Оттуда они коротким маршем прошли в Арсиною, расположенную на берегу Sinus Arabicus[29], откуда баржами переправились в порт Адулис на побережье Эфиопии, расположенный в тысяче миль к юго-востоку, на другой стороне залива. Благодаря попутному ветру они добрались очень быстро.

Затем в сопровождении местных проводников, присланных встречать их в порту, экспедиция отправилась вглубь континента, пересекла чахлую лесополосу и поднялась на каменистое плато, которое Валериан нашёл благословенно прохладным после изнуряющего зноя, мучившего их на берегу моря... Впереди возвышался огромный скальный массив, прорезанный узкими ущельями; у входа в одно из них и разбили лагерь на ночь. На следующий день корпус прошёл по Великому Пути — таково было название ущелья, — и по дороге римляне видели поразительные и постоянно меняющиеся ландшафты: рощи мимоз и лавра, цветущие долины, сосны и пихты на склонах гор — а ведь это была Африка, а не Исаврия или Кавказ, всё время напоминал себе Валериан, — а выше росли кактусы причудливой формы.

За перевалом пейзаж резко изменился; теперь тропа резко поднималась вверх, вдоль острых скал — кошмарного нагромождения пиков и утёсов причудливой формы; некоторые напоминали клыки, другие были плоскими, словно громадные столы или укороченные колонны. Между скалами пролегали овраги и ущелья, заваленные камнями. В течение нескольких недель колонна медленно двигалась на юго-запад, пробираясь сквозь эту дикую пустыню, где единственным напоминанием о присутствии человека была лишь одинокая каменная крепость, удивительным образом притулившаяся на вершине почти отвесной скалы. Наконец, ко всеобщему облегчению, тропа стала спускаться вниз, местность — понижаться, и безжизненные скалы уступили место плодородной степи-вельду — волнующемуся морю разнотравья, пересечённому кристально чистыми ручьями, на берегах которых росли величественные сикаморы. Песок был испещрён следами многочисленных антилоп, а ещё им встретились странные низкорослые лошади в черно-белую полоску.

Несмотря на то что, по расчётам Валериана, — если великий географ Птолемей не ошибался — они теперь находились примерно посередине между линией тропиков и экватором, климат из-за высокогорья здесь был скорее умеренный, тёплый, но не жаркий днём и прохладный ночью. Они миновали множество деревень — это были скопления конусообразных хижин, окружённые высоким частоколом. Жители деревень — высокие, смуглые, но не чернокожие; к удивлению Валериана, они были арабами, а не неграми — с удовольствием обменивали на кристаллы соли свежее молоко, хлеб и мясо. Всё это чрезвычайно обрадовало солдат, до этого многие недели находившихся на суровом и скудном пайке, состоявшем из сухарей и вяленого мяса.

Достигнув центра этого Элизиума, экспедиция подошла к воротам города Гондар[30], стоявшего на вершине холма большого поселения с каменными домами, лавками и храмами. Здесь должна была состояться встреча с королём Аксума.

Когда солдаты встали лагерем у стен города, Валериан вспомнил ту судьбоносную встречу в столице Империи, когда и была запланирована эта экспедиция...

В самом начале правления императора Юстина, в тот же год, когда друг Валериана Пётр Савватий стал консулом и получил имя Юстиниан — во дворце сочли, что это имя больше подходит племяннику императора, — Валериан получил приглашение во дворец. Юстиниан также был вызван.

Силентиариус провёл друзей в зал аудиенций, где уже сидели император Юстин, одетый в простую солдатскую тунику. Он ненавидел носить императорские регалии — диадему и порфиру — и при каждом удобном случае старался избежать этого. Рядом расположился высокий румяный гигант, в котором Валериан узнал Иоанна Каппадокийского[31], одного из армейских командиров и военных советников императора. Юстин помахал друзьям рукой, приглашая сесть на скамью.

— Зу-Нуваса вторглись в Arabia Felix![32] — сообщил Иоанн со своим заметным анатолийским акцентом. — О чём это вам говорит?

Он испытующе посмотрел на Валериана и Юстиниана.

Когда после долгой паузы ответа так и не последовало, Иоанн демонстративно вздохнул и продолжил:

— Кризис, господа, вот что это значит! Кризис, связанный с шёлком, специями и христианством.

Легко подняв своё массивное тело со скамьи, Иоанн подошёл к висевшей на стене большой карте, изображавшей Аравийский полуостров, Арабский залив и прилегающие побережья Африки. Взяв указку, он постучал по юго-западной оконечности Аравии.

— Арабия Феликс — Счастливая Аравия — родина древнего народа сабеев. Она входит в сферу влияния Эфиопии, которая распространила свою власть через пролив, который арабы называют Баб-эль-Мандеб — Ворота Слёз — из-за частых кораблекрушений, вызванных сильным течением. Счастливая Аравия сейчас фактически является колонией Эфиопии. Эфиопия — я уверен, что мне нет нужды напоминать вам об этом, — была христианской страной последние два столетия; сабеи были совершенно счастливы и, по-видимому, отказались от своего примитивного культа солнца и луны в пользу веры новых хозяев.

Юстиниан негромко заметил:

— Я не очень понимаю, при чём здесь Константинополь.

Иоанн нетерпеливо и картинно закатил глаза.

— Дай мне силы, боже... Эфиопия — христианская страна и, таким образом, имеет право на защиту и поддержку христианского императора. И контроль Эфиопии над Аравией фактически означает римский контроль над проливами.

— Простите мою глупость! — Валериан был явно уязвлён ехидным тоном Иоанна. — Эфиопы — христиане-копты, другими словами — монофизиты, А это означает — еретики. Так почему Рим должен поддерживать их? Кроме того, насчёт римского контроля над проливами... почему это так важно?

— Внутри Империи монофизиты — еретики, верно. Но вне её границ мы не можем себе позволить столь сурового отношения, — Иоанн говорил неторопливо, словно объясняя урок бестолковому ученику. — Если мы хотим расширить влияние Рима и заключить союзы с нашими соседями, мы должны быть терпимее. Что же до контроля Рима над проливами, — мне казалось, это совершенно очевидно, но если это не так, то я...

— Дядя! — перебил его Юстиниан с несвойственным ему жаром. — Неужели мы должны мириться с грубостью этого человека? Полагаю, немного вежливости — это не слишком суровое требование к разговору?

Юстин неловко поёрзал в своём кресле и смущённо улыбнулся.

— У него просто такая манера, племянник, ничего личного; он и со мной так говорит. Постарайся смириться с его прямотой. Я терплю её, ибо советы Иоанна всегда превосходны и полезны, ибо даны без страха и пристрастности. — Он повернулся к другу: — Иоанн, постарайся запомнить, что Флавий Юстиниан является любимым членом моей семьи, а Валериан — комес и римский офицер, имеющий большие заслуги. Немного такта не повредит.

— Я постараюсь запомнить это, твоё величество! — Иоанн склонил голову в притворном смирении, а затем продолжил с преувеличенной вежливостью. — Если позволено мне будет продолжить, то римское владычество над проливами важно для нас по двум причинам. Стратегически Рим выиграет, закрепившись в Аравии, — это позволит противостоять влиянию Персии, в то время как дружественная нам Эфиопия могла бы со временем и вовсе стать «карманным королевством», прокладывая нам путь к экспансии в Восточную Африку. Возможно, Рим навсегда потерял западные провинции, но кто сказал, что он не может расширить свои границы на юг и на восток — во владения пресвитера Иоанна и Александра? Это только мысли, конечно...

В коммерческом смысле проливы также имеют огромное значение, ибо владеющий ими контролирует морские пути, по которым везут специи из Индии и шёлк из Серики[33]. Специи необходимы нам для сохранения мяса зимой. Шёлк же хоть и не для широкого потребления, но всё же имеет большое значение в римском обществе, подчёркивая престиж владельца, — он как награда за заслуги. Но мы не должны забывать и того, что специи и шёлк столь же важны и для Персии — вечного врага Рима. Формально сейчас мы в состоянии мира, но на самом деле отношения между двумя нашими Империями я бы назвал «холодной войной» — особенно на торговом фронте. Поскольку Персия контролирует сухопутные торговые пути, она теоретически может в любой момент перекрыть этим товарам путь в Рим. Именно поэтому контроль над морскими путями имеет огромное значение.