Я вспомнил, что читал про этот эпизод в будущем. Девушка действительно пожалуется Куропаткину, генерал сделает замечание Крысенышу, тот возмутится, спрятавшись за титул великого князя, а на приказ «руки по швам» выхватит пистолет и выстрелит в генерала. И ладно бы хоть после этого он получил по заслугам, но Куропаткин испугается. Дважды: первый раз, когда запросит приказ у царя, что делать с его родственником, а второй — когда на ответ «поступать по закону» просто комиссует того и вышлет из армии.
— Делайте что хотите, — Борис Владимирович тем временем отмахнулся от пустых угроз и даже наклонился поближе, чтобы сказать что-то только самой Кудряшке.
— Бесит, — выдохнул я в пустоту, а потом пошел вперед. — Бесит, что ты сражаешься за Родину, за империю, а великие князья позорят страну и принижают твой подвиг.
— Что ты сказал? — Крысеныш резво развернулся в мою сторону.
— Что большой титул — это не только права, но еще и большая ответственность. Забудете про это, и будут вас называть не по имени-отчеству, а выберут какое-нибудь серое пищащее прозвище и…
Я не договорил. Кажется, даже намека на крысу хватило, чтобы великий князь вышел из себя и выхватил пистолет. А ведь я до последнего надеялся, что ему до стрессов после больших сражений, которые еще не случились, хватит силы воли, чтобы удержать себя в руках.
— Вы забываете, что говорите с великим князем! — черное дуло смотрело мне прямо между глаз, и чем дольше меня пугали смертью, тем холоднее становилось внутри.
— Вы забываете, что говорите с офицером, — я выхватил свой пистолет.
Гораздо быстрее, чем Борис Владимирович. И тот осознал, что случилось, только когда и сам оказался в сантиметре от вороненого ствола. Крысеныш разом вспотел, но тут повисшую паузу нарушил крик Куропаткина. Генералу доложили, что происходит, и он поспешил вмешаться.
— Надо было, как со мной, рукоять пистолета ему отстрелить, — возмущался Буденный, когда после разбора полетов нас отправили обратно в полк.
— Пистолет меньше винтовки, — признался я. — Задело бы Крысеныша осколками, могли бы вообще выпереть из армии. А он не стоит того, чтобы вас бросать.
— Вот это правильно, — сразу согласился Буденный.
— Но даже так — вы подняли оружие на члена императорской фамилии, такое просто не могли оставить без последствий, — Шереметев лучше других понимал ситуацию. — Что вам сказал генерал, когда отводил в сторону?
— Он сказал, что Крысеныш не хочет огласки, боится, что это подорвет позиции его отца.
— А кто его отец? — задумался Буденный.
— Владимир Александрович — сенатор, член Госсовета, но таких много. А вот то, что он главнокомандующий войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, дает ему настоящую власть, — снова пояснил Шереметев.
Я же вспомнил еще пару деталей.
— А еще он один из тех, кто до последнего стоял и будет стоять за запрет отправлять гвардию к нам.
— Пытается превратить нормальные войска в преторианцев времен упадка Византии, когда те вместо того, чтобы приносить победы на поле боя, больше занимались кутежом и защитой трона от народного гнева, — Шереметев все никак не мог успокоиться. — Так все же, Вячеслав Григорьевич, что вам сказали?
— Что прорывом блокады Порт-Артура буду командовать не я, вместо меня назначили полковника Одишелидзе, если вы помните такого.
— Тот, из-за кого на Ялу мы потеряли почти всю артиллерию? — выругался Афанасьев.
— Но он всего лишь полковник, как ему могли доверить корпус? — нахмурился Мелехов. — Ладно вам, вы себя героем показали, но он-то…
— За грамотное планирование обороны, в результате которого наш полк смог себя проявить, полковника повысили до генерал-майора, — вздохнул я.
— Покровителя, значит, нашел, — Мелехов грозно свел брови. — А мы теперь будем ему подчиняться?
— Будем, — кивнул я. — Более того, Одишелидзе уже рассказал мне основные детали своего плана наступления.
— И что он задумал? — державшийся до этого в стороне Хорунженков разом подобрался.
— Наш полк идет впереди: задача — вытянуть на себя силы врага, окопаться и сдерживать их, пока наш новый генерал не решит, что пришло время для его собственного главного удара.
— Вот же сволочь! — капитан выругался. — Он ведь до последнего будет тянуть! И как бы все ни вышло… Если мы отступим, то мы же и будем виноваты в невыполнении плана. Если выстоим, то он нанесет главный удар и заберет себе все лавры.
— Значит, хоть что-то он да умеет планировать, — я невольно фыркнул.
— Полковник! — хором возмутились все мои офицеры.
— На самом деле все не так плохо, — я собрался и начал прокручивать варианты, как можно выбраться из неприятностей, в которые нас загнали. — Да, нас вроде бы отправляют на убой, но в то же время мы получаем и свободу маневра. Впереди всей армии мы сможем действовать, как сами того захотим, и уже только от нас самих будет зависеть, сумеем ли мы придумать, как добиться победы.
— Одним полком против дивизии? — выдохнул Шереметев.
— Скорее целой армии, но… — я поднял палец. — Но вы ведь помните, что сделали японцы на Ялу? Маневрировали и получили преимущество на нужном участке. Неужели мы не сможем провернуть что-то подобное?
— Одним полком? — снова спросил Шереметев.
— Одним полком, — решительно ответил я. — Кстати, подполковник, а что вы весь вечер ходите словно пришибленный? Ладно в меня пистолетом тыкали, но с вами-то что?
— Княжна… — Шереметев неожиданно смутился.
— Какая княжна?
— Та девушка, которую я не решился защитить, а вы… смогли! Это княжна Гагарина, а я упустил свой шанс.
Значит, вот как зовут Кудряшку. И, кажется, я понял. Когда есть что-то, во что ты почти не верил, но это потом проходит так близко от тебя, а ты не успел ничего сделать… Так и до депрессии с апатией и дофаминовой ямой недалеко.
— Обещаю, — я решительно рубанул рукой. — Если все постараемся и победим японцев, то устрою вам, Степан Сергеевич, свидание с княжной. Но дальше уже сами!
— А я что получу? — сразу же подобрался Мелехов.
— У вас ведь дамы сердца еще нет? Тогда повышение.
— А я? — включился в игру Афанасьев.
— А вы уже сейчас пишите статью про новые реалии того, сколько нужно боеприпасов в современном бою, — решил я. — Обещаю, что ваш труд напечатают и у нас, и за границей. Станете новым гуру артиллерии.
— Кем?
— Специалистом.
— Мне что пообещаете? — Хорунженков ждал продолжения.
— Вам? Отпущу на пенсию!
Капитан после такого аж слов не нашел и только беззвучно открывал рот, напоминая выброшенную на берег рыбу. Накрывшее нас напряжение наконец-то пропало, и все дружно расхохотались. А дальше мы уже нормально обсуждали и новые неприятности, и новые сражения. Да, будет сложнее, чем я думал… Но разве вторая невозможная победа не даст мне ту самую славу и авторитет, которые помогут что-то изменить?
Сайго Такамори выбрал именно эту ночь, чтобы лично поговорить с полковником. Он думал сначала выяснить планы сестры, но та попросила перенести встречу, и тогда он решил не терять время. Поблагодарить, задать вопросы, которые в последние дни все больше мучали молодого японца, но… Именно в эту ночь полковник Макаров и не подумал ложиться спать. Как вернулся с собрания, так сразу и закрылся со своими офицерами.
Ничего. Сайго решил, что один день ничего не изменит, и тихо прокрался обратно в госпиталь. Его отсутствия опять никто не заметил, русские порой такие наивные… Японец позволил себе еле заметную улыбку, и именно в этот момент обнаружил, что на его кровати кто-то есть. Девушка. Та, что появилась в госпитале после одного из набегов полковника на Корейский полуостров. И вот она сидела на его месте, смотрела ему прямо в глаза и довольно улыбалась.
— Что вы хотите? — Сайго сразу понял, куда свернет этот разговор, и не стал притворяться.
— Убей полковника Макарова, — девушка тоже сказала все в лоб. И такого молодой Такамори точно не ожидал.