— Привет тебе, Эарендил, славнейший из мореходов, долгожданный и пришедший нежданно, из отчаянья принесший надежду! Привет тебе, Эарендил, несущий свет предсолнечный и предлунный! Величье Детей Земных, звезда во тьме, алмаз заката и сиянье рассвета!

То был голос Эонвэ, посланника Манвэ; он явился из Валимара и призвал Эарендила предстать пред Силами Адры. И Эарендил явился в чертоги Валимара. Никогда не ступал он больше по землям смертных. Тогда собрались валары и призвали из глубин моря Ульмо; и Эарендил встал перед ними и передал им послание Двух Племен. Прощения просил он нолдорам и сострадания их неисчислимым горестям, милосердия людям и эльфам и помощи в нужде. И мольба его не была отринута.

Говорят эльфы, что, когда Эарендил ушел за женой своей, Эльвинг, Мандос заговорил о его судьбе и молвил так:

— Или Смертный ступит на Бессмертные Земли и останется жив?

И отвечал ему Ульмо:

— Для того он был рожден. И скажи мне, разве он не Эарендил, сын Туора из рода Хадора, сын Идриль, дочери Тургона из рода эльфа Финвэ?

Мандос возразил:

— Также и нолдор, по воле своей ушедший в изгнание, не вправе вернуться сюда.

Умолкли они, и промолвил Манвэ:

— Право суда за мной. Опасность, которой осмелился подвергнуться Эарендил из любви к Двум Племенам, не должна пасть ни на него, ни на жену его, Эльвинг, которая осмелилась на то же из любви к нему; но никогда не ступать им более по Внешним Землям, меж людей и эльфов. И решенье мое таково: Эарендилу и Эльвинг, а также сынам их будет дано право избрать, судьбу какого народа они пожелают разделить.

Между тем Эарендила долго не было, и Эльвинг стало боязно и одиноко; и, бродя вдоль берега моря, пришла она в гавань Альквалондэ, где стоял флот. Тэлери дружески приняли ее, а она поведала им о Дориате, Гондолине и злосчастьях Белерианда, и они дивились и печалились; и Эарендил, воротясь, нашел ее в Лебединой гавани. Очень скоро, однако, они были призваны в Валимар, и там объявили им волю Старейшины.

Тогда Эарендил молвил Эльвинг: «Выбирай ты, ибо я устал от мира». И Эльвинг, памятуя о Лютиэн, избрала судьбу Перворожденных Детей Илуватара, а Эарендил из любви к ней избрал то же, хоть сердце его и тянулось больше к людям племени его отца. Тогда, по велению Манвэ, Эонвэ явился на берег Амана, где ожидали вестей спутники Эарендила; взял он ладью и посадил в нее троих мореходов, вал ары же даровали сильный ветер и направили их на восток. А Вингилот валары благословили и перенесли через Валимар на крайнюю оконечность мира; он прошел во Врата Ночи и был поднят в небесный океан.

Стал этот корабль невыразимо прекрасен и наполнен живым светом, чистым и ясным, а на носу его сидел Эарендил Мореход, сверкая пылью эльфийских алмазов, и на челе его блистал Сильмарил. Далеко заплывал на этом корабле Эарендил, даже в беззвездные бездны, но чаще видели его утром либо вечером — мерцающим в лучах рассвета или заката, когда возвращался он в Валинор из своих путешествий за пределы мира.

В тех путешествиях Эльвинг не сопровождала его, ибо не могла она перенести ледяной бездорожной бездны и любила более землю и сладостные ветра, что веют с холмов или с моря. Потому для нее возвели белую башню на северном краю Разделяющих Морей: там иногда отдыхали морские птицы. Говорят, что Эльвинг научилась птичьему языку, ибо в их облике существовала когда–то; и птицы научили ее летать, а крылья у нее были белоснежные и серебристо–серые. Временами, когда Эарендил, возвращаясь, приближался к Арде, она летела навстречу, как некогда, спасшись из волн морских. Тогда самые зоркие эльфы из тех, что жили на Одиноком Острове, видели ее, подобную блистающей белой птице, чье оперенье розовело в закатных лучах, когда она радостно парила, приветствуя возвращение Вингилота в гавань.

Когда же впервые выплыл Вингилот в небесные моря, он взошел нежданно и ярко замерцал, а племена Средиземья узрели его, много дивились, и сочли это знамением, и нарекли его Гил–Эстел, Звезда Надежды. И когда увидали вечером новую эту звезду, молвил Маэдрос Маглору, своему брату:

— Не Сильмарил ли сияет ныне на западе?

Маглор же отвечал:

— Если и вправду Сильмарил, что на наших глазах сгинул в море, а возродился теперь властью валаров, то нам должно возрадоваться, ибо блеск его теперь виден всем и все же недоступен злу.

Эльфы смотрели в небо и не отчаивались более, а Морготом овладело сомнение.

Говорят, однако, что Моргот не ждал удара с Запада: ибо столь велика стала его гордыня, что казалось ему, будто никто уже не осмелится вступить с ним в открытое единоборство. Более того, полагал он, что навсегда отвратил нолдоров от Западных Владык и что, умиротворенные в своем блаженном королевстве, не обратят они более взора к его владениям во внешнем мире; ибо ему, не знающему милосердия, милосердные деяния изначально странны и непостижимы. Однако войско валаров готовилось к битве; и под белыми стягами шли ваниары, племя Ингвэ, а также те нолдоры, что никогда не покидали Валинор: вел их Финарфин, сын Финвэ. Немногие тэлери пожелали, однако, идти на войну, ибо помнили резню в Лебяжьей Гавани и похищение кораблей, но они вняли Эльвинг, что была дочерью Диора Элухиля и приходилась им родней, и послали корабли с мореходами, дабы переправить воинство Валинора за море, на восток. Однако они оставались на своих судах, и ни один из тэлери не ступил на Внешние Земли.

Немногое сохранило предание о походе воинства валаров на север Средиземья, ибо не было там ни одного эльфа из тех, кто жил и страдал на Внешних Землях и кто сложил о тех днях повествования известные до сих пор; о том, как это все происходило, узнали они намного позже, от своих сородичей в Амане. И все же мощь валаров явилась с Запада, и голос труб Эонвэ заполнил небо; казалось, что вспыхнул Белериаид от сверкания их доспехов, ибо воины валаров обликом были юны, прекрасны и грозны, и горы звенели под их шагами.

Битва воинств Запада и Севера названа Великой Битвой, или Войной Гнева. На ту битву вышла вся мощь владений Моргота, и были те силы столь огромны и многочисленны, что Анфауглит не мог вместить их: весь Север объяло пламя войны.

Но это не спасло Моргота. Балроги были уничтожены, и лишь малое число их бежало и скрылось в недоступных пещерах у самых корней земли; а бессчетные легионы орков гибли, как солома в огне, либо были сметены, как сухие листья огненным ветром. Немногие уцелели, дабы после тревожить мир. Те Друзья Эльфов, Праотцы Людей, что еще были живы, сражались на стороне валаров; и в те дни были отмщены Барагунд и Барахир, Галдор и Гундор, Хуор и Хурин, и многие другие вожди. Но множество людей из племени Ульдора и другие, недавние пришельцы с востока, присоединились к Врагу; и эльфы этого не забыли.

Видя, что войска его разбиты и мощь низвергнута, Моргот пал духом и не осмелился сам выйти в бой. Однако он обрушил на своих врагов последнее оружие, что еще у него оставалось, и из бездн Ангбанда изверглись не виданные прежде крылатые драконы; так внезапен и гибелен был полет этой ужасной стаи, что воинство валаров отступило, ибо появление драконов сопровождалось великим громом, молниями и огневой бурей.

Но примчался, пылая белоснежным пламенем, Эарендил. Вокруг Вингилота слетелись все большие небесные птицы, и вел их Торондор; и была битва в воздухе весь день и всю темную ночь, и чаша весов колебалась. Перед рассветом Эарендил сразил Анкалагона Черного, самого сильного во всем драконьем войске, и низверг его с небес; а тот, падая, рухнул на пики Тангородрима и в предсмертном биении сокрушил их. Затем взошло солнце, и воинство валаров стало одолевать, и почти все драконы были перебиты, разрушились все темницы Моргота, крыши с них были сорваны, и мощь валаров проникла в глубь земли. Моргот был побежден, и доблести не нашлось в нем. Он бежал в глубочайшую из своих копей и просил милосердия и мира, но был повержен и брошен ниц. Его сковали цепью Ангойнор, которую он носил некогда, а железную его корону, разбив, обратили в ошейник, и голова его склонилась на колени. А два Сильмарила, что оставались еще у Моргота, вынули из его короны, и они воссияли, незапятнанные, под небесами. И Эонвэ взял их под свою охрану.