— Да ладно тебе! — рассмеялся он. — Я знаю женщин твоего сорта, Феодора. Немного лицедейства, не так ли? Думаешь, я не знаю, что ты выступала на сцене? Актриса всегда готова выкинуть трюк. Так позволь мне просветить тебя, моя дорогая. Ты теряешь с Юстинианом время. Почему бы тебе не разделить ложе со мной? Ты очень красива, я признаю это. Я заплачу тебе хорошие деньги.
— Ты мне отвратителен. Убирайся!
— Играешь в неприступность? Что ж, я не против добавить перчику, это возбуждает.
С похотливой улыбкой Прокопий обнял её за талию, а другой рукой приподнял подбородок Феодоры. Быстрым рывком она освободила голову, извернулась и впилась зубами ему в руку.
— Сука! — взвыл Прокопий, отдёргивая руку. Он уставился на отметины зубов и выступившую кровь.
— Ты за это поплатишься![44] — рявкнул он, повернулся и ушёл.
После свадьбы процесс передачи власти от Юстина к Юстиниану пошёл быстрее. Учитывая, что психическое и физическое здоровье старого императора ухудшалось, Юстиниан фактически в одиночку управлял государством. Через полтора года после свадьбы он официально был назначен соправителем, а Феодора получила статус императрицы. Четыре месяца спустя Юстин скончался[45], и его племянник стал полновластным правителем Римской Империи.
Памятуя совет Феодоры, Юстиниан отказался от личного участия в собственных начинаниях, передавая свои полномочия доверенным людям, — при их выборе он руководствовался своим природным чутьём и никогда не допускал ошибок. Он ориентировался не на знатность происхождения, а на способности и решительность своих избранников, и это заставляло недовольно хмуриться римских аристократов, угрюмо ненавидевших «выскочку из Тауресиума», — однако команда у него подобралась мощная, и поделать с этим ничего было нельзя. Чтобы упрочить свою власть, Юстиниан заключал со своими сторонниками долгосрочные контракты, таким образом разрушая вековые римские традиции краткого пребывания государственных чиновников на одной должности. Среди его военачальников — один из которых, Ситтас, женился на сестре Феодоры Комито — было два выдающихся и очень разных человека. Один — Велизарий, лихой кавалерийский офицер и ветеран — в двадцать один год! — персидской кампании; другой, гораздо более старший — Нарсес, евнух из захваченной персами Армении. Хрупкий и слабый на вид Нарсес был монофизитом и потому заслужил поддержку Феодоры. Опровергая сложившееся мнение о евнухах, Нарсес был смелым, честным и очень энергичным человеком.
Реализуя свой давний план реформирования римского права, Юстиниан приблизил к себе исключительно одарённого юриста и прекрасного администратора Трибониана. Для исполнения же строительных и архитектурных задач был избран великолепный инженер и архитектор, Артемий из Тралл. Наконец, для наведения порядка в государственных учреждениях и институтах им был призван человек, который уже однажды произвёл на него сильнейшее впечатление, ещё когда был жив Юстин: Иоанн Каппадокийский.
Верные Синие прикрывали Юстиниану спину, готовые кинуться на любого, кто посмел бы бросить вызов его власти. Теперь он чувствовал себя бесспорным хозяином положения — и настоящим правителем. Однако, не желая того, одним из своих нововведений он невольно посеял семена будущей смуты, которая едва не привела к падению его власти...
ДЕСЯТЬ
Каппадокийцы всегда плохи: ещё хуже
они на службе, ещё хуже — когда дело
касается денег, но хуже всего — когда
они едут на царской колеснице.
Воспрянув духом, с новыми силами — и при поддержке преданных помощников — Юстиниан взялся за воплощение своего грандиозного плана по восстановлению
Западной Империи и установлению единоверия на всей территории римского мира.
Ждали своего часа и другие проекты, столь же великие, но требующие меньше людей и затрат: реформа римского права; примирение с монофизитами, чьи ошибочные взгляды были основаны на простом заблуждении, — и это недоразумение могло быть разрешено на обычном заседании синода; улучшение правового статуса женщин в целом и проституток в частности — оба этих вопроса особенно близко к сердцу принимала Феодора; амбициозная программа строительства, в которой должны были найти отражение свершения, знаменующие начало новой главы в истории Рима; дипломатические миссии к персам и варварам с предложением о мире — это было необходимым условием для реализации задуманного.
Однако ещё нужнее для всего задуманного были... деньги! К большому сожалению, запас, который удалось накопить в казне при осторожном Анастасии, был почти полностью истрачен при Юстине — во многом из-за слишком частых срывов перемирия с персами. Постоянная угроза войны заставляла строить многочисленные укрепления вдоль восточной границы — в частности, больших и очень дорогостоящих крепостей в Даре и Месопотамии. Тем не менее Юстиниан был уверен, что Иоанн Каппадокиец, назначенный префектом, сможет решить эту проблему...
— Не бойся, цезарь! Я найду тебе деньги, — заявил Иоанн, когда они с Юстинианом сидели в личном кабинете императора. — Империя богата — нужно просто знать, где надавить, чтобы тебе дали всё, что нужно. Это как с актрисами, — он хмыкнул и потёр кончик носа. — Для начала посмотрим на чиновников высшего ранга — администрация перегружена ими, и все они держатся за свои синекуры, решая личные проблемы. Мы можем вычистить их ряды и положить конец злоупотреблениям. Затем привилегированные классы — богатые землевладельцы, богатые купцы... Ранее они ловко уклонялись от уплаты налогов, зная, как обойти закон. Налоговое бремя из-за этого ложилось на плечи бедноты и крестьян. Не пора ли положить этому конец, император? В отличие от своих предшественников, я не боюсь тряхнуть сливки нашего общества. Более того, мне удовольствие доставит прижать их так, чтобы они и пискнуть не могли. Думаю, и ты со мной согласен?
Иоанн заговорщицки подмигнул Юстиниану.
Император понимал, почему Иоанн так говорит, — в конце концов, они оба были «выскочками», простолюдинами, на которых аристократы смотрели свысока, и потому Каппадокиец стремился любым способом сравнять счёт. «Этот человек получил слишком много свободы, — с глухим раздражением подумал Юстиниан, — но считает себя незаменимым для императора и потому будет безнаказанно пользоваться своим положением».
— Я поставлю вопросы, которые ты поднял, перед Сенатом и советом, — Юстиниан постарался обуздать своё раздражение. — Не думаю, что они будут не согласны.
— Да кого волнует, даже если и будут? — усмехнулся Иоанн.
Он громко рыгнул, поудобнее устроил свой обширный зад на стуле и беззастенчиво почесал его.
— Вот так намного лучше! Да. Очнись, цезарь. Сенат и совет — анахронизм, единственный смысл их существования заключается в том, чтобы подарить аристократам иллюзию, будто с их мнением кто-то считается. В новой Империи им места не будет. Единственный, у кого в руках должна быть вся власть, — ты, император. Было бы куда лучше, если бы ты прямо сказал им об этом и прекратил бессмысленный фарс под названием «обсуждения в Сенате».
«Иоанн прав», — подумал Юстиниан, и пьянящее предчувствие близкого освобождения охватило его. Разве можно счесть случайностью то, что варвар, бедный парнишка из глухой деревушки в Дардании стал императором Нового Рима? Это настолько невероятно, что не может быть ничем иным, кроме божественного провидения. Бог послал ему в горестный час и Феодору — в этом тоже нет сомнений.
Окрылённый и взволнованный этими мыслями, он частично пропустил мимо ушей то, что префект толковал по поводу срочных и радикальных мер. В тот же день всем сенаторам и консулам, проживавшим в столице и её окрестностях, было послано распоряжение в течение трёх дней явиться во дворец на аудиенцию к императору.