Узнав племянника комеса в лицо, привратники пропустили его в величественные двери Сената, украшенные искусной резьбой и слоновой костью. Внутри царила суматоха; встревоженные сенаторы в тогах сновали по коридорам, приглушённо переговариваясь друг с другом.

Не получивший никаких официальных распоряжений из дворца Мефодий, глава Сената, согбенный и почтенный старец, в нерешительности мялся перед трибуной. Равнодушным и спокойным выглядел только патриарх Епифаний, одетый в парадное облачение и спокойно сидевший за своей кафедрой.

— А, вот и ты, Савватий! — рявкнул Целер. Широкоплечий и лысый, одетый в кирасу из позолоченной бронзы, командир дворцовой стражи буквально излучал властность и уверенность в себе. — Лучше поздно, чем никогда, я так полагаю. Я собирался выдвинуть свою кандидатуру в качестве наиболее подходящей замены нашего почившего императора. Поскольку ты племянник генерала Родерика — который имеет некоторое влияние, не спорю, — твоя поддержка была бы мне очень полезна.

«События развиваются так быстро, что я больше не могу оказывать на них никакого влияния!» — подумал Пётр... и замер, поняв, что его первой реакцией стало огромное облегчение.

Целер собирался участвовать в борьбе за власть, Родерика здесь не было, некому было оспорить его слова — и, значит, результат был практически предрешён. Волнение по поводу возможного обращения к сенаторам бесследно испарилось. Мгновение спустя волна стыда окатила Петра с головы до ног. Даже если сейчас уже поздно что-либо предпринимать, было бы непростительной трусостью не возвысить свой голос за человека, которому Пётр был обязан всем. Уже дважды в жизни, в обстоятельствах, навеки отпечатавшихся в его памяти позорным клеймом, он позволил трусости в своей душе взять верх. Но только не сегодня!

— Мне очень жаль, господин! — услышал Пётр свой собственный голос. — Мне очень жаль, но я не могу поддержать вас. Люди провозгласили имя моего дяди. Я должен помочь ему. Разумеется, вы сами это понимаете и видите.

— Ничего такого я не вижу! — яростно фыркнул Целер. — Генерал Родерик — император? Сама идея нелепа, он не продержится и недели. Что касается тебя, Савватий, могу ли я напомнить, что как офицер дворцовой стражи, которой я командую, ты попросту обязан поддержать именно меня? Откажешься — последствия будут очень серьёзными для твоей карьеры!

С этими словами Целер повернулся и направился к Мефодию, с которым вскоре погрузился в негромкий и серьёзный разговор.

К тому времени как Валериан добрался до Ипподрома, там собрался, казалось, весь Константинополь. Толпа разделилась на два основных противоборствующих лагеря: одни, подстрекаемые Зелёными, провозглашали императором Целера, другие, при поддержке Синих, требовали избрания Родерика. Вооружённые до зубов экскубиторы и дворцовая стража патрулировали громадный Ипподром, являвшийся точной копией римского Большого цирка.

Заметив Валериана, Родерик — чьё лицо выражало некоторую загнанность — торопливо подошёл к нему. Он был всё ещё силён и энергичен, несмотря на то что ему уже исполнилось шестьдесят восемь.

— Слава богу, хоть одно дружеское лицо! — воскликнул генерал. — Мне понадобится помощь, если дела обернутся совсем плохо. Эти игрушечные солдатики из дворцовой стражи открыто встали на сторону Зелёных и закрывают глаза, если бьют Синих, вмешиваясь, лишь когда нет другого выхода. Да и от Синих мало толку: они лишь нагнетают обстановку, провозглашая меня императором. Они с ума посходили, вот что. Я последний человек в мире, который достоин облачиться в императорский пурпур, — я понятия не имею, что с ним делать!

— Но вы должны, господин! — умоляюще воскликнул Валериан, давно знавший и любивший генерала и даже некоторое время служивший под его началом, во время приграничных конфликтов Рима и Персии, касавшихся сфер влияния двух империй. — Если Целер победит — не говоря уж о Виталиане или Ипатии — вы будете обречены!

— Ты правда так думаешь? Но последнее, чего я хочу, — так это претендовать на престол. Никому из них нет нужды меня бояться.

— Я это знаю! Знают и наиболее информированные люди. — Валериан вынужден был почти кричать, чтобы заглушить гул толпы, вливавшейся внутрь Ипподрома. — Но мы же говорим о безжалостных и коварных людях. Если любой из них станет императором, его первой задачей станет ликвидация тех, кто представляет хоть малейшую угрозу его положению.

— Я тебя услышал! — в голосе Родерика прорезалось отчаяние. — Но я был бы безнадёжен в качестве императора. Дипломатия, администрирование, проблемы с законами, религиозные диспуты — это всё не для меня.

— У вас были бы советники. Ваш племянник Пётр мог бы править кораблём, пока вы изучаете снасти, — простите мне эти морские метафоры. Он прямо сейчас находится в здании Сената, защищая вашу кандидатуру. И в любом случае вы были бы лучшим императором, чем кто-то из них, стремящихся лишь к собственному обогащению и власти.

— Ладно, хорошо! — безропотно кивнул Родерик. — Давай сделаем это. Передай экскубиторам и их сторонникам, что я согласен.

Через несколько минут торжествующие экскубиторы, по обычаю, заимствованному римлянами у германцев, подняли своего командира над толпой на сомкнутых щитах. Это возымело немедленный эффект: крики в пользу Целера начали стихать, зато вопль «Родерик Август» превратился в оглушительное ритмичное скандирование. Экскубиторы в сопровождении торжествующей толпы направились к Сенату.

Ударив своим жезлом о мраморный пол, Мефодий призвал Сенат к порядку. Предчувствуя принятие важного решения, сенаторы притихли и заняли свои места.

— Учитывая, что это чрезвычайная сессия, — задребезжал голос Мефодия. — Патриарх и я согласились отказаться от привычных молитв и речей, чтобы перейти сразу же к решению важнейшего вопроса, собравшего нас всех в этот час здесь: выбор имени преемника приснопамятного императора Анастасия, который, к прискорбию нашему, покинул нас нынешней ночью. Я вызываю Целера, командира дворцовой стражи, чтобы он обратился к Сенату.

Целер взошёл на трибуну, вскинул голову и крепко обхватил трибуну с обеих сторон — этот жест словно говорил о том, что этот человек способен взять в свои могучие руки ответственность за всю Империю и ему можно доверить управление ею.

— Римляне! Сограждане! — звенящий голос Целера разнёсся под сводами Сената. — Как покорный слуга нашей славной республики, я счёл бы легкомыслием для себя стоять в стороне в этот критический и опасный момент и не предложить свою кандидатуру для избрания нового императора. Это означало бы оставить опустевший престол на волю тех людей, кто недостоин носить царский пурпур. Узурпатор, слабак и некомпетентный человек — любой из них способен разрушить наше процветание и подорвать нашу мощь, поколебать нашу способность сопротивляться врагам, которые угрожают нам со всех сторон и только и ждут малейшего проявления слабости со стороны Рима: булгары, славяне и лангобарды на севере и западе, персы на востоке и дикари Эфиопии и Нубии на юге[17].

Давайте же внимательно посмотрим на тех, кто может запятнать древнейшее и почётное звание «Аугустус Романорум». Первый из них, Виталиум, — властолюбивый мятежник, уже дважды пытавшийся свергнуть нашего любимого императора Анастасия, увы, ушедшего сегодня от нас. Не должны мы забывать и того, что Виталиум принадлежит к этой жестокой и лживой расе — германцам. Более пятисот лет Рим терпит от этих варваров лишь агрессию и ложь. Арминий, Аларих, Стилихон, Гаинас — все германцы, сражавшиеся за Рим, рано или поздно Рим предавали. Можем ли мы ждать чего-то иного от Виталиана?

Целер оглядел суровые лица сенаторов и усмехнулся.

— Я думаю, мы все знаем ответ на этот вопрос. Далее. Ипатий. Профессиональный солдат, который стал командующим Восточной армией лишь благодаря покровительству своего дяди, покойного императора. Его военные успехи вряд ли способны кого-то впечатлить — он был побеждён Виталианом, когда скрепя сердце решился всё же выступить против него. Итак, если вы хотите, чтобы на престоле сидел сломанный тростник, Ипатий — ваш император. И, наконец, Родерик. — Целер сделал паузу и покачал головой, словно бы в весёлом недоумении. — Человек-недоразумение, полуграмотный крестьянин, который не мог даже имя своё написать, когда впервые приехал в столицу. Как императору, этому дряхлому старику, которому ещё несколько лет назад пора было удалиться на покой, пришлось бы ежедневно иметь дело с министерствами и департаментами, хозяйственными ведомствами и службами дворца, чиновниками и прислугой, тайными службами, губернаторами диоцезов и провинций... даже перечислять всех долго, а ведь я назвал лишь немногое из обязанностей императора. Как можно ожидать от обезьяны, что она поймёт устройство клепсидры? Хотел бы я напомнить вам и то, что Родерик, как и Виталиан, — германец, гот, варвар. По-моему, я сказал достаточно.