людей древности; и так же, как у Туора, отца его, слух Эарендила был наполнен голосом Моря.
Тогда дни Гондолина текли еще в мире и радости, и никто не знал, что Моргот обнаружил край, где лежало Потаенное Королевство, когда Хурин, стоя у пустынного подножья Окружных Гор и не находя пути, в отчаянии воззвал к Тургону. Потому мысли Моргота неустанно обращались к гористому краю между Анахом и верховьями Сириона, где никогда не бывали его прислужники; и до сих пор еще ни один соглядатай и ни одна Морготова тварь не пробралась туда, ибо орлы не дремали, и Моргот поневоле медлил с исполнением своих замыслов. Однако Идриль Келебриндал была мудра и прозорлива, и сердце ее полнилось тревогой, и предчувствие, словно туча, затмевало ее душу. И велела она тогда подготовить тайный ход, что вел бы из города под землю и выводил на равнину далеко за стены, к северу от Эмон–Гварет; и она устроила так, что почти никто не знал об этом деле, так что слух не достиг ушей Маэглина.
В то время, когда Эарендил был еще мал, Маэглин как–то пропал. Ибо он, как уже было сказано, любил превыше всех ремесел горное дело и добычу металлов, он предводительствовал эльфами, которые трудились в дальних горах, отыскивая металлы, чтоб ковать все, что нужно для войны и мира. Однако Маэглин часто с небольшой свитой выходил за кольцо гор, и король не ведал, что его запрет нарушен. И вот вышло так, как хотела судьба, — Маэглин был схвачен орками и доставлен в Ангбанд. Не был Маэглин ни слаб, ни труслив, но пытки, которыми ему грозили, сломили его дух, и он купил себе жизнь и свободу, открыв Морготу, где находится Гондолин и откуда можно напасть на него. Истинно велика была радость Моргота, и он посулил Маэглину, что сделает его владыкой Гондолина и своим вассалом и отдаст ему Идриль Келебриндал, когда город будет взят. Воистину, желание обладать Идриль и ненависть к Туору привели Маэглина к предательству, постыднее которого не случалось в Древние Дни. Моргот, однако, отослал его назад в Гондолин, чтоб никто не заподозрил предательство и чтобы Маэглин, когда настанет урочный час, помог нападению изнутри; так и жил он в чертогах короля, с улыбкой на лице и злобой в сердце, а тьма между тем все более сгущалась вокруг Идриль.
И вот, в год, когда Эарендилу исполнилось семь, Моргот собрал силы и выслал на Гондолин балрогов, орков и волков; а с ними шли драконы Глаурунгова семени, и стали они многочисленны и ужасны. Воинство Моргота перевалило северные горы там, где вершины были всего выше, а бдительность слабее, и явилось ночью, во время празднества, когда весь народ Гондолина собрался на стены, чтобы дождаться восхода солнца и пропеть гимны в его честь, ибо наутро был великий праздник, называвшийся Врата Лета. Но не на востоке, а на севере увенчал горы алый свет, и никто не пытался остановить натиск врагов, пока не подошли они под самые стены и город не оказался в безнадежной осаде. О деяниях, отчаянных и доблестных, что были свершены тогда высокородными вождями, их воинами, и не в последнюю очередь Туором, повествуется в «Падении Гондолина»:о сражении Эктелиона с Готмогом, владыкой балрогов, перед королевским троном — в этой схватке оба победили и оба пали, — о том, как слуги Тургона защищали его башню, пока она не рухнула; и величественны были ее падение и гибель Тургона под обломками.
Туор хотел спасти Идриль среди общей гибели, но Маэглин захватил ее и Эарендила, и Туор на стенах бился с Маэглином и сбросил его вниз. Тело Маэглина трижды ударилось о скалистые отроги Эмон–Гварет, прежде чем кануть в свирепствующие внизу огненные волны. Затем Туор и Идриль собрали среди бушующих пожаров столько уцелевших гондолинцев, сколько могли, и вывели их по тайной тропе, приготовленной Идриль; а военачальники Ангбанда не знали об этой тропе и мыслили, чтоб беглецы избрали путь на север, в самые высокие и ближние к Ангбанду горы. Дым пожаров и пар от чудесных фонтанов Гондолина, гибнувших в пламени, изрыгаемом драконами, горестным туманом покрыли долину Тумладен и сокрыли побег Туора и его спутников, ибо от конца хода до подножья гор был еще долгий путь по открытому месту. Так дошли беглецы до гор и поднялись на склоны, дрожащие и отчаявшиеся, ибо на высоте царили страх и холод, а среди них было много раненых, детей и женщин.
Была там узкая тропка, называвшаяся Кирит–Торонат, Орлиная Тропа, справа от нее стеной громоздились отвесные скалы, а слева развернулся головокружительный обрыв. Вытянувшись цепочкой, шли беглецы по этой тропе, когда вдруг напали на них орки (ибо Моргот разослал стражей по всем окрестным горам); и с ними был балрог. Положение гондолинцев было ужасно, и едва ли спасла бы их доблесть златовласого Глорфиндела, вождя рода Золотого Цветка Гондолина, не приди им вовремя на помощь Торондор.
Много песен пропето о поединке Глорфиндела с балрогом на вершине скалы: оба они рухнули в бездну и разбились насмерть. Орлы, однако, подлетев, с высоты ринулись на орков и отогнали их, вопящих, назад; и все орки были перебиты либо сброшены в пропасть, так что слух о побеге из Гондолина долго еще не достигал ушей Моргота. Затем Торондор поднял из бездны тело Глорфиндела, и родичи погребли его близ тропы, под курганом из камней; там выросла зеленая трава, и золотые цветы цвели на кургане средь нагих скал, пока не изменился мир.
Так уцелевшие гондолинцы, ведомые Туором, перешли горы и спустились в долину Сириона; пробираясь на юг по труднопроходимым и опасным тропам, пришли они в Нан–татрен, Край Ив; ибо власть Ульмо все еще была в водах великой реки и хранила их, там они отдохнули, исцеляясь от ран и усталости; но печаль их ничто не могло исцелить. И устроили они поминальное празднество в память о Гондолине и эльфах, погибших вместе с ним, о девах, женах и королевских воинах; и под ивами Нан–татрена на исходе года много песен спели они о милом их сердцам Глорфинделе. Тогда же Туор сложил для сына своего Эарендила песню, повествующую о явлении Ульмо, Владыки Вод, на берегах Невраста; и тоска по морю вновь пробудилась в сердцах Туора и его сына. Потому Идриль и Туор покинули Нан–татрен и спустились по реке на юг, к морю; там они поселились в устье Сириона, и их сородичи присоединились к Эльвинг, дочери Диора, и ее спутникам, что бежали туда незадолго до этих событий. Когда же Балара достиг слух о падении Гондолина и гибели Тургона, Эрейнион Гил–Галад, сын Фингона, был провозглашен верховным королем нолдоров в Средиземье.
Моргот же считал свое торжество полным, и не заботили его ни сыны Феанора, ни их клятва, которая никогда не вредила ему, но оборачивалась наилучшей помощью; и в черных своих мыслях смеялся он, нисколько не сожалея о потере одного Сильмарила, ибо думал, что благодаря тому остатки племен эльдаров исчезнут из Средиземья и более не потревожат его. Если он и знал о поселениях в устье Сириона, то не подавал виду, дожидаясь своего часа, когда начнут действовать клятва и ложь. А близ вод Сириона и у моря множился эльфийский народ, пришельцы из Дориата и Гондолина; с Балара приплывали к ним мореходы Кирдана, да и сами они тянулись все ближе к побережью Арверниен, под сень длани Ульмо.
